Страница 6 из 96
Кемаль оказывается простым наблюдателем политических потрясений, вызванных деятельностью комитета «Единение и прогресс» в империи с 1909 по 1914 год. Он также является свидетелем ослабления власти султана Мехмета V Реза, брата Абдул-Хамида, возведенного на трон младотурками в 1909 году, и постепенного захвата власти диктаторским конгломератом. Под общим лозунгом «Спасение империи и контроль над султаном» комитет партии «Единение и прогресс» составляет поразительный ансамбль противоборствующих кланов, где доминируют примерно тридцать лидеров. А на вершине пирамиды — странный триумвират. Талаат — единственное гражданское лицо этого трио; этот юнионист, состоявший в рядах комитета «Единение и прогресс» с момента его создания, производил впечатление своими качествами политика даже на такого ярого противника «Единения и прогресса», как американский посол Моргентау. Физически и интеллектуально Талаат обладал всем, чтобы быть наиболее сильной фигурой триумвирата. И все-таки Кемаль предпочитал не Талаата, хотя и вел себя учтиво по отношению к нему; у Кемаля установились подлинно дружеские отношения с Джемалем.
Невысокий, нервный, с пышной черной бородой, Джемаль-паша, казалось, собрал в себе все пороки. Говорили, что он жесток и лицемерен, что он лишен чести и совести и что к тому же он игрок. Довольно странный друг для Кемаля, который в 1926 году подчеркивал, что его связывали с Джемалем «особые дружеские отношения и привязанность». Это обстоятельство остается загадкой, так как трудно объяснить, что привлекало Кемаля в этом человеке, к тому же старше его почти на десять лет. Многое объясняет соперничество между Джемалем и Энвером, последним членом триумвирата.
Один из биографов Кемаля, Бенуа-Мехин, будет говорить об антагонизме, разделяющем Кемаля и Энвера. Это не совсем удачное слово, как и высказывания другого биографа, Шевкета Сурейя Айдемира, описавшего комплексы Кемаля по отношению к Энверу и Энвера по отношению к Кемалю. Что Кемаль ревниво относился к Энверу, что он опирался на его противника Джемаля — это очевидно, и это даже можно понять, но почему Энвер мог испытывать комплекс неполноценности по отношению к Кемалю?
Энвер-паша, родившийся в 1881 году, получивший диплом в Академии Генерального штаба в 1902 году, был одним из героев революции младотурок 1908 года. Он принимает активное участие в сопротивлении, которое оказала османская армия итальянцам, наступающим в Триполитании (1911–1912 годы), — Энвер-бей как командир завоевал большой авторитет у бедуинов, как писал военный атташе Франции в Стамбуле, — а затем превосходно проявил себя в двух войнах на Балканах. В октябре 1912 года Черногория, Болгария, Сербия и Греция выступают против империи с одной целью: устранить ее господство над последними европейскими провинциями. Одного месяца оказалось достаточно для войск коалиции, чтобы продвинуться до Чаталджи, расположенного в 60 километрах от Стамбула. 23 января 1913 года в Стамбуле, запруженном толпами беженцев, раздираемом политическими противоречиями между юнионистами и их противниками, Энвер в сопровождении нескольких федаев прорвался в канцелярию великого визиря, убил военного министра и «выбросил в окно текст с условиями перемирия, а заодно и нескольких упрямцев». Шесть месяцев спустя авторитет Энвера возрос еще больше, когда он вошел во главе османских войск в Эдирне (Адрианополь), бывшую столицу империи, захваченную болгарами в марте 1913 года.
Казалось, всё удается Энверу. Женщины не замечали его небольшого роста, а его необычайная отвага покоряла мужчин. Он умело пользовался обстоятельствами для удовлетворения своих неистовых амбиций, подчас рискуя показаться смешным. Разве Энвер не заставлял своих друзей называть себя «маленьким Наполеоном»? Ему оказана наивысшая честь — он становится даматом, то есть зятем султана. И почему бы Энверу считать Кемаля своим соперником? Да, его раздражает несдержанность Кемаля, его вспыльчивость. Да, ему не нравится этот человек, «дерзкий, откровенно высказывающийся», всегда готовый критиковать других.
Между Кемалем, чьим главным успехом была редакция труда по тактике на сорок одной странице с семью иллюстрациями «Маневры, учения полковой бригады и кавалерии армии Джумалы», и Энвером борьба была неравной. На самом деле никакой борьбы и не было, так как Кемаль не имел ни достаточного влияния, ни необходимой поддержки.
Окончательный разрыв между Энвером и Кемалем произошел, вероятно, в начале 1913 года во время турецко-балканской войны. Корпус Болайыра, в котором служил Кемаль, а его друг Али Фетхи был начальником штаба, получил приказ провести операцию, успешное осуществление которой было возможно лишь при поддержке 10-го корпуса, где Энвер был начальником штаба. Корпус Энвера не оказал никакой поддержки, и Али Фетхи потерпел поражение. При обсуждении провала операции высшее командование поддержало 10-й корпус, а Энвер должен был получить назначение в Стамбул. Али Фетхи и Кемаль подают рапорт об отставке, но затем забирают его, когда стало известно, что повышение Энвера отменено.
По мнению Кемаля, Энвер не только некомпетентен, но и приносит вред армии, так как допускает ее политизацию, что, на его взгляд, является грубой ошибкой. Этой же точки зрения придерживаются также и немцы. Кайзер скажет генералу Лиману фон Зандерсу, отправляющемуся в Стамбул в начале 1914 года: «Искореняйте политику из корпуса турецких офицеров. Вмешательство в политику — вот их главный недостаток». Но это заявление будет единственной общей точкой зрения Кемаля и немцев, назначаемых инструкторами в османскую армию с 1840 года: примерно 70 немецких офицеров прибыли в Стамбул. В недавнем прошлом военный атташе в Берлине, Энвер верит в превосходство прусской модели армии и цинично заявляет: «Мы с ними, потому что это в наших интересах». Со своей стороны, Кемаль признает ценность берлинского метода, он даже переводит некоторые немецкие труды, но считает недопустимым слишком сильное влияние иностранцев и, как неизбежное следствие, подчинение турецкой армии.
Личные неудачи отражаются на характере Кемаля, нервном, импульсивном, подчас мрачном. Уже в Академии Генерального штаба он пребывал иногда в состоянии меланхолии или депрессии. «Друзья, — говорил он тогда, — я ложусь спать и не могу уснуть, как вы. Я бодрствую до рассвета. И лишь когда наконец я забываюсь сном, раздается сигнал подъема и, естественно, я не могу проснуться. И только человек, сотрясающий мою кровать, выводит меня из состояния оцепенения. В результате я чувствую себя совершенно разбитым и усталым телом и душой».
Осенью 1913 года Али Фетхи, давний друг Кемаля по совместной учебе в Манастире и Стамбуле, был назначен послом в Софию. Али и Кемаля связывали прочные узы дружбы. Будучи военным атташе в Париже, Фетхи приглашал Кемаля на большие маневры в Пикардию, организованные французской армией в сентябре 1910 года. И на этот раз Али как новый посол протягивает руку помощи Кемалю, предложив ему сопровождать его в Софию в качестве военного атташе. Кемаль вынужден согласиться, но его пребывание в Софии превращается в печальную ссылку. Он пишет одному из друзей, насколько грустно ему в столице Болгарии: «Здесь нет ни одной красивой женщины; я вынужден остановиться в отеле, так как не нашел подходящего дома. Ни одно событие не украшает мою повседневную жизнь. На всё воля Аллаха». Кемаль сообщает также, что он не посещает кабаре, так как они наводят только скуку. В данном случае Кемаль был не совсем искренен.
А между тем работа его не лишена интереса: Балканы охвачены волнением, в Болгарии насчитывается миллион двести тысяч выходцев из Турции. Вечера в опере Софии, успех в светском обществе, вызванный появлением Кемаля в костюме янычара на костюмированном балу по случаю праздника святых Кирилла и Мефодия, дружеское внимание Али скрашивали его пребывание в Софии. Друзья публикуют за подписью посла статью «Истинные причины поражения корпуса Болайыра» в одном из болгарских военных журналов. А Кемаль пишет также небольшой труд на двадцати страницах под названием «Беседы с офицерами и командующими»: печальные размышления после трех конфликтов в Триполитании и на Балканах, в результате которых империя лишилась трети подвластной ей территории и пятой части населения, едва ли не оказавшись за пределами Европы и отдав Салоники Греции. Некоторые мысли позволяют угадать в нем будущего государственного деятеля: «Главное в идее — это ее способность быть воспринятой как абсолют без того, чтобы стать объектом критики. Это возможно, когда идея становится мнением, а в конце концов, убеждением; после этого никакие логические доводы или суждения не могут ее поколебать».