Страница 35 из 57
Она поймала мой взгляд.
– Уборщицы перестали ходить, а я все никак не могу подобрать новых. По-моему, я здесь уже всех перепробовала. Гилберт – чудо, но не может же он делать все!
– Так они с Пенни пока еще здесь? – рискнул я спросить.
– Ну да И в данный момент. Они постоянно здесь. По-моему, это для вас не новость.
– А как Эшли?
– Он в школе.
– Да что вы? И как его успехи?
– Успехи? – Китти была явно озадачена.
– Простите, я только…
– Теперь он большую часть времени проводит там. Стал гораздо послушней, чем был. Мы придумали новую систему. Если он идет в школу, то по возвращении домой его ждет подарок.
– Какой подарок?
– Ну, разумеется, что-нибудь приятное. То, с чем ему нравится играть.
– Вы имеете в виду, скажем, миномет, или огнемет, или…
– В своем доме, Дуглас, мы не признаем никаких милитаристских игрушек!
– Простите, нечаянно вырвалось. А чья это идея насчет подарка?
– Эшли.
Из всех пришедших на ум междометий я выбрал то, которое выражало принятие мной полученной информации. Параллельно с маленьким спектаклем насчет возмущения милитаристскими игрушками Китти вошла в привычный для нее навеянный кино образ офицерской вдовы, демонстрируя при этом такое самообладание, о котором буквально никто и никогда даже мечтать не мог, и так далее. Я решил про себя, что когда-нибудь все-таки надо начать, и спросил:
– Так что у вас новенького?
Она вновь перешла на беспечный тон:
– Как, вы не слыхали? По-моему, уже знают все! Мой муж меня бросает. Он решил сбежать из дома с молоденькой.
– Возможно, у него это еще на стадии Байрейта? Ну, как бы еще не развилось до конца…
– Нет, все гораздо серьезней! Он приучил себя не жить в роскоши.
– Рой вернется! Он ее долго не вынесет. Такое человеку не под силу.
– Вернется, чтобы сорваться опять! Отыщет какую-нибудь с такими же… соблазнами. Нет, он не вернется! Это не в его правилах. Не думайте, что я так говорю от отчаянья! Я – свидетель подобного много лет назад. Господи, он – человек, и ничто человеческое ему не чуждо! А разве это не человеческая потребность – избрать себе новый путь в будущее, вместо того чтобы вновь возвращаться долгим путем назад, в то прошлое, что ты когда-то оставил? Вы не возражаете, если мы выйдем на воздух? Мне начинает казаться, что атмосфера этого дома действует на меня угнетающе.
Я и сам, в меньшей степени, чем она, но уже начал испытывать сходное чувство, потому поспешил поднять вверх раму центрального высокого окна, и мы с Китти по очереди, пригнувшись, выбрались наружу. На небе слегка развиднелось. Мы направились вперед к лужайке, и тут явилась Пышка-Кубышка, вылетев из-за угла разваленной теплицы со старым сандаликом в зубах. Бросив его неподалеку, она принялась с бешеной силой на нас кидаться, сопровождая прыжки тоненькими повизгиваниями и порыкиваниями; затем, на сей раз уже с лаем, она что есть духу припустила к зарослям рододендронов, привлеченная каким-то существом или движением листвы. В глаза бросились лысые пятна в этом месте лужайки.
– Это все из-за кедров, – сказала Китти. – Из-за иголок или чего-то там еще. В общем, губит траву. Ничего нельзя с этим поделать.
– Вы сумели привлечь кого-нибудь ухаживать за садом?
– Да нет как-то. Немного стрижет траву Кристофер, потому что ему нравится ходить с косилкой. И пару раз Рой приглашал компанию студентов, но они вместе с сорняками выпололи массу культурных растений. Как бы то ни было, сейчас это уже не имеет значения, верно? Пусть у нового владельца голова болит.
– Господи, неужели вы уже решили продавать дом? Ну а если…
– Мне необходимо переехать в другое место. Ах, здесь столько всего произошло! Слишком много сказано такого, что нельзя ни исправить, ни зачеркнуть. Столько лет прожито. Нет, я сама так решила. Рой не прочь, чтоб я жила здесь сколько захочу. Как я уже говорила, ничто человеческое ему не чуждо.
Мне показалось, что в ее последних словах я уловил отзвук логики значительно более высокого трагедийного звучания, чем это было свойственно уже закрепленному ею уровню драматургии, и торжественно кивнул. В это время из-за густой зеленой самшитовой изгороди возникла небольшая компания, направлявшаяся к нижней лужайке. Я узнал Кристофера Вандервейна и Рут Эриксон. Двое других были мне незнакомы; один молодой человек нес в руках фотоаппарат, и что-то похожее болталось у него через плечо. Мы с Китти постояли возле огромной куртины роз, весьма логично перемежавшихся с чертополохом, как бы представляя собой иллюстрацию из книги об англо-шотландских взаимоотношениях.
– Что теперь с ним будет? – спросил я, кивнув в сторону Кристофера.
– Не знаю. То же самое и с Пенни. Очевидно одно: ни он, ни она не пожелают прислушаться к советам.
– И вообще не станут слушать кого бы то ни было.
– Им ничего сказать нельзя; все отлетает как от стенки. – Скрестив кисти, она не без труда обхватила пальцами манжеты своего платья-халата, взглянула на меня, помолчала, снова продолжала: – Дуглас, дорогой, у меня ничего уже в этом доме не осталось! Ничегошеньки, совсем!
– У вас есть Эшли.
– Я не могу с ним справиться. Это достаточно трудно в отсутствие Роя. Надо постараться кого-нибудь подыскать в дом, чтоб за Эшли присматривал. Вот над чем придется мне, так или иначе, поломать голову. Но только и всего. Любовника у меня нет, и я не думаю, что после всего этого он мне нужен. Я совершенно ничего не умею делать, я не музыкант, не писатель, не актриса, даже быть секретаршей или машинисткой и то не смогу. Для меня существовал только Рой и его мир. А теперь… теперь этого нет. Я – ничто! Ничто!
– Вы не должны так говорить!
Возможно, мои слова невольно напомнили Китти что-то. Потому что внезапно ее глаза, до того широко раскрытые и затуманенные, сузились и сверкнули.
– Вот и Рой так говорит. Неужто вы не верите мне, Дуглас? Не верите тому, что я рассказываю о своем состоянии?
– Ну конечно же верю, – произнес я как можно убедительнее, не соображая, верю ли в действительности и насколько.
– Может, и верите. Вы, как Рой. По-моему, вы оба верите, но не очень; это все из-за моей манеры рассказывать вы мне не очень верите. Или вам просто не нравится, как я говорю. Скорее всего, я говорю так, только когда измучена, когда сердита или когда что-то не выходит. Я все понимаю, но никак не могу остановиться. Мне бы всегда отделываться фразами «я сыта по горло», «пошло все к черту», «какой мерзавец» и тому подобное, тогда при всякой такой ситуации все встанет на свои места, и вы оба мне поверите. Только мне уже поздно переделывать себя! Видите ли, Дуглас, вплоть до того момента, когда обрушивается несчастье, я даже мысли о том, что может случиться ужасное, не допускаю.
– Я понимаю, – сказал я и поцеловал ее в щеку.
– Спасибо вам! – Она на мгновение прильнула ко мне. – Вы милый. Вы такой милый!
– Никакой я не милый. Не сделал ничего, чтобы вам помочь. Не смог придумать ничего, чтобы изменить ситуацию, а что до того, чтоб попытаться его удержать, хотя бы попридержать от задуманного шага, ну да, я попытался, наверное, раз или два, но даже…
– Ничего не поделаешь! Все кончено. И вы этого не можете не чувствовать.
– Я и сам не пойму, что чувствую.
– Словом, мне просто придется с этим смириться. Какой бы горькой ни была правда Во всяком случае, надо пережить это в одиночку, я в этом убеждена. Иного не дано. Вам удалось убедить меня, что такое возможно, даже для такого человека, как я. Вы возродили во мне веру в жизнь.
Наверное (подумал я без особой неприязни, но не без раздражения), гораздо полезней для нее, если б я, наоборот, погасил в ней эту веру. И в то же самое время мне стало стыдно за то, что я попустительствовал Рою. И я сказал:
– Хотел бы как-то помочь вам практически!
Тут выражение ее глаз снова резко переменилось:
– По правде говоря, я собиралась просить вас о крохотной услуге, если вы не возражаете.