Врангель

Петр Николаевич стремился представить наступление Русской армии как превентивную меру против ожидавшегося советского наступления. Но на самом деле красные как раз 27 мая (9 июня) прорвали Польский фронт на Украине. В Крыму же советское командование предполагало придерживаться оборонительного образа действий, тем более в свете переговоров с Англией о прекращении боевых действий на юге России. Можно понять возмущение англичан тем, что Врангель, не получив их одобрения, вторгся в Северную Таврию. Но прорыв Польского фронта Конармией Буденного изменил политическую ситуацию. Англия стала относиться к белому Крыму более лояльно. Поэтому, как писал Врангель в мемуарах, «путем личных переговоров в Севастополе, Константинополе и Париже большинство грузов удавалось, хотя и с трудом, доставлять в Крым».

На следующий день после начала наступления белых войск, 26 мая (8 июня), Струве был принят Мильераном, который, с одной стороны, подтвердил, что Франция поддерживает Врангеля, с другой — рекомендовал ему не портить отношения с Англией. Для этого требовалось заверить англичан, что правительство Врангеля согласно на проведение мирных переговоров, но оставляет за собой право отказаться от капитуляции без надежных гарантий.

Двадцать пятого марта 1920 года прошла церемония вступления Врангеля в должность главнокомандующего. Петр Николаевич хорошо запомнил этот миг своего торжества и так описал в мемуарах собственную инаугурацию:

«…на Нахимовской площади был назначен торжественный молебен и парад войскам. После обедни в соборе крестный ход во главе с епископом Вениамином под колокольный звон направился к Нахимовской площади, по дороге к нему присоединялись крестные ходы из других церквей. Вдоль Екатерининской улицы и вокруг площади стояли развернутым фронтом войска. Против памятника адмиралу Нахимову был установлен аналой. Здесь стояла группа высших чинов и представители союзнических миссий. Окна, балконы, даже крыши домов были усеяны зрителями. Стоял тихий солнечный день. Голубое небо отражалось в гладкой, как зеркало, бухте. Плавно неслись звуки церковного пения соборного хора, в неподвижном воздухе не трепетал огонь многочисленных свечей, стоял дым кадильного курения. Молебен кончился, епископ Вениамин огласил изданный накануне указ Правительствующего Сената».

Этот указ гласил:

«…Именем закона, Правительствующий Сенат слушали: Приказ от 22-го марта 1920 года бывшего Главнокомандующего генерала Деникина о назначении Главнокомандующим всеми вооруженными силами на Юге России генерал-лейтенанта барона Врангеля и приказ последнего о вступлении его в должность.

Приказали: Промыслом Божьим предначертано новому Главнокомандующему стать во главе воинских сил и гражданского управления в исключительной важности исторический момент, когда, невзирая на героические усилия доблестной армии, большевистские полчища стоят на подступах к Крыму и мирное население, истощенное чрезвычайными тяготами жизни, теряет уверенность в будущем. В этот грозный час с честью вывести армию и население из настоящего беспримерно трудного положения и отстоять оплот русской государственности на Крымском полуострове может только крепкая вера в нее и сильная воля любимого войсками вождя. Проникнутая беззаветной любовью к Родине, решимость не знавшего поражений и заслужившего всеобщее доверие генерала Врангеля приять на себя великий подвиг предводительства вооруженными силами, борющимися с врагами Веры и Отечества, обязывает всех истинных сынов России сплотиться вокруг него в служении святому делу спасения Родины. Правительствующий Сенат, со своей стороны, в сознании лежащей на нем обязанности утверждения законности и порядка, почитает своим долгом призвать все органы государственного управления и всё население страны к дружному объединению под властью нового Главнокомандующего, к полному ему повиновению, к честному и самоотверженному служению нуждам армии, не за страх, а за совесть и не щадя живота своего, и к сохранению в тылу спокойствия, порядка и бодрости духа. В благоговейном уповании на милосердие Господне к исстрадавшейся родине нашей и с непоколебимой верой в нового народного вождя, которому отныне принадлежит вся полнота власти, военной и гражданской, без всяких ограничений, — Правительствующий Сенат определяет: особым указом дать знать о сем всем присутственным местам и должностным лицам и распубликовать сей указ во всеобщее сведение. Марта 24-го дня 1920 года.

Обер-Секретарь П. Мезенцов

Помощник Обер-Секретаря С. Бубель-Яроцкий

По Общему собранию Правительствующего Сената».

«Прочувственное слово, — продолжает рассказ Врангель, — сказал протопресвитер Шавельский, благословил меня иконой Св. Михаила Архангела.

На возвышение поднялся епископ Вениамин.

— Слушайте, русские люди, слушайте русские воины, слушайте вы, представители наших союзников, слушайте вы, те большевики, которые находитесь здесь, среди толпы… — звенящим, покрывающим всю площадь голосом начал владыка. Он говорил о тяжких страданиях, ниспосланных нашей родине свыше, как искупление за грехи всех слоев русского народа, о высоком подвиге, который свершают те, которые среди развала и позора родины чистым несут родное русское знамя, о том тяжелом крестном пути, которым, вот уже несколько лет, идет русская армия. — Путь этот тернист, он не кончен.

Мы только что перенесли тяжелые испытания, ближайшее будущее, быть может, готовит нам новые. Но вера творит чудеса, тот, кто верит, кто честно и мужественно идет указанным ему совестью путем, тот победит. Месяц тому назад русская армия, прижатая к морю у Новороссийска, умирала; быть может, через два месяца она воскреснет и одолеет врага…

Сказанная с огромным подъемом и необыкновенной силой проповедь произвела большое впечатление».

После этого священники окропили полки святой водой. Врангель, поднявшись к памятнику адмиралу Нахимову, обратился к войскам. В мемуарах он так передает свою речь: «Обрисовав в нескольких словах наше тяжелое положение, я сказал, что без трепета и колебания стал во главе армии в эти дни. Я верю, что Господь не допустит гибели правого дела, что Он даст мне ум и силы вывести армию из тяжелого положения. Зная безмерную доблесть войск, я непоколебимо верю, что они помогут мне выполнить мой долг перед родиной, и верю, что мы дождемся светлого дня воскресения России».

Войска церемониальным маршем проходили мимо нового главкома. В этот момент он испытал сильные эмоции: «Поношенная, обтрепанная одежда, сбитые, заплатанные сапоги, усталые землистые лица, но весело и бодро блестят глаза, твердо отбивают шаг. Где-то в глубине души шевелится теплое, бодрое чувство: „Нет, не все еще потеряно, нет, мы можем еще держаться…“».

Совершенно другими глазами смотрел на этот эпизод человек, явно враждебный к Врангелю, друг Маяковского Павел Ильич Лавут: «Весной на площади у Графской пристани, возле памятника Нахимову, я наблюдал церемонию вручения скипетра Врангелю. Народу было маловато. Отслужили молебен, офицеры троекратно проорали „ура“, и архиепископ закончил свою речь так: „Петр — по-гречески камень. Мы не сомневаемся в том, что барон Петр Николаевич Врангель оправдает свое имя и недалек час, когда Россия станет единой и неделимой“».

В Севастополе Врангель разместился в так называемом Малом дворце — одноэтажном особняке с небольшим садом, выстроенном когда-то для великого князя Алексея Александровича, генерал-адмирала флота. Там же поселились Кривошеий и Шатилов.

Главнокомандующий вставал рано и работал, по его собственному утверждению, по 10–12 часов в день. С восьми часов утра он принимал должностных лиц и просителей. Перерыв на обед продолжался с часу до двух дня, после чего возобновлялся обычный прием посетителей. После шести часов вечера у Врангеля проходили наиболее важные встречи, которые могли затянуться до ночи. Перед ужином барон, если удавалось, подобно Гарун-аль-Рашиду, в сопровождении адъютанта совершал прогулку по Севастополю, осматривая государственные учреждения и лазареты, а после ужина работал часов до одиннадцати-двенадцати. Обедал барон с женой и тещей, часто к трапезе приглашался Кривошеий или кто-либо еще из министров или генералов. С Врангелем всегда обедали и дежурные офицеры конвоя. Политических разговоров за столом никогда не велось. Еда состояла лишь из одного блюда с гарниром, и каждому полагался один стакан крымского вина.