Обезьяны

На глаза Буснеру попалась кучка старших подростков, они явно прогуливали школу – ни одного взрослого поблизости. Наверное, я старею, подумал именитый психиатр, как еще объяснить, что меня выворачивает от одного вида обезьяны с кольцом в носу? Все машут лапами – мол, это модно, это украшение, а я, если вижу такое, только и хочу, что спросить – можно сморкаться через кольцо, когда ты простужен?

У прогульщиков был с собой музыкальный центр, включенный на полную мощность. В данный момент воздух сотрясал популярный регги-хит последнего времени «Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй, убили бонобо, убили бонобо, убили, ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что», под который они чистили друг друга в небрежной манере, свойственной всем старшим подросткам во всех уголках планеты. Буснер остановился, залаял в их сторону и замахал лапами:

– А ну выключите эту штуковину немедленно! Вы прекрасно знаете, что в парке запрещено слушать громкую музыку «уч-уч»!

Те глянули в сторону Буснера, запустили пальцы поглубже друг другу в шерсть и, как по команде, расхохотались ему в морду. Буснер решил было задать им перцу и оглянулся, с удовольствием отметив, что Эрскин, Чарльз и Карло уже стоят у него за спиной, готовые ринуться вперед. Но среди юных нахалов было всего три самца, да и те шелудивые, худосочные и неухоженные. Мои разорвут их в клочья, щелкнул про себя пальцами Буснер, почесывая задницу, какой интерес возиться со слабаками, скука одна.

Группа Буснера продолжила путь по холму. Скамейку, на которую положил глаз именитый психиатр, занимали трое бродяг. Как так можно – еще и половины одиннадцатого нет, а эта троица уже вдрызг пьяна, самцы, хоть и сидят, шатаются, передавая из лап в лапы бутылку, и лишь каким-то чудом не падают на дорожку. Похоже, все трое страдают алкоголизмом в последней стадии – ни один не потрудился по-шимпанзечески одеться, шерсть у всех свалявшаяся, нечищеная, выпадает клочьями. На груди ясно видны ожоги от сигарет, носы испещрены вздутыми венами и кровоподтеками, глаза у всех заплывшие, едва различают, что происходит вокруг.

Буснер подчетверенькал к скамейке и тихонько кашлянул, жестом показав своей группе приблизиться.

– Вот посмотрите, ребята, – развел лапами Буснер, когда те поравнялись с ним, – перед вами «уч-уч» один из ярчайших примеров того, сколь прискорбно моральное состояние современной цивилизации…

– «Хууу» вожак, – схватил его за палец Эрскин, – неужели ты собрался угостить нас очередной лекцией?

– Эрскин, ты нарываешься «ррряв»! Лапы прочь! Когда я захочу узнать твое мнение, я им поинтересуюсь. Итак, как я показывал, эти бездомные, грязные бродяги, чьи мозги насквозь пропитаны этиловым спиртом и неспособны мыслить, представляют собой тех самых козлов отпущения, над которыми обожает издеваться наше общество, причем издеваться с особым наслаждением. Я же, в отличие от многих моих коллег по профессии, почему-то называемой «уч-уч» [врачеванием. – У.С.], не вижу ни единой причины описывать состояние этих несчастных как патологическое. Я, скорее, наблюдаю здесь синдром, совокупность симптомов, которые…

Тут Буснер почувствовал, что один из бродяг решил ему возразить, прибегнув, однако, к жестикуляции невербального толка. Инстинкт заставил именитого психиатра обернуться, и он увидел, как самый забитый, самый засраный из троих встает на задние лапы и замахивается на него бутылкой из-под хереса. Буснеровы дети подняли вой.

– «Хууу» держите себя в лапах, – махнул им Буснер одной лапой, другой обезоруживая бродягу. Схватив бутылку, он вылил ее содержимое на землю. Лицо нападавшего приняло такой вид, словно ему всадили в сердце нож и в песок тонкой струйкою уходит сама его жизнь.

Не долго думая, Буснер огрел алкаша по физиономии, и тот рухнул на скамью к своим товарищам. Этим именитый психиатр не ограничился и угостил каждого из бродяг порцией ошеломляющих хуков, не переставая рычать:

– «Ррррряв! Ррррряв! Ррррряв!» – На бродяг это произвело должное впечатление, и даже Буснеровы подростки присели от страха. – Я делаю это, – нравоучительно сложил ладони Буснер, – ради вашего же блага. Судя по виду твоего приятеля, – Буснер махнул лапой в сторону третьего бродяги, залитого блевотиной и соплями, явно страдавшего от одышки, – ему срочно нужна медицинская помощь, и самолечение хересом – не тот курс, который я бы ему назначил.

Буснер взгромоздил на переносицу очки, извлек из внутреннего кармана пиджака блокнот и карандаш, черкнул несколько слов, вырвал листок и влапил бродяге, который напал на него с бутылкой. – Здесь адрес Тони Валуама, у него клиника на Чок-Фарм, до нее и ползти-то всего ничего, так что, я полагаю, вам хватит сил туда добраться. И я очень советую вам это сделать. Тони предложит вам отличную программу по детоксикации – она у него для всех, никакой волокиты и бумагомарательства. Впрочем, мне кажется, вы не очень-то способны позаботиться о себе, так что я и мои ребята немного вам поможем.

– Парни, тоооовсь! «Хуууу-граааа».

Подростки поняли Буснера с полужеста и приступили к исполнению. Чарльз и Карло проявили особый энтузиазм – оторвали алкашей от скамейки и погнали к воротам парка, с удовольствием охаживая со всех сторон задними и передними лапами. Опекаемые жалобно ныли, пару раз попробовали сбежать, но в конце концов взялись за лапы и поволоклись вверх по Примроуз-Хилл-Роуд, то и дело вытаскивая друг друга из придорожной канавы.

Завершив операцию, подростки покорно вернулись к скамейке, где теперь величаво восседал именитый психиатр. Троица понимала, что ее ожидает окончание начатой вожаком лекции о социальной ответственности, но едва они присели перед скамейкой на корточки, как вожак встрепенулся – из северной части парка донеслось громкое уханье:

– «ХУУУУУ-УУУУУУ-УУУУУУ! Хууууу-ууууу-уу-Уаа-ааа!»

Экс-телезвезда отозвался:

– «Хууууууу! Хууууууу!» – и обернулся к своим: – Это старина Уилтшир, его клич я узнаю и в шторм, и в бурю. Мне нужно сползать к нему почиститься. А вы пока порезвитесь тут минут пять…

– Вожак, а можно мы поохотимся? – показал Эрскин, которому все еще не надоело искушать судьбу.

– Поохотимся? В каком смысле «хуууууу»?

– Я видел белку – на деревьях, там, где Прыгун пытался припарковаться. Думаю, мы ее в два счета «ррряв!» поймаем, если примемся за дело втроем.

Буснер оскалил нижние клыки и потрепал Эрскина по загривку.

– Отлично, раз ты так уверен, валяйте, но если через пять минут вас не будет там, где нас высадил Прыгун, вам придется до вечера бегать тут без меня.

– Спасибо, вожак, – отмахнул Эрскин, и троица покатилась вниз по холму, визжа от удовольствия и возбуждения.

Буснер проводил их взглядом, невольно ухая – так ему нравилась представшая глазам картина. Затем, удостоверившись, что молодежь его не видит и не чует, очень-очень-очень осторожно и медленно поднялся со скамейки. Удары, которыми он осыпал бродяг, вовсе не пошли на пользу его артритным лапам, но показать это своим чадам он не смел – те не оставят от него мокрого места.

Продолжая ухать, именитый психиатр направился на вершину холма. Уилтшир, один из самых старых его союзников, был, как и Буснер, самец занятой, так что им не удавалось почистить друг друга чаще, чем два-три раза в году. И вот их дороги пересекаются этим самым утром! Какая удача – ведь Уилтшир не просто врач, а еще и знаменитый на весь мир импресарио. Случай с шимпанзе, который воображает себя человеком, просто не может его не заинтересовать.

Двое шимпанзе встретились посреди асфальтовой дорожки на самой вершине холма и бросились друг другу на шею, отчаянно пыхтя, целуя в нос, глаза и губы, а затем уселись чиститься. В шерсти под мышкой у Уилтшира оказалось полным-полно опилок, и Буснер принялся было нежно их оттуда извлекать, но дело не заспорилось, и Уилтшир замахал лапами:

– Дай-ка лучше я «ух-ух-ух» рассмотрю тебя хорошенько, старина. Я не запускал пальцев тебе в шерсть уже… Вожак мой, уже месяцев шесть…

– Почти год, – отмахнул Буснер. – «Мы виделись на презентации какой-то книги, но оба были немного пьяны, так что, боюсь, ты не помнишь, о чем мы тогда месили воздух, да и я тоже.