Война углей

«Ох, ну и туман! И куда лететь?» — подумал Крепыш. Наконец он резко развернулся и полетел на север, в сторону летнего места сбора белых медведей. Он знал, где это. Недалеко от Ледяных проливов. Но что он скажет медведям? Крепыш изо всех сил напряг свои несчастные мозги, пытаясь расставить факты по порядку. Сначала он увидел странную синюю сову. Потом другую сову, со страшным лицом. Но то, о чем она говорила, было еще страшнее того, как она выглядела. Хагсмары. Кто такие эти хагсмары? Какая-то порода птиц? Неизвестно, но точно не белые медведи! Едва уловимое страшное воспоминание вновь всколыхнулось в глубине его разума, словно тень, омрачавшая всего его существо.

Должно быть, Крепыш летел быстрее, чем думал, поскольку скоро увидел под собой остатки летнего льда, сковывавшего море Вечной зимы. Следуя за плавучими льдинами, он поднялся к заливу Клыков. Крепыш надеялся, что белые медведи еще не отправились в дальнее плавание на север, к более отдаленным заливам и узким каналам, в которых они зимовали. Когда он неряшливой спиралью спустился вниз, то, к своей радости, заметил сразу нескольких медведей, плававших в море или сидевших на льдинах вместе со своими медвежатами. Многие льдины были красными от крови только что убитых тюленей. Белые медведи запасались жиром для долгой зимней спячки.

В этом месте залив был очень узким, и Крепыш заметил, как один из медведей, соскользнув с льдины, поплыл к утесам, где чернела какая-то большая дыра, похожая на пещеру. Крепыш завис в воздухе. А вдруг он не поймет этих медведей, ведь они говорят с сильным кракишским акцентом? К счастью, многие из них разговаривали на причудливой смеси кракиш и хуульского, поэтому, прислушавшись, Крепыш постепенно начал различать отдельные слова и фразы.

— Гунда грунух… дай Урсус увидеться через пару лет… Эй, Свип?

Внезапно из пещеры высунулась самая огромная голова, которую Крепышу доводилось видеть в жизни, и, разинув пасть, совершенно отчетливо прокричала:

— Эй, Сварр! Да в тебе романтики не больше, чем в куче выпущенных тюленьих кишок! Встретились и разбежались — вот твой девиз, а?

— И что из этого? Брачный сезон не может длиться вечно, к тому же я впадаю в спячку. Разве я виноват, что катабаты в этом году задули раньше, чем обычно, — проворчал большой самец, плескавшийся снаружи пещеры.

— Да ладно! Только и думаешь, как бы улизнуть.

— Я принес тебе поесть, прежде чем уйти, — высунув из воды огромную лапищу, медведь бросил на лед рыбину. — Синеспинка — знак моей любви, — проворчал он.

— Великий лед! — выпалил Крепыш. В тот же миг оба медведя задрали головы и уставились на него.

— Чего тебе надо? — хором проревели они.

— Эта рыба, рыба… Я никогда не видел такого цвета! Небесный. То есть синий, — пролепетал Крепыш, опускаясь на только что покинутую медведем льдину. — Я видел сову точно такого же цвета. Синюю… — Он тихо повторил это слово, словно пробовал его на вкус.

— Ладно, я поплыл, — проворчал самец по имени Сварр. — Увидимся. Где-нибудь, когда-нибудь. Через пару лет. — Он широко зевнул и поплыл прочь. — Надеюсь, у тебя будут медвежата. Уверен, они будут симпатяги, все в маму.

Самка тяжело вздохнула и пробурчала:

— Можно подумать, ему когда-нибудь придет в голову их навестить!

— Вы хотите сказать, что он никогда не увидит своих медвежат? — удивился Крепыш.

— Никогда.

— Это очень печально, — искренне сказал тупик. — Мне кажется, он сам не понимает, чего лишает себя.

Медведица удивленно уставилась на него.

— Как тебя звать, тупик?

— Крепыш.

— Очень приятно, Крепыш. А меня зовут Свип. Знаешь, для тупика ты очень проницателен.

— А что значит «проницательный»?

— Умный. Смышленый.

На этот раз пришла очередь Крепышу удивленно хлопать глазами.

— Нет… Вы ошибаетесь. Никто… никто на свете никогда не называл меня… или какого-нибудь другого тупика умным, смышленым или проницательным!

— А я вот взяла и назвала! А теперь расскажи мне, что это за синяя сова такая?

Крепышу очень хотелось как можно разумнее пересказать этой любезной медведице все, что он недавно увидел. Поэтому он начал, не торопясь:

— В Ледяных проливах есть одна пещера. Туда прилетели две совы. У одной были перья того цвета, который называется «синим», а у другой… у другой…

Когда Крепыш закончил свой рассказ, Свип несколько мгновений молчала, а потом уверенно сказала:

— Не нравится мне все это. Совсем не нравится. Впрочем, это совиные дела.

— Что я должен сделать?

— Разыскать сов, — ответила медведица. — Ночных стражей Га'Хуула.

Крепыш уронил голову. Сейчас он выглядел почти трагически, насколько может выглядеть трагически птица, обладающая таким потешным черно-белым лицом с толстыми щеками и огромным рыжим клювом посередине.

— Я не могу, — прошептал он, уткнувшись клювом себе в грудь.

— Почему это ты не можешь? — удивилась Свип. Ее тоже уже начала одолевать сезонная спячка, охватывающая медведей в преддверии приближающейся зимы, когда короткий северный день начинает сокращаться сначала на секунды, а потом и на минуты. Тем не менее она решительно боролась с сонливостью. Дело было важное. — Я повторяю — почему ты не можешь полететь и найти этих сов? — сдерживая зевок, переспросила Свип.

— Ночные стражи все очень умные. А я ужасно глупый.

Эти слова поразили Свип, как поток яркого солнечного света.

— Что за чушь ты болтаешь? Да ты самый умный тупик, которого я встречала в жизни! — решительно заявила она.

— Вы правда так думаете? — робко спросил Крепыш.

— Правда. Тебе непременно нужно лететь.

— Я… Я подумаю над этим!

— Не думать надо, а делать!

Глава III

Колокола в тумане

В дремучей чаще Темного леса, самого глухого леса во всех Южных царствах, есть место, где деревья вдруг резко обрываются. Чащоба здесь такая густая, что с высоты низину почти не видно, к тому же облако тумана, вечно колышущееся над водопадом, скрывает дно долины. Но тот, кто сумеет спуститься с обрыва, увидит прекрасный дворец, выстроенный прямо в толще утеса. В этом дворце, оставшемся от времени Других, жила мохноногая сычиха по имени Бесс. Во всем совином мире насчитывалось не больше дюжины сов, знавших об этом загадочном месте и об этой сычихе. Эти совы называли ее не просто Бесс, а Бесс с Колокольни или Бесс Знающая, ибо она была одной из самых ученых сов во всех шести царствах. Совы, знавшие об этом месте, нередко удивлялись, почему оно называется дворцом. Ведь на самом деле это была огромная библиотека, полная книг, разнообразных карт и старинных научных инструментов. Сама Бесс никогда не покидала Дворец туманов. Она впервые появилась здесь много лет тому назад, когда принесла сюда кости своего отца, чтобы похоронить их по обычаю мохноногих сычей.

В ту ночь, о которой у нас пойдет рассказ, Бесс только что закончила свой обычный вечерний ритуал. Кости ее отца, Бормотта, давно рассыпались в прах и были унесены ветром, однако место, где они когда-то лежали, вершина колокольни, прямо под большим колоколом, давно стало святыней для Бесс. Каждый вечер она взлетала под огромный колпак колокола и пела одну и ту же песню гулким голосом мохноногой сычихи. Последний куплет этой песни давал ей надежду на грядущую встречу с любимым отцом в глауморе, поэтому она всегда исполняла его с особым воодушевлением:

В сердце у каждой доброй совы

Глаукса песня звучит.

Из зыби туманной, из синевы

Колокол неба отлит.

Слышишь, отец: дин-дон, дин-дон

Доносится свысока?

Под этот небесный перезвон

Скрумы летят в облака.