Страница 93 из 96
В удушливой атмосфере острова Наполеон проводил время, прогуливаясь по отведенной английскими властями территории, диктуя товарищам и читая. В Лонгвуде скопилась библиотека в две тысячи томов, названия которых нам известны. И без того тоскливую жизнь омрачали туманы, дожди, а также напряженная обстановка, нагнетаемая соперничеством и обидчивостью людей, входивших в наполеоновское окружение. В довершение донимали придирки губернатора Гудсона Лоу — недалекого службиста, солдафона, помешавшегося от свалившейся на него ответственности. Здоровье узника постепенно ухудшалось. Весь 1817 год он страдал от дизентерии и ревматических болей. Болезнь не отступала, несмотря на усилия ирландского медика О'Мира, которого губернатор отослал за связь с французами. В 1819 году участились головокружения. Корабельный врач Стоко, диагностировавший гепатит, спровоцированный климатом, был отправлен в Англию. Его сменил сомнительный Антомарки. К июлю 1820-го у императора появились тошнота и боли в области желудка; вскоре он не мог есть ничего, кроме супов и мясных желе. «5 мая, — пишет Бертран в дневнике, — в 5 часов 49 минут император скончался. За три минуты до смерти он сделал три вздоха. Во время агонии — едва заметное движение зрачков, судороги, пробегающие от рта и подбородка ко лбу с регулярностью часового маятника. Ночью император произнес имя сына перед словами "во главе армии". До этого он дважды спросил: "Как зовут моего сына?" Маршан ответил: "Наполеон"».
Был ли опальный император, покинувший мировую сцену после того, как находился на ней без малого 20 лет, обречен на забвение? Весьма искусный политик, он не мог не знать, какие опустошения произведет в людской памяти его уход со сцены, и потому на скалах Святой Елены вел свой последний бой, высекая тот образ, который хотел оставить потомкам.
Разумеется, наполеоновская легенда родилась не на Святой Елене. Начиная с первой Итальянской кампании ее стали творить газеты, призванные поднимать моральный дух войск, однако на деле познакомившие Францию прежде всего с Лоди и Риволи. Легенда расцвела вместе с официальным культом императора, навязанным имперским катехизисом, с праздниками Святого Наполеона и бесчисленными Днями благодарения. Но окончательно она сложилась лишь после 1815 года.
Решающую роль в ее возникновении сыграли изменившиеся социальные условия. В эпоху Империи преданность народа Наполеону была несомненной. Рабочие парижских предместий, во всяком случае значительная их часть, готовы были даже в 1815 году сражаться против захватчиков; все донесения полиции отмечают их верность императору. Не меньшей любовью пользовался Наполеон и в крестьянской среде. Правда, в последние годы эту любовь несколько омрачили сводные налоги и обременительные рекрутские наборы.
Но и падение Орла не повлияло на продолжающийся рост его популярности. Промышленная революция, темпы которой несколько замедлились в результате войн, Революции и установления Империи, разрушила до основания старые социально-экономические структуры, заменила ремесленников машинами, используя в основном дешевый труд женщин и детей.
Она привела к резкому снижению заработной платы на рынке рабочей силы, перенасыщенном бывшими солдатами, демобилизованными из Великой Армии. Эти отверженные вспоминали об Империи, как о «золотом веке» всеобщей занятости, высоких заработков и дешевого хлеба. Наполеон без труда стал «отцом народа». Так же относились к нему и в деревнях, где крестьяне, во всяком случае до голосования закона о миллиарде для эмигрантов [33], цепко держались за свою долю национального имущества, приобретенную во время Революции. Наконец, слава Наполеона была и славой завоевавшей Европу армии крестьян. Ветераны, обреченные из-за полученных ранений на праздность, черпали в воспоминаниях, которым они предавались долгими вечерами (как это прекрасно изобразил Бальзак), оправдание своей социальной ненужности. Это они стали верными хранителями культа, подлинными творцами легенды, восполняя своими рассказами отсутствие запрещенных отныне лубочных картинок и уничтоженных новыми мэрами муниципальных подшивок бюллетеней Великой Армии. Заволновалась и буржуазия. Возврат в прошлое мог в любую минуту поставить под угрозу завоеванные ею привилегии.
Она вынуждена была признать, что в политическом отношении легитимная монархия ненадежна, а обретенная стабильность непрочна. Да, переход от Людовика XVIII к Карлу X прошел в 1824 году безболезненно, однако сопровождавшее коронацию зубоскальство доказывало, что потомственная монархия утратила былое очарование. Послушаем Беранже:
1789 год стал воистину поворотным. Либерально-республиканская оппозиция постоянно набирала очки в ущерб королевскому трону. Наполеон сумел гениально воспользоваться ее завоеваниями, подчинив своим интересам сотрясавшие старую Европу силы.
Интерес к судьбе изгнанника не убывал. В 1817 году широкий резонанс получили запрещенные позднее апокрифические мемуары Наполеона «Рукопись, неизвестным путем доставленная со Святой Елены», написанные, по всей видимости, Люлленом де Шатовье, женевцем, другом мадам де Сталь. Но их совершенно затмил «Мемориал Святой Елены», опубликованный в 1823 году Лас Казом. «Мемориал» стал, вероятно, самой читаемой книгой XIX века, она выдержала четыре издания, выходившие с постоянно вносившимися исправлениями и добавлениями; последний, четвертый выпуск 1842 года был снабжен иллюстрациями Шарле. В книге Лас Каз собрал высказывания, сделанные Наполеоном в 1815–1816 годах. И какие высказывания! Роялистские памфлеты превратили Наполеона в наследника революционного террора и последователя Робеспьера. И Наполеон не отказывался от этого наследства.
«Император, — пишет Лас Каз, — говорил, что Революция, несмотря на все ее мерзости, все же способствовала возрождению наших нравов». Человек, порвавший с идеологами, признает «неотразимое влияние либеральных идей». И добавляет: «Ничто не смогло бы поколебать или уничтожить великие принципы нашей Революции. Эти величественные и прекрасные истины должны существовать вечно — таким блеском, монументальностью и притягательностью мы их наделили». Из «Мемориала» явствует, что Наполеон не только освобождал, но и сплачивал народы: «Импульс уже дан, и я не думаю, что после моего ухода и краха созданной мною общественно-политической системы в Европе можно будет достичь всеобщего согласия иначе, как путем объединения и конфедерации великих народов». Защита революционных завоеваний и объединение народов Европы — вот две основные причины затяжных войн, ответственность за которые возложили на Наполеона, хотя на самом деле они были развязаны абсолютными монархами. Если эти высказывания действительно были сделаны в 1816 году, то адресовались они вигам, английским либералам, от которых узник ждал смягчения своей участи.
Выбор Наполеона не случайно пал на Лас Каза: он знал, что его доверенное лицо ведет дневник и, как бывший эмигрант, живший в Лондоне, этот человек найдет нужные слова, способные обворожить общественность Англии. Однако высказывания Наполеона, вероятно, отредактированные и адаптированные Лас Казом к политической ситуации 1823 года, адресовались также и международной общественности. В них Наполеон использовал в своих интересах две нарождавшиеся в XIX веке силы: национализм и либерализм, с которыми прежде боролся. Заложник Священного союза, свергнутый монарх, он хотел затушевать антилиберального Цезаря, чтоб рельефнее выделить Наполеона-демократа, солдата Революции, совершенной уже не только буржуазией, но и четвертым сословием. Задача, которую ему вряд ли удалось бы осуществить, если бы не сочувствие, вызванное к императору в связи с его мученическим затворничеством на Святой Елене. Этот жалкий отшельнический финал на омываемом волнами утесе потряс воображение романтиков.
33
Закон Карла о миллиардном вознаграждении роялистов-эмигрантов (1825 год).