Страница 45 из 89
Биография Мессинга, как мы уже отмечали, получила свое художественное воплощение в романе Михаила Голубкова. Понятно, что в романе не мог не отразиться, может быть, самый драматический момент в жизни великого телепата — переход советско-германской демаркационной линии в Польше. Ведь Мессинг вступил в совсем новый, незнакомый мир, где его ждала невиданная прежде слава. Он понимал, что старый мир, в котором прошли первые четыре десятилетия его жизни, гибнет безвозвратно. Если Польша и уцелеет, то после войны она в любом случае будет совсем другой страной, где возвращению уцелевших евреев далеко не все будут рады. Что ждет его в СССР, Мессинг не знал. Наверное, ему приходилось читать польские, а быть может, и немецкие газеты, где Советскому Союзу чаще всего давались самые нелестные характеристики. Но Вольф твердо знал, что евреев в СССР не притесняют. Значит, там можно было рассчитывать на защиту от захвативших Польшу немцев. Хотя многое на новой родине человеку, привыкшему к спокойной буржуазной жизни, вряд ли могло понравиться.
Вот как размышления Мессинга в связи с переходом советской границы воспроизведены в романе Михаила Голубкова «Миусская площадь»: «Мессингу казалось, что вся его жизнь в СССР состоит из одних сплошных проверок, каждая из которых могла закончиться самым плачевным образом, если бы не его удивительная способность внушать. Ее называли телепатией; что это такое, он не очень знал, да, наверное, и никто не знал. Проверки начались с первого же встретившегося советского человека, когда он в тридцать девятом перешел через подготовленное “окно” в СССР. Это был русский сержант, веселый, молодой, подозрительный и, как ему самому казалось, очень проницательный. Стоя между двумя своими солдатиками, на полном серьезе державшими его на мушках допотопных “трехлинеек”, он потребовал паспорт. Скажите пожалуйста, какой паспорт, не смешите меня! Какой паспорт? Аусвайс? Или советский? Никаких документов у него не было, переход не то границы, не то странной какой-то линии фронта между немцами и русскими (собственно Польши уже не было, над нею сомкнулись волны двух оккупаций, немецкой и советской) был нелегальным. Его организовал тот милый молодой человек, кажется, Константин, и он же сказал, что будут встречать. Встретили, как же! С винтовками! Мессинг достал из внутреннего кармана лист немецкой оккупационной газетенки и протянул сержанту: вот мой паспорт, господин офицер, все законно, не извольте беспокоиться. Тот взял газету, немного почитал, отдал обратно, козырнул и направился дальше патрулировать со своими солдатиками новую государственную границу Союза ССР. А ему, Вольфу Мессингу, куда прикажете податься? Где его ждут?
На самом деле, ждали, конечно же, но не в том месте и не в то время. Тогда он еще не знал нравов своей новой родины и был крайне удивлен. Сейчас и не подумал бы удивляться! Благодарю покорно, что не расстреляли, просто так, по ошибке!
Тут и подумаешь: и зачем нужно было бежать из Польши? Скажите на милость! Да что тут скажешь, тут нет никакого вопроса. Потому что ее оккупировали немцы и стали уничтожать евреев, или сгонять в гетто. А лично на него открыл охоту Гитлер. Издал, видите ли, приказ, по которому любой немецкий солдат или офицер, обнаруживший его, должен был арестовать и доставить в штаб, откуда прямиком — в Рейхсканцелярию. И как вам это понравится? Зачем он был нужен Гитлеру, Мессинг не знал, но и совершенно не интересовался узнать, поэтому и произошла его встреча с русскими солдатами, вошедшими в Польшу с другой стороны, с восточной. Во-первых, русские не истребляли евреев, во-вторых, на него не охотился Сталин».
Далее в романе Голубкова следует известная история о том, как Мессинг предсказал появление советских танков в Берлине, а также история его ареста и побега из гестапо. Излагаются и другие испытания, которым телепата подвергли в Советском Союзе, в том числе задание выйти без пропуска из кабинета Берии, и проверка с получением ста тысяч рублей в банке, будто бы устроенная Мессингу Абакумовым уже после войны. Всё это Мессинг рассказывает редактору «Культполитпросвета» Антонине Грачевой: «А потом, уже у русских, только и делали, что его проверяли, и каждая проверка была ступенькой вверх по лестнице МГБ. Первой ступенькой был тот самый сержантик, который его чуть было не арестовал, а то и, чего доброго, ухлопал, последней — Берия и Абакумов. И при этом никто из них не верил в его телепатические опыты!
Вы не поверите, Антонина, ну никто! Ну ни один из них! Я вам расскажу об этом тихонько, раз уж мы с вами вдвоем и нас теперь никто не слышит, но расскажу по секрету, и это не для широкой пропаганды, вы понимаете, да? Вот, к примеру, Берия. Лаврентий Павлович мне не верил вообще! А потом сказал: “Выйди из моего кабинета без пропуска! Тогда поверю, что ты не шпионишь!” И я вышел. Нет, я не скажу, что это было просто — выйти из этого дома. Небольшой такой двухэтажный дом, угловой. Там, насколько я сумел понять, Лаврентий Павлович живет и иногда даже работает. Вспольный переулок, если не ошибаюсь. Первый этаж — так, скорее, полуподвал. Угловой такой дом, довольно-таки старый, вы знаете. Кабинет рабочий на втором этаже. И на каждом изгибе коридора — пост. Военная охрана. Миновать его невозможно. Но я просто представил себе, что это не я иду, а идет Лаврентий Павлович. И что вы думаете? — в конце коридора сидит офицер. Видит меня, вскакивает с места, вытягивается, отдает честь. И так ваш Вольф Мессинг миновал несколько постов! На улице отдышался, перешел на другую сторону переулка, вижу в окне… представляете себе, Тоня, совершенно ошарашенное и перепуганное лицо. Просто вжавшееся в стекло. И пенсне набок съехало… Помахал ему рукой, а у него пенсне свалилось с носа!
Или же вот Абакумов — его недавно арестовали, по-моему, нет? Такой большой и солидный мужчина, и форма ему была очень к лицу. Он, мне кажется, очень суровый и недоверчивый. И вы знаете, какую проверку он мне устроил? Ты пойдешь в банк, сказал он мне, и без всяких документов получишь в кассе сто тысяч рублей. И принесешь их мне. Сюда, в мой кабинет. Как вам такое понравится? Ну что же мне оставалось делать, я вышел из здания МГБ, пересек улицу — там как раз сберкасса — и получил эти несчастные сто тысяч. По трамвайному билету. Я дал его кассиру, такой, знаете, щуплый пожилой уже человек с пушистыми и достаточно седыми уже усами, худое такое лицо усталое, и сказал ему, что это моя сберкнижка. И что я снимаю сто тысяч рублей. Ровно сто тысяч, не больше и не меньше. Я сложил пачки банкнот в небольшой чемоданчик, опять перешел улицу и принес его Абакумову. И вы знаете, по-моему, деньги он взял себе. Но зато поверил мне и отпустил. А когда я опять вышел на улицу, то около сберкассы стояла карета скорой помощи. Тот кассир, когда увидел, что отпустил такую сумму по трамвайному билету, да к тому же еще и прокомпостированному, по-моему, умер. От разрыва сердца. Очень обидно, да…»
Конечно, тут тоже всё не соответствует действительности, даже если принять, что деньги Мессинг получал не в конторе Госбанка, где деньги давали представителям организаций, а в обычной сберкассе. В сберкассах, если речь идет о такой большой сумме, деньги заказывают заранее по ордеру клиента и выдают только на следующий день или даже позже. Клиент же, отдав ордер, должен был бы покинуть помещение сберкассы и прийти в назначенное ему время. Таким образом, Мессинг был бы лишен возможности гипнотизировать тех людей, которые подписали бы его ордер на требуемую сумму денег (очевидно, это должен был делать заведующий сберкассой).
Мессинг в романе убеждает Антонину: «Нет, Тоня, конечно же, не я убил его, а Абакумов убил. Но Абакумов мной не интересовался, вы правы, его волновали больше всего деньги. А вот Лаврентий Павлович даже очень интересовался моей скромной персоной! Особенно во время войны и сразу после. Деньги ему вовсе не были нужны. Вы знаете, он очень умный человек и придумывал интереснейшие штуки. По большей части в операциях контрразведки. Да, признаться, я ему немного помог пару раз, может быть, чуть больше, чем пару раз, но ведь кто же считает? А потом меня поздравил сам Иосиф Виссарионович с окончанием войны. Это было ровно 9 мая! Правительственная телеграмма! А что до того кассира — Тоня, мне бы не пришло в голову брать деньги, зачем, я честный человек! И у меня достаточно денег. Я зарабатываю концертами. Эстрадой. И я вижу, что сейчас поздно и все уже ушли домой ужинать, а я пришел к вам и поэтому вы задерживаетесь на работе и тоже хотите ужинать, как все ваши друзья. И у меня нету ста тысяч, я отдал их Абакумову, но есть вполне достаточно денег, чтобы пригласить вас в ресторан поужинать. Как вы рассматриваете мое предложение?»