Ван Гог

От художника можно было бы ожидать более прочувствованной эпитафии. Гоген не видел Винсента около двух лет. Что он мог знать о его творчестве в это время? В августе он высказал своему другу Шуффенеккеру беспокойство по поводу возможных последствий для них всех кончины Винсента, который так сильно влиял на своего брата, когда дело касалось его друзей-живописцев…

Тео в письме матери, рассказывая о своей безысходной тоске, заметил:«…А теперь, как это часто бывает, все восхваляют его талант. ‹…› Ах, мама! Мы были с ним так близки, так близки» (5).

Тео страдал хроническим нефритом, у него были слабые лёгкие. Но теперь его занимало одно: сделать всё, чтобы произведения Винсента заняли подобающее им место в глазах ценителей живописи, критики и маршанов. Предприятие могло бы увенчаться успехом, уже были предприняты первые шаги, но случай опять вмешался в судьбу творчества Винсента.

Первое, что сделал Тео, это поехал в Голландию, чтобы добиться от родственников письменного отказа от всех прав на произведения Винсента. Поскольку те ни в грош их не ставили, согласие было получено без затруднений. Потом он решил действовать по двум направлениям. Он попросил у Дюран-Рюэля разрешения на выставку полотен Винсента в его галерее. Дюран-Рюэль подумал и отказал. Тогда Тео решил устроить выставку в своей квартире и попросил Эмиля Бернара помочь ему развесить картины. Бернар согласился. Ещё Тео обратился к Альберу Орье с предложением написать биографию Винсента, заверив, что располагает необходимыми для этого документами. Орье предложение принял, но уточнил, что не может начать работу теперь же, так как ему прежде надо закончить роман. Но, опубликовав два года спустя этот роман, он умер от тифозной горячки. Так творчество Винсента потеряло возможность быстро получить широкое признание.

Тео вошёл в контакт с Октавом Маусом, секретарём «Группы двадцати» в Брюсселе. Принятие в группу Синьяка облегчило задачу. Октав Маус дал согласие на организацию новой выставки в 1891 году.

Но последующие события не позволили этому предприятию состояться. Тео явно терзался чувством вины. Однажды, ещё при жизни Винсента, он сказал Изаксону: «Я не удивлюсь, если моего брата признают одним из великих гениев и будут сравнивать с кем-нибудь вроде Бетховена» (6). При таком убеждении благородная миссия, которая выпала на его долю, стала для него мучительной, так как чем больше он стремился убедить других в гениальности своего брата, тем горше терзался сам, изводя себя упрёками и раскаянием.

Надо ли было посвящать Винсента в свои профессиональные проблемы? Хорошо ли было посылать его в Овер? Надежда на доктора Гаше обернулась бедой. Почему в трудную минуту он не оставил Винсента у себя, чтобы поддержать? Почему, когда его несчастный брат едва выкарабкался из ада, который чуть не поглотил его, он решил поехать в Голландию, а не в Овер? Эти вопросы терзали Тео, который был натурой крайне чувствительной, а вернее, они самым пагубным образом наложились на фатальный для семьи Ван Гогов психологический фон. Тео, обычно тихий и сдержанный, стал нервным, раздражительным, вспыльчивым, словно в него переселился дух брата. Во время какого-то спора со своими шефами по поводу одной картины Декампа, посредственного и ныне забытого живописца, у Тео случился сильный приступ гнева. Он ушёл, хлопнув дверью, и вскоре потерял психическое равновесие.

С этого момента на него легла тень умершего брата. Он захотел осуществить всё, о чём мечтал Винсент, не имея для этого средств. Он отправил Гогену телеграмму, извещая, что его отьезд в тропики – дело решённое и вскоре последуют деньги. Но эти деньги существовали только в воспалённом воображении Тео, и Гоген долго их ждал, пока не понял, в чём дело. Ещё Тео задумал учредить ассоциацию живописцев со штаб-квартирой в кафе «Тамбурин» Агостины Сегатори. Но в это время у него обострилась болезнь почек, начались приступы лихорадки, сопровождавшиеся бредом. Йоханна не знала, что делать. Она обратилась за консультацией к Гаше, но тот со своей индукционной катушкой и всей своей гомеопатией ничем помочь не мог У Тео начались приступы ярости против жены и ребёнка, словно они своим существованием послужили причиной гибели Винсента. Наконец, он сам попросил, чтобы его госпитализировали, после чего побывал в нескольких лечебницах, включая известную клинику доктора Бланша.

Буссо и Валадон тут же без всяких формальностей уволили Тео – после семнадцатилетней службы в их фирме. Известие об этом вызвало уныние в среде художников авангарда, так как Тео был единственным из маршанов, кто их защищал, выставлял их работы и даже продал некоторые из них. Буссо и Валадон, зятья Гупиля, никогда не понимали пристрастия своего директора к работам новичков, на которых с трудом можно было выручить каких-нибудь 200 франков за картину, в то время как была возможность заработать разом тысячи, а то и десятки тысяч, продавая тогдашних любимцев публики – Жаненов, Квостов и прочих Месонье.

Благодаря лечению и отдыху Тео почувствовал себя немного лучше, и Йоханна воспользовалась этим, чтобы перевезти его в Голландию, в Утрехт, где он когда-то изучал английский язык. Но там у него случился новый кризис, и его поместили в местную лечебницу для душевнобольных. Положение его усугубилось сердечным приступом, за которым последовал паралич, а затем кома, что не оставляло уже никакой надежды. Единственное, на что он как-то отреагировал, была прочитанная ему врачом статья в одной газете, где речь шла о Винсенте Ван Гоге. Вскоре после этого, 25 января 1891 года, пережив брата всего на полгода, Тео скончался и был похоронен в Утрехте.

Йоханна с сыном вернулась в Париж. Несчастная вдова осталась без всяких средств с годовалым ребёнком на руках, с сотнями холстов и рисунков Винсента и примерно с 650 письмами. Что ей было делать с этим наследством, которое, казалось, сеяло вокруг неё смерть? Её брат Андрис Бонгер, всегда неблагожелательно относившийся к Винсенту, посоветовал ей поскорее избавиться от этого никому не нужного хлама. К счастью, Йоханна оказалась куда более значительной личностью, чем её крайне ограниченный братец. Она пренебрегла его советом, собрала, прочитала и систематизировала письма. Вначале, как она рассказывала, ей хотелось побольше узнать о Тео, мужчине, которого она страстно любила. Она начала читать, узнала всё то, о чём теперь знаем и мы, и ещё раз открыла для себя Винсента. Она рассматривала его картины и рисунки, и жизнь её наполнилась смыслом. Она ясно осознала свою судьбу; сделать всё, чтобы творчество Винсента стало широко известно, подарить его миру. Вначале она решила основать фонд своего сына, сделав его наследником произведений дяди. Потом она с необыкновенным терпением, умом и энергией, достойными её деверя, сделала его искусство всеобщим достоянием. Она умела его защитить и утвердить его значение, устраивая выставки, работая с прессой, продавая картины знатокам и ценителям, издавая переписку, редактируя первую биографию Винсента, вышедшую с добавлением воспоминаний мужа, которыми он с ней делился, переводя письма на английский язык. В 1914 году она перевезла останки Тео из Утрехта в Овер-сюр-Уаз и захоронила их рядом с могилой Винсента.

А тем временем Винсент Виллем Ван Гог, пятый в роду с таким именем, начиная с деда Винсента, повзрослев, упорно отказывался продавать что-либо из произведений покойного дяди, что привело его даже к конфликту с матерью. Решение его было правильным: распылять собрание не следовало. Он одалживал картины для экспонирования, но ни одной не продал.

После кончины матери, уже в зрелом возрасте, будучи отцом многочисленного семейства, он подумал о том, как ему сохранить единство собрания, и обратился за помощью к правительству Нидерландов. В 1973 году в Амстердаме был создан музей Ван Гога, в котором хранятся произведения мастера и архив, пока остающийся в собственности наследников.

Краткое послесловие

Печальный конец этого романа в письмах о жизни Винсента Ван Гога оставляет открытыми несколько вопросов. Эти волнующие вопросы требуют если не ответов, то по меньшей мере обоснованных суждений.