Обезьяны

Да, мы, они, нас, мы дети. Дети, играем тут, как шимпанзе в ночных джунглях. Мы – ни к чему, нам нечего делать в настоящем с его доведенной до логического конца самодостаточностью, с его антиисторической страстью к самому себе. Мы просто братья и сестры в большой семье, деремся за обладание единственным ящиком с игрушками. Нам позволено приходить сюда и вести себя таким вот образом, пока в других местах живет смысл. Стоит ли в таком случае удивляться, что нам не остается ничего, кроме как стремиться к совершенно дурацким целям – выгнать прочь ее, соблазнить его, соорудить какую-нибудь площадку, с которой, разбежавшись, мы можем перепрыгнуть бездну. Ну а вдруг упадем? Вдруг вооруженные люди, какая-нибудь шайка югославских головорезов, нападут на клуб? Захватят всех этих милых людей и расстреляют, возьмут этих симпатичных девушек и изнасилуют?

Шайка югославских головорезов ворвалась в клуб «Силинк». Они уложили всех, кто был у входа, расчистили себе дорогу вниз, стреляя от бедра.

– Только для членов клуарррххххх… – вот все, что успела сказать Саманта – это была ее смена, – прежде чем пять пуль из калаша разорвали ее на части, хотя не в том смысле, в каком она всегда хотела быть разорванной на части. Стрелки? разбежались по коридорам. Двое ринулись вниз по лестнице к туалетам, двое ворвались в главный бар, один остался у входа, на стреме.

Появление в баре двух человек с оружием не произвело никакого эффекта. Гам стоял такой, что сквозь закрытые двери шум у входа был воспринят просто как шум, ничего особенного, вытолкали, наверное, взашей пьяного – или, наоборот, впустили.

Получив в силу экстренных обстоятельств временные, хотя и виртуальные, членские билеты, гости неподвижно стояли у входа, автоматы у бедра, патронташи свисают с пропотевшего камуфляжа. Они устали, чертовски устали, а тут целая толпа разодетых людей, пьют коктейли, курят американские сигареты – зрелище ошеломило их. Что же до постоянных членов клуба, те даже не заметили «новеньких». Для завсегдатаев одеты невзрачно, наверное менеджеры из какой-нибудь независимой фирмы звукозаписи, – подумали те, кто краем глаза все же заметил пришедших. А может, ребята из рекламы, любители повыпендриваться.

Вторжение было настолько незаметным, что одна пухленькая юная девушка в черном бархатном платье, с обнаженной спиной, сидевшая в кресле рядом с дверью, вежливо попросила одного из гостей, более высокого и вонючего, убрать ствол автомата, потому что он щекочет ей лопатку.

Бандиты тут же пришли в себя и с угрюмым видом зашагали к бару. Навстречу им, не выходя из-за стойки, направился Джулиус. Автоматчик смерил бармена взглядом. Он был еще мальчишка, но на его лице читались пережитые кошмары – коллаж из самых разных цветов, длинные зеленые мазки тошноты на белом грунте страха, круги красного гнева и отсвет синюшной смерти. Он уже дней десять не брился, щетина постепенно превращалась в бороду. От него разило каким-то гадким деревенским самогоном. Вместо глаз, казалось, тугая паутина из вен, распухшие мозги дымятся от перегрева.

– Да будет мне позволено, сэр, – торжественным, низким тоном пропел Джулиус, – утолить вашу благородную жажду.

Головорез был не из тех, с кем можно так разговаривать, – вдобавок, он не понимал по-английски. Возможно, в противном случае дело обернулось бы иначе – немного выпивки, пара разговоров, серия статей о югославском конфликте в нескольких газетах сразу. Но он не понимал и потому схватил Джулиуса за бабочку и со всей силы треснул его головой о металлическую стойку бара. Раздался громкий хруст – коктейльмейстер остался без челюсти. Стало ясно, что добром все это не кончится.

Случившееся, наконец, заставило посетителей замолчать, однако не сразу. Те, кто был ближе к бару, видели, что произошло, и сидели с отвисшими, хотя и не сломанными пока челюстями. Другие, подальше, услышали, что у бара воцарилось молчание, и тоже заткнулись. Но те, кто сидел дальше всех, в нишах у стены – включая и компашку с прихлебателями, – продолжали мило болтать, пока через пару секунд кто-то, произнося слова «да что этот кинокритик вообще понимает в боевиках…», не повернул голову в сторону бара и невольно не осекся.

– Саймон? – Маленькая, изящная лапка Сары легла ему на колено. Художник оторвал взгляд от стакана, в котором разглядывал это альтернативное будущее. – С тобой все в порядке?

– Да-да, порядок. Просто достало тут торчать.

– Меня тоже, – ответила она и добавила: – Отличная штука эта экстази.

– Гммм… наверное… гмм…

– Может… может, пойдем отсюда куда-нибудь?

– Куда?…

– Куда-нибудь.

Глава 5

Чтобы окончательно покинуть «Силинк», компашке потребовалась целая серия неудачных попыток. Каждый раз, когда они, давясь от смеха, вроде бы собирали кворум, выяснялось, что кто-то из участников голосования снова отсутствует. Каждый раз назначали эмиссара, который отправлялся искать блудного компаньона в ресторан, в зал с телевизорами, в сортир. Но к тому времени, когда очередной нунций успешно завершал свою миссию и приводил заблудшего, выяснялось, что пропал кто-то еще. Фиджис, например, постоянно исчезал в попытках снять себе парня, равно как и Джордж Левинсон, а Табита только и делала, что ходила взад-вперед вдоль стойки, приманивая своей соблазнительной гривой одного урода за другим.

К компашке вознамерился присоединиться Джулиус. Он знал какой-то сносный кабак неподалеку. Кажется, на Кембридж-Сёркус. Кажется, там торгуют сраным лондонским кокаином и уж точно можно неплохо выпить. Но на этом проблемы не заканчивались – надо было не просто собрать вместе нужных людей, но и отсеять нежелательных. Употребленные наркотики отнюдь не упрощали решение данной задачи, наоборот. Белая голубка вызывала у «прихвостней» непреодолимое желание общаться не хуже, чем жара в клубе – потоотделение. Все присутствующие были достойны их внимания – и включения в их жизнь.

Пока веселые ребята орудовали ножницами, монтируя эпизод под названием «Компашка уходит из клуба», Саймон почти успел соблазнить одну полузнакомую девицу – он помнил ее по какой-то тусовке, на которой, кажется, не присутствовал, они тогда болтали про дадаизм. На сей раз он сказал ей:

– Вообрази, что я – твое Дада. Я буду заботиться о тебе, защищать…

– А потом растлишь меня? – захихикала собеседница, озарив его виннозубой улыбкой и отбросив волосы за спину – он терпеть не мог, когда женщины так делают, но решил не обращать внимания.

– Именно так.

Художник пошел на нее как посадочный модуль лунной экспедиции, намереваясь убрать ступоходы в тот момент, когда коснется пористой поверхности спутника Земли… как вдруг кто-то дернул его за пиджак. Саймон повернул голову и заглянул в глаза Кена Брейтуэйта.

– Так-так, – укоризненно произнес самокритичный перформансист, – а мы давно ждем тебя у входа. И Сара, и все-все-все.

– Все, кроме тебя, – ответил Саймон и, не возвращая голову в исходное положение, пошел спиной вперед – непростой трюк – к лестнице, прочь от девицы.

В конце концов они покинули «Силинк» – самыми последними. Саманта как раз выставляла за дверь осевших на дне клуба клиентов. Компашка преодолела крутящуюся дверь и продолжила крутиться уже на улице – Д'Арблей-стрит. По труднопроходимым горным тропам города Лондона двигались: солнечные мальчики, веселые девочки, плюс Джордж, плюс неуклюжая девица, плюс ее молодой человек, плюс плагиатор Гарет. Эскорт составляли еще три персонажа – даже не второго, а третьего-четвертого плана, безымянные, но незаменимые: какая-то высокая, хищного вида особа в сером платье с черным корсетом поверх него – ей приглянулся Джордж, наверное, до нее не дошло, что он голубой, а может, это была вовсе и не женщина, так она себя вела; какой-то адвокат из шоу-бизнеса, который недобрал кокаина и только и делал, что говорил про жульничающих жуликов и легализацию нелегальных доходов; и какая-то милая особа, которую Саймон регулярно видел в клубе, очень-очень симпатичная, шелковые волосы, стройная фигурка, девчачье платьице, расклешенное от бедер. Слишком юно выглядит для завсегдатая «Силинка», трудно вообразить ее где бы то ни было, кроме как в детской под одеялом, засыпающей при свете ночника с диснеевскими картинками на абажуре.