Страница 8 из 109
Только позже, в своих новых более темных комнатах над банком, она осознала, что не имеет значения, как громко она кричала или рыдала. Родители никогда не придут к ней, потому что мертвы и им теперь все равно.
— Ты слишком переживаешь, — сказал Безель.
С довольным видом он неуклюже развалился на истоптанных деревянных ступенях. Довольным он выглядел в любом месте. В свое двадцать первое лето он был на четыре года старше Ситрин, его темные вьющиеся волосы и скуластое лицо, казалось, созданы, для улыбки. Будучи широкоплечим, словно работяга, он имел мягкие руки. Его туника, так же как и ее, украшена красно-коричневыми цветами банка. Но на нем она смотрится намного лучше. Ситрин знала, что у него полдюжины возлюбленных, и она им тайно завидовала.
Они сидели на деревянной скамейке выше Арочной площади, взирая на суматоху и неразбериху еженедельной продуктовой ярмарки, сотни тесно наставленных палаток из ярких тканей и тонких кольев вырастали из строений по краю площади, подобно молодым побегам на старом дереве. Главный канал Ванаи с пристанью находился справа от них, в зеленой воде которого суетились узкие лодки и отпорные крюки. Ярмарка гудела голосами торговцев рыбой и мясников, фермеров и травников, распродающих свой последний урожай лета.
Большинство из них были первокровными и черно-хитиновыми тимзинаи, но то тут, то там Ситрин замечала белое тонкое тело чистокровного синнаи, широкую голову и подвижные, как у гончей, уши тралгу, крепкую, вразвалку походку йемму. Ситрин выросла в Ванаи, и видела представителей практически всех рас хотя бы однажды. Как-то ей даже довелось увидеть топляка в канале, и он посмотрел на нее печальными черными глазами.
— Не пойму, как банк может примкнуть к Имперскому Антею, — сказала она.
— Мы не примыкаем к ним, — сказал Безель.
— Мы не примыкаем к принцу. Это — война.
Безель засмеялся. У него был милый смех. В тот момент Ситрин почувствовала гнев, но затем сразу же простила, как только он коснулся ее руки.
— Это просто театр, — сказал он. — Кучка людей встретятся на поле за городом, погрозят друг другу палками и мечами, поубивают сколько требует честь, потом мы откроем ворота антейской армии и позволим им тут несколько лет похозяйничать.
— Но принц…
— Отправят в изгнание. Ну или его пленят, хотя скорее отправят в изгнание. Так постоянно происходит. Баронесса в Гилее выходит замуж за принца в Астерихолде, и король Симеон решает, что Антее нужен противовес в Вольных городах. А потому он находит причину объявить войну Ванаи.
Ситрин нахмурилась. Безель выглядел таким довольным, таким беспечным. Ее страх ему показался наивным. Глупец. Она стояла на своем.
— Я читала о войнах. И учитель истории рассказывает о войнах совсем иначе.
— Может настоящие войны и ведутся иначе, — сказал Безель, пожимая плечами. — Если Антея пойдет на Биранкур или Кешет, я бы не взялся держать пари. Но в данном случае? Это не страшнее весеннего шторма, скажу по секрету.
Женский голос окликнул Безеля по имени. Это была купеческая дочь, одетая в темно-коричневый корсаж и пышную юбку из некрашеного полотна. Безель поднялся со своего места подле Ситрин.
— Моя работа передо мной, — сказал он с блеском в глазах. — Ты должна вернутся в здание пока старушка Кэм не начала волноваться. А если серьезно, доверься Магистру Иманиэлю. Он занимается этим дольше, чем любой из нас, и знает, что вокруг происходит.
Ситрин кивнула и стала наблюдать, поскольку Безель в это время, перепрыгнув через две ступеньки, спустился к темноволосой девушке. Он поклонился ей, а она присела в ответ, что показалась Ситрин весьма наигранным. Формальность была — прелюдий. Вероятно, Безель не думал о том, что Ситрин догадывается об их любовной игре. С неприязнью Ситрин наблюдала, как он взял женщину под руку и повел прочь по тусклым улицам и мостам города. Она дернула себя за рукав, мечтая, не в первый раз, о там, что бы банк Медиан выбрал себе цвета более подходящие Ситрин. Что-то зеленое, например.
Были бы оба родителя первокровками или синаями, возможно бы ее приютила семья. Вместо этого, королева лишила ее отца титула в Биранкуре и даровала кому-то еще. А клан матери в Принсип К'Аннальде не захотел воспитывать полукровку.
Если бы не банк, она возможно бы бродила по улочкам и аллеям Ванаи. Но её отец вложил в банк часть семейного состояния благодаря Магистру Иманиэлю, и как наследница Ситрин находится под опекой банка до тех пор, пока не повзрослеет для того, что бы скрепить кровью договора на свою собственность. Еще около двух лет, и это станет возможным. Ей хотелось бы увидеть свое девятнадцатое солнцестояние, как собственнице, и переехать из небольших апартаментов вблизи Главной площади, где ванайское отделение банка Медиан ведет дела.
Предполагается, конечно, что вторгнувшаяся армия оставит город в надлежащем виде.
Идя через продуктовую ярмарку, она не увидела никаких особых признаков страха на лицах вокруг нее. Так что возможно Безель был прав. Видит Бог, этот мужчина выглядит таким уверенным в себе. И потом, он всегда так поступает.
Позволив себе помечтать, она представила, будто бы Безель увидит ее в ином свете, когда она перестанет быть просто девчонкой под опекой банка. Она остановилась у лотка женщины — первокровки, торгующей парфюмерией, маслами и разноцветными украшениями для волос. Висевшее на грубой деревянной стойке зеркало приглашало клиентов полюбоваться собой. На мгновение Ситрин глянула на себя, приподняв подбородок, будто девушка у которой есть семья.
— Ах, ты бедняжка, — сказала женщина. — Ты больна, не так ли? Нужно что-то для твоих губ?
Ситрин покачала головой, отступая назад. Женщина схватила ее за рукав.
— Не убегай. Я не боюсь. Половина моих клиентов здесь потому что больны. Дорогая, в наших силах избавить тебя от этой бледности.
— Я и не думала, — сказала Ситрин, обретя дар речи.
— Разве? — сказала женщина, указывая на табурет в углу лотка. Запах роз и вспаханной земли делали воздух едва ли не слишком удушающим.
— Я не больна, — сказала она. — Моя мать-синнайка. Это… это нормально.
Женщина бросила жалостливый взгляд на нее. Это правда. У Ситрин не было ни утонченности, присущей изысканно-хрупкой красоте народа ее матери, ни здорового, теплого, земного очарования девушки-первокровки. Она была чем-то средним. Белым мулом, как называли ее другие дети. Ни тем и не другим, по сути.
— Ну, тогда тем более, — утешающе произнесла женщина. — Только присядьте и мы посмотрим что можно сделать.
В итоге, Ситрин приобрела баночку помады для губ, лишь так ей удалось покинуть лоток.
— Просто предоставьте ему небольшой заем, — сказала Кэм. — Он — принц. Это не тот случай, когда не знаешь где его потом искать.
Магистр Иманиель оторвал взгляд от тарелки, выражение его лица было приятным, но не совсем понятным. Свет свечи отражался в его глазах. Это был небольшой человек с грубой кожей и тонкими волосами, который мог быть очень ласковым, словно котенок, которому что-то нужно, и походить на злого и холодного демона. За все годы, Ситрин так и не смогла понять, какая его часть была маской. Его голос в тот момент был так же спокоен, как и взгляд.
— Ситрин? — сказал он. — Почему я не хочу предоставлять займы принцу?
— Потому что если он не захочет их вернуть, вы не сможете его заставить.
Магистр пожал плечами Кэм. — Вот видишь. Девчонка знает. Это — политика банка: никогда не давать займы людям, который считают ниже своего достоинства их возвращать. Кроме того, кто сказал что у нас есть свободные монеты?
С притворным отчаянием Кэм покачала головой и потянулась через стол за солонкой. Магистр Иманиэль взял очередной кусочек ягненка.
Почему он не обратится к баронам и герцогам, одолжил бы у них? — спросил Магистр Иманиэль.
— Он не может, — сказала Ситрин.
— Почему нет?
— Оставь бедную девочку в покое на этот раз, — сказала Кэм. — Можем хоть раз поговорить, не превращая беседу в экзамен?