Девушка лет двадцати

На письменном столе затренькал телефон. Недолго думая, я направился в коридор. Там с телефонной трубкой в руке стоял Рой. Завидев меня, взглядом и кивком пригласил подойти; я подошел; он водил пальцем по странице приоткрытого потрепанного телефонного справочника. На обложке я углядел вечно казавшееся мне пустым утверждение, будто только здесь и можно обнаружить любой необходимый номер телефона.

– Уж давно собирался это сделать, – сказал Рой с видом серьезным, сосредоточенным. – Нельзя им позволять скрываться вот так с… Отдел справок? Добрый день. Простите, не поможете ли?… Уверен, поможете. Так вот: на днях вечером, если точнее, то во вторник, где-то в Челси на одном из приемов я познакомился с одним очень симпатичным типом и его женой. Лет сорок – сорок пять, чуть полноват, темноволосый, волосы редковаты, представился сотрудником рекламного агентства. Что еще… курит сигару. Жена на пару лет моложе, пожалуй, скорее худощава. Позвольте, я закончу, я почти договорил. Ага, на ней было зеленое платье с широким поясом, клипсы, вроде такие, как носили в конце восемнадцатого века; у них двое детей, мальчик и девочка, оба школьного возраста. Пожалуй, это все, что я помню. Надеюсь, этого достаточно… Разумеется, надо, чтобы вы назвали их фамилию, чтоб я мог найти в справочнике номер их телефона. Видите ли, мне необходимо с ними связаться… Но если бы я знал фамилию, то смог бы узнать их телефон, как любезно сообщает пухлый справочник, который у меня в руках. Потому-то в первую очередь к вам и обратился, что не знаю их фамилии… Не можете назвать? Тогда какого черта вы существуете?

И с видом победителя он бросил трубку.

– Даже чуточку жалко девицу. Ей-богу, милый такой голосок. Надо было сказать, чтоб позвала начальство. Ладно, завтра. Мне необходимо их разыскать. Что это с вами?

– Ничего. Думаю, таких данных вы ни в одном новейшем справочнике не найдете.

– Нет, я из принципа! Хотите выпить?

– Нет, благодарю. А вы пейте.

– Уж я-то выпью, будьте уверены!

Он провел меня слегка вперед по коридору, после чего щелкнул выключателем в небольшом закутке (во всем доме было довольно темно), и передо мной возник приземистый холодильник и пара полок, заставленных немытыми в массе своей стаканами, а также пустыми в массе своей бутылками. Морозильник был сущий айсберг в миниатюре, однако Рою все же удалось вытянуть оттуда формочку со льдом, и он кинул несколько кубиков в относительно чистый стакан. Затем увлек меня в гостиную, налил поверх льда граммов сто пятьдесят скотча и хватил значительную часть. Замечу, с той же решительностью, с какой говорил по телефону. Мы открыли рот одновременно, но Рой кивнул мне, уступая очередь.

– Простите! Так вот, Рой, я передумал насчет услуги, о которой вы просили. Можем договариваться, называйте удобный вам вечер.

Он повернулся, нацелившись на меня своим носом, и разразился характерным для себя глубоким утробным смешком.

– Как раз собирался вам сообщить, что ничего уже не надо. Инцидент исчерпан.

– Как так?

– Решил с ней порвать. Начисто. Будет лучше для всех. По-моему, и вы так тоже считаете, верно? Только что я все напрямик выложил Китти.

– Что, судя по всему, не прошло у вас слишком гладко. Уж простите, невольно услышанные мною звуки…

– О нет, все не так страшно. Кажется, я несколько переусердствовал с описанием чар, под которые подпал. Ничего, забудем! Самой невыносимое – выкладывать всю историю целиком.

– Но зачем вы это?

– О, христианин-аристократ! Как зачем? Чтоб самому не чувствовать себя виноватым и чтобы она больше не дергалась. Неужели не ясно?

– Расставить все точки над i, все забыть, начать жизнь с чистого листа? Куда как ясно! Вы просто не в своем уме. Я-то думал, вы влюблены в ту девчонку! Или с любовью тоже покончено?

– Как вы не понимаете, ведь ясно же, сколько неприятностей мне это сулит!

– Все я понимаю, невзирая на ваши прежние увлечения, только если вы почувствуете, что вас снова затягивает или вот-вот затянет, тогда поймете, сколько лишних сложностей сами себе создали. Стоит вам начать откалывать свои номера с трусами, как Китти неизбежно…

– К черту трусы! Вы с Китти прямо-таки помешались на этой идиотской теме! Она и сейчас мне про них ввернула. Это все такая чушь! – Он явно притормаживал в намерении закрыть тему. – Почему бы вам не остаться поужинать, Даггерс? Будет парочка соседей; так, обычная публика…

– Благодарю, я иду на концерт. Своими же руками воздвигли себе непреодолимое препятствие, притом что никому от этого лучше не стало.

– Ну, не знаю… А что за концерт? Может, я заскочу.

– Что ж ваши… Ах, концерт? Лондонские любители Гайдна под управлением Матесона. Ваши подробности вовсе не принесли Китти ничего…

– Да ужин у нас вовсе никакой не званый. Зайдут посидеть, и все. К тому моменту, как Матесон взмахнет палочкой, гости успеют вдоволь насидеться. А что исполняют-то?

– Даже если вы в жизни больше не притронетесь ни к одной юной особе, вы себе этого никогда не простите! Бах и Гендель. Первая сюита. Кончерто гроссо из Шестого опуса, не помню точно. И что-то еще. Ну почему вы не способны держать язык за зубами! Вы…

– Все это у меня есть в записи, и в лучшем исполнении. Пожалуй, не пойду. И для Китти будет лучше, если я останусь дома.

И чтоб не вступать в обсуждение еще и с Китти, которая уже входила в комнату, а за нею – Эшли, Пышка-Кубышка, Гилберт и Пенни, я, как и Рой в момент намыливания улизнуть, поспешил отказаться от приглашения. Голова в том месте, которым пришлась о притолоку, уже перестала болеть. Мне предстоял долгий обратный путь, в основном в метро. Я откланялся, получив в ответ от Пенни молчаливую ухмылку в направлении моего лба. В полном молчании Гилберт подбросил меня до станции метро. Поезд только что отошел. Тот, на который я сел, с четверть часа простоял в тоннеле под рекой. Я спешил на концерт со всех ног и добрался как раз вовремя. С началом запоздали минут на десять. Играя Гайдна, солист-скрипач порвал струну. После концерта мне пришлось под моросящим дождем прошагать примерно милю, пока не набрел на укрытие. Вивьен, от природы отменным вкусом не отличавшаяся, встретила меня в кошмарном брючном костюме, сшитом, как мне показалось, из чехлов автомобиля новейшей марки. Она была слегка насуплена и озабочена, но объяснять причин не стала. В ресторане ей подали пересушенный и пересоленный омлет, я же опрокинул на скатерть бокал вина. В постели было чуть удачней. Не настолько, насколько я имел веские основания ожидать. На следующее утро я обнаружил, что мой материал в газете сокращен на две строчки, а фамилия Колера напечатана с ошибкой. После столь многообещающей вылазки в сельскую глушь жизнь, казалось, постепенно вошла в свое обычное русло.

Глава 2

Что-нибудь помягче

Месяца полтора о Рое не было никаких известий. Собственно, от него лично. Однако я постоянно натыкался на его имя, и не только. Его подпись стояла в числе других под письмом в «Таймс», ультимативно требовавшим от режима Смита в Родезии передать черным лидерам в двадцать четыре часа всю полноту власти во избежание нашей воздушной интервенции. Рой дал интервью в одну из воскресных газет, где и нашли развитие те мысли насчет нынешней молодежи, какими он делился со мной в парке, и где, в частности, он заявлял, что она, то есть молодежь, сейчас в процессе открытия чего-то грандиозного, вроде христианской веры, и что у тех, кто препятствует свободной торговле гашишем и прочими наркотиками, у самих рыльце в пушку. Рой возник в теледискуссии о будущем искусства, явно позабыв, к каким неприятностям подобное появление на экране привело его в недавнем прошлом. Эту передачу я не видел, но рассказывали, что она имела политический уклон и показала широкий спектр взглядов, от Роя до одного американского скульптора, который будто бы призвал покончить со всяким искусством, если оно не становится прямым разрушителем общества. С чувством облегчения я прочел в разделе культурных сплетен, что знаменитый дирижер сэр Рой Вандервейн готовит с Новым Лондонским симфоническим концертную программу из симфоний Малера. Пусть модно, заметил я про себя, но все-таки много, много лучше, чем «Элевации № 9».