Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 89



Вероятно, и Лунгина, и Михалков рассказывали об одном и том же сеансе каталепсии, проведенном Мессингом в ЦДЛ в конце 1967 года.

Мессинг полагал, что состояние гипнотического сна можно вызвать не только у людей, но и у животных. Упоминаемый Мессингом в интервью немецкий физиолог Рудольф Гейденгайн, профессор университета в Бреслау (ныне Вроцлав), изучал гипноз и с помощью экспериментов доказал, что, хотя одним из наиболее употребительных способов, с помощью которого можно вызвать гипноз, является словесное внушение, а само гипнотическое состояние значительно повышает эффективность внушения и его восприимчивость, гипноз и внушение — это разные явления. Ввести в гипнотический сон можно и животных. А вот словесное внушение в состоянии гипнотического сна можно сделать только человеку, причем далеко не всякому. Гейденгайн рассматривал гипноз как сон разума, во время которого подавлено сознание. Он возникает из-за утомления корковых клеток монотонными раздражителями (звуковыми, зрительными, тактильными). Гейденгайн подчеркивал, что в трансе (гипнотическом сне) человек действует как автомат, бессознательно, не замечая окружающую действительность. Слова воспринимаются без анализа и понимания. Испытуемый ничего не помнит в трансе, но это связано не с ослаблением памяти, а с тем, что бессознательные действия не запоминаются. Память тесно связана с сознанием. Гейденгайн также заметил, что если намекнуть испытуемому на то, что именно происходило во время гипноза, он либо сразу, либо постепенно, но вспомнит все. В глубоком гипнозе сознание подавлено, и потому зрительные впечатления, получаемые испытуемым, непосредственно побуждают к деятельности его двигательный аппарат. Точно так же словесные приказания порождают слуховые впечатления, которые непосредственно влияют на двигательный аппарат.

19 января 1880 года, выступая с лекцией о гипнозе, Гейденгайн, в частности, заявил: «Милостивые государи! Мне кажется, это есть дело общественного интереса заботиться о том, чтобы из действительно поразительных явлений, свидетелями которых было большинство из вас, не были выведены ложные заключения, заключения о каких-то таинственных, новых чудесных силах, сущность которых до сих пор неизвестна. Есть основание опасаться, что это и в самом деле может случиться. Ведь сбивает же с толку так называемый спиритизм не только обыкновенную публику, но даже серьезных, выдающихся в своей области ученых, несмотря на все естественно-научное просвещение нашего времени. Ведь цитировал же духов и фотографировал их следы один из этих ученых с помощью американца Слэда. Ведь выдумали же наряду с известными нам тремя видимыми измерениями еще четвертое невидимое, где предметы с тремя измерениями, например столы и т. п., исчезают из глаз, а над головами испуганных зрителей бросаемые невидимыми руками летают куски угля, появляются члены без туловища и тому подобные фокусы. Ведь объявил же один известный философ все эти сказки за новое откровение божественного всемогущества, направленное к тому, чтобы снова пробудить к вере неверующее человечество! В такое время, когда возможны подобные вещи, следует опасаться, что и явления, воспроизводимые господином Ганзеном, подадут повод к какой-нибудь новой форме суеверия».

Упоминая в польском интервью некоего Гаркота, Мессинг имел в виду известного французского врача-психиатра Жана-Мартена Шарко. Он провел ряд клинических исследований с использованием гипноза. Шарко утверждал, что вера, или внушение, играет важную роль при исцелении больных истерией. Тем самым он предвосхитил терапевтический эффект метода психоанализа Фрейда, который находился под сильным влиянием Шарко. Шарко утверждал, что «целительная вера религиозная и мирская не может быть раздвоенной; это один и тот же мозговой процесс, производящий одинаковые действия». Вера больного в будущее излечение — это главное лекарство в исцелении; а создание у человека такого убеждения — задача целителя. Шарко полагал, что известные религиозные целители, такие как Франциск Ассизский, святая Тереза Авильская и т. д., сами «страдали такой же болезнью, проявления которой затем они стали исцелять», то есть истерией.

Иногда гипнотическое воздействие сопровождается применением фармацевтических препаратов. Такой гипноз называют наркоанализом. Начало ему положил немецкий врач Пауль Шильдер, обнаруживший в 1920-е годы, что многие больные сопротивляются психотерапевтическим приемам. Пациенты, безусловно, хотели вылечиться, но внутренние запреты и установки мешали им полностью раскрыться перед психиатром. Шильдер решил подавить это сопротивление с помощью препаратов, попытавшись таким образом снять контроль интеллекта. Для этой цели использовались лекарства, широко применяемые при наркозе, лечении бессонницы и т. д.

Неоднократно предпринимались попытки разработать так называемую «сыворотку правды» — препарат, который помогал бы получать информацию у человека даже против его воли, как вместе с параллельным использованием гипноза, так и самостоятельно, с помощью одной только «сыворотки».



Наиболее известным случаем применения «сыворотки правды» в СССР стал допрос в конце мая 1985 года сотрудниками КГБ полковника Олега Гордиевского, тогдашнего резидента КГБ в Лондоне, с 1974 года работавшего на британскую разведку. В 1985 году его вызвали в Москву, заподозрив в предательстве. В мемуарах Гордиевский вспоминал, как его угостили коньяком на служебной даче КГБ, после чего несколько часов допрашивали, почему он изменил Родине. В напиток, как полагал Гордиевский, было подмешано какое-то вещество, подавляющее волю, но Гордиевский все равно не признался в измене. Прямых улик против него не было, а после проверки с «сывороткой правды» наблюдение за Гордиевским было значительно ослаблено. Через две недели после памятного допроса Гордиевский смог уйти от наружного наблюдения и связаться с британским посольством в Москве, которое организовало его побег в Англию.

Трудно сказать, действительно ли при допросе Гордиевского применялась «сыворотка правды». Олег Антонович, естественно, очень волновался — ведь разоблачение грозило ему расстрелом. Поэтому Гордиевскому действительно могло показаться, что против него применяют «сыворотку правды», тогда как на самом деле его просто постарались подпоить коньяком, в надежде, что он опьянеет, утратит самоконтроль и как-нибудь выдаст себя.

Существует еще одна версия, почему Гордиевскому удалось избежать неминуемого, казалось бы, разоблачения и сравнительно легко уйти в Англию. Как раз в 1984–1985 годах последовало разоблачение целого ряда «кротов» в структурах КГБ, оказавшихся двойными агентами американских и британских спецслужб. Это значительно уронило престиж КГБ в глазах высшего политического руководства. Тогдашний глава КГБ Виктор Крючков мог сознательно допустить побег Гордиевского, поскольку побег мог быть меньшим ударом по нему, чем закрытый процесс над Гордиевским, на котором разоблаченный предатель, которому было бы нечего терять, вполне мог огласить какую-нибудь компрометирующую Крючкова информацию, что в свою очередь могло послужить поводом к отставке главы КГБ. Напомню, что аналогичным образом руководство британской разведки и контрразведки предпочло дать уйти знаменитому советскому шпиону Киму Филби, одному из руководителей «Сикрет интеллидженс сервис». Против него имелись весомые улики, однако судебный процесс над ним грозил еще больше дискредитировать британскую разведку, чем его бегство в Москву.

Относительно же «наркоанализа» можно сослаться на советского исследователя В. М. Николайчика, который еще в 1973 году утверждал: «Многие американские криминалисты считают, что подозреваемый, способный противостоять умелому и продолжительному допросу, обычно может противостоять и допросу под наркотиком». С этим мнением вполне солидарен один из создателей российской юридической психологии профессор А. Р. Ратинов: «Снижая или выключая волевой контроль со стороны участвующих лиц, следователь всегда рискует толкнуть их на объективно неправильный образ действий, который в силу увлеченности или предубеждения может представляться ему соответствующим истине, не являясь в действительности таковым. Именно поэтому должна быть решительно отвергнута идея о возможности применения гипноза в процессе расследования».