Вольф Мессинг

Как мы уже убедились, в интервью одной польской газете Мессинг утверждал, что однажды в Лодзи в состоянии каталепсии предсказал победу Мосьцицкого на президентских выборах. Но нет данных, что Мессинг впадал в состояние каталепсии во время выступлений в СССР. Да и то, что в Польше он на самом деле демонстрировал публике это состояние, вызывает большие сомнения. Ведь явление истинной, а не ложной самопроизвольной каталепсии было столь редким, что об этом не могли бы не написать польские газеты, а сам Мессинг, как обладатель столь уникального дара, прославился бы на всю Польшу и наверняка попал бы в солидные книги и журналы по парапсихологии. Истинная каталепсия — это такая, которая поддается проверке специалистов. Рассказ же провинциальной газете о том, как он впадал в состояние каталепсии в Лодзи, вполне мог быть и выдумкой. Небольшая газета вряд ли имела возможность проверить справедливость его слов, да и наверняка не стала бы это делать.

В романе «Миусская площадь» сцена с впадением Мессинга в состояние каталепсии дана следующим образом:

«— А теперь, мои дамы и господа, кульминация нашего сегодняшнего представления: Вольф Мессинг и сеанс каталепсии! На подиуме появился Мессинг, но это был уже совсем другой человек — ни нервозности, ни вслушивания каким-то десятым чувством в зал, он даже шел медленно, как будто с трудом, и был выше ростом и шире, сильнее. Он встал посредине подиума — оркестр заиграл какую-то мелкую дробь, — напрягся, вытянулся, задрожал от напряжения, как если бы на руках и плечах у него лежала невыносимая тяжесть… и вдруг одеревенел, стал неживым телом, превратился в деревянную куклу, в искусно выполненный манекен. Какое-то время он простоял не двигаясь, и вдруг на прямых ногах стал заваливаться навзничь, именно как кукла, в членах которой не было ни одного шарнира. Зал замер в ожидании грохота, который произведет падение манекена, только что бывшего человеком, несколько женщин ахнули, — и прямое тело действительно свалилось бы навзничь, если бы не два дюжих служителя в черных костюмах с атласными лацканами, выросших чуть ли не из земли, которые подхватили падающее тело и аккуратно положили его на пол — было очевидно, что оно совершенно одеревеневшее, жизнь изошла из него. Служители подняли на подиум два стула, поставили их напротив друг друга. Оркестр продолжал дробно играть. Под эту музыку служители с большим трудом подняли тело и положили его пятками на кончик одного стула, затылком — на другой стул — тело не прогнулось, оно не могло быть живым!

— Дамы и господа, это и есть каталепсия! — воскликнул ведущий. — Наш друг сейчас без сознания, и его тело не слушается его, но оно абсолютно утратило гибкость, оно невероятно твердое, тверже бетона и стали! И мы сейчас покажем и докажем это!

Он оглядел зал и пригласил на подиум самого крупного и полного господина в темно-синем полосатом костюме. Тот, не с первой попытки, преодолел высоту ступени.

— Сейчас мы попросим нашего гостя присесть посредине… прямо на живот Вольфу Мессингу!

Приглашенный хотел было отказаться и даже сделал попытку покинуть подиум, но умоляющие жесты импресарио удержали его. Он с опаской посмотрел на неподвижное тело, потом вновь на ведущего и уступил, пытаясь как можно легче сесть на указанное место. Поняв, что под ним нечто близкое по твердости к бетонному монолиту, он расположился уже посвободнее — видно, что неожиданный эксперимент увлек и его самого — потом даже поджал ноги… Тело не пошевелилось. Господин, сидя на нем уже в полный вес, потрясенно развел руками и остался на месте. Но на сей раз импресарио уже его поторапливал, мягко выпроваживая с подиума и поддерживая при этом под талию.

— Кто еще, мои дамы и господа?

Еще несколько человек, правда, менее тучных, решили последовать примеру первого, а номер закончился тем, что двое служителей сами уселись на неподвижно висящее между двумя стульями тело.

— А теперь — самый трудный момент номера: выход из состояния каталепсии! Мы попросим поднять нашего друга и привести его, так сказать, в вертикальное положение. Прошу вас! — служители тут же убрали стулья, недвижимое мертвое тело было поднято и поставлено на негнущиеся деревянные ноги. — Маэстро, музыка! Сейчас я постараюсь вернуть нашего друга к жизни, к нам, сюда, в этот мир! Это очень трудно! Если вы увидите судороги, припадки как при эпилепсии, не беспокойтесь — это жизнь возвращается в тело! — Повернувшись спиной к публике и глядя прямо в лицо Мессинга, импресарио трижды хлопнул в ладоши, каждый хлопок сопровождая счетом: “Раз! Два! Три!” — и отошел.

Какое-то время тело, поддерживаемое сзади служителями, не двигалось, потом резко дернулось, стремясь еще более выпрямиться, потом его стали сотрясать судороги, конвульсивные движения как бы расслабляли члены, возвращая им подвижность, но стоять Мессинг еще не мог. Глаза открылись, но он явно не понимал, где он и перед кем. Судорога вновь прошлась по всему телу, повторилось движение как бы распрямляющее и без того вытянутое в струнку тело, и артист встал на непослушные ноги, еще более вытягиваясь. Вдруг лицо исказила страшная гримаса, судорога повторялась вновь и вновь, он оттолкнул смотрителей, пытавшихся его удержать, и стоя на неверных ногах, вытянув руки и чуть разведя их в стороны, сжав кулаки до костного хруста, вдруг попытался что-то сказать. Судорога лица отступила, оно было измучено нечеловеческим напряжением, которое не хотело уходить, глаза смотрели в одну точку и не видели ни зала, ни гостей. Казалось, что безумный взгляд устремлен куда-то за пределы зала, а может быть, и времени… Вдруг Мессинг замер — ноги расставлены, руки со сжатыми кулаками опущены вниз и чуть-чуть разведены, голова закинута — и из горла донесся уже не хрип, не стон, а внятные громкие слова, почти переходящие в крик, как будто кричал не он сам, а кто-то, живший в нем, помимо его воли, которой он сейчас не имел:

— Русские танки будут в Берлине! — и замер, обводя зал невидящими глазами.

Музыка стихла, за столиками воцарилась полная тишина. Мессинг мелко-мелко задрожал, потом судорога вновь прокатилась по телу, голова запрокинулась, вены на горле вздулись и из горла опять вырвался хриплый крик:

— Гитлер сломает шею на Востоке! Русские танки будут в Берлине! В Берлине! — и свалился, с грохотом рухнул без сознания на деревянные доски подиума.

Зал зашумел, многие повскакивали с мест. Во всеобщей суматохе Константин Алексеевич почему-то выделил неуклюжую длинную фигуру офицера в черной форме с двумя блестящими зигзагами в петличках, который беспомощно озирался, поправляя нарукавную повязку со свастикой. Двое служителей наконец пришли в себя и унесли безвольно обвисшее в их руках тело за кулису.

Костя, потрясенный увиденным, еще раз вспомнил цыганку в Бресте, предрекшую то же самое. Неужели действительно можно узнать то, что будет через десять или двадцать лет? И неужели есть люди, наделенные этим страшным даром — знать наперед и предупреждать? И чем же платят они за этот дар? И ведь как дорого платят!»

В романе Вальтер перед своей смертью успевает организовать убийство Хануссена, который настраивает Гитлера на войну на Востоке, но это убийство уже не может предотвратить рокового советско-германского столкновения. Отметим, что в романе воедино слиты два предсказания, будто бы сделанных Мессингом — о том, что Гитлер сломает себе шею, если двинется на Восток, которое Мессинг в мемуарах отнес к 1937 году, и о том, что советские танки будут в Берлине. О последнем предсказании сам Мессинг ничего в мемуарах не говорит. Однако люди, знавшие его, утверждают, что в 1943 или 1944 году он предсказал, что в мае 1945 года советские танки будут в Берлине. Об этом предсказании мы еще поговорим.

Николай Китаев в своей книге пытался определить, обладал ли Вольф Григорьевич какими-либо сверхнормальными способностями, которые можно было бы использовать для раскрытия особо сложных преступлений. И пришел к неутешительному выводу: никаких таких способностей у Мессинга не было. Китаев попытался проверить наиболее сенсационные утверждения, содержащиеся в мемуарах Мессинга. Естественно, прежде всего его внимание привлекло сообщение о том, что за голову дерзкого ясновидца Гитлер назначил солидную награду в 200 тысяч рейхсмарок. И если Мессинг был признан столь опасным для интересов Германии, после оккупации Польши вермахтом его должны были объявить в розыск и расклеить в польских городах объявления о том, что за содействие в поимке ясновидца будет выплачена награда. Документы о розыске Вольфа Мессинга должны были наверняка отложиться в сравнительно хорошо сохранившихся архивах германских оккупационных и полицейских органов в Польше. Но Китаев выяснил, что имя Мессинга ни разу не упоминается в трофейных немецких документах, хранящихся в Российском государственном военном архиве. А в ответе из Государственного архива Федеративной Республики Германии, датированном 7 февраля 2002 года, отмечалось, что ни в фондах Генерал-губернаторства, ни в фондах рейхсканцелярии «не обнаружены никакие документы о реакциях Адольфа Гитлера в отношении публичного выступления Вольфа Мессинга со своими парапсихологическими сеансами».