Страница 70 из 77
Чтобы хоть как‑то помочь сыновьям, Софья Андреевна решила продать за 125 тысяч рублей хамовнический дом, который у нее выкупила Московская городская дума. Грустно было разорять свои гнезда, где все напоминало о когда‑то счастливой жизни. А еще она продала Сытину остаток книг собрания сочинений Л. Н. Толстого своего последнего издания. С этим изданием у нее было много сложностей и неприятностей. 12 февраля 1911 года Софья Андреевна получила телеграмму, уведомляющую ее о том, что все издание готово. Обрадовавшись этому известию, она стала торопиться с его продажей и отправилась на книжный склад, чтобы сделать кое — какие распоряжения, потом поехала в банк, чтобы уяснить счета, но вскоре узнала, что XVI, XIX и XX тома собрания сочинений арестованы. С утра 21 февраля уже началась продажа нового издания. Софья Андреевна уплатила 20 тысяч рублей за бумагу, более 15 тысяч отдала типографии, а потом полиция опечатала на складе целых три части. Она умоляла пристава не портить книг, когда будут накладывать печать, потом занялась газетными объявлениями о новом издании, но стала сомневаться, что кто‑то станет приобретать это собрание с отсутствующими томами.
Вскоре Софья Андреевна узнала, что виновником всего этого безобразия стал цензор Московского комитета по делам печати, который сделал доклад, на основе чего было возбуждено судебное преследование издателей за включение в него «преступных произведений», на которые и был наложен арест. Судебная палата постановила уничтожить XVI, XIX и XX тома 12–го издания за «богохуление» и за возбуждение враждебного отношения к правительству в этих томах. Софья Андреевна побывала в судебной палате и в Цензурном комитете, старалась разжалобить чиновников, чтобы добиться от них списка запрещенных произведений, а заодно и разрешения их перепечатать. Она добилась‑таки своего. 28 апреля на ее складе в присутствии представителей Цензурного комитета, полиции и представителя типографии произошло снятие печатей с конфискованных книг, а после этого они были перевезены в типографию с целью проведения там вырезки из них запрещенных статей. Слава богу, что все благополучно разрешилось, а то императрица, к которой Софья Андреевна обратилась до этого с просьбой принять ее, отказала в этом, объяснив, что графиня Толстая будто бы обманула Александра III, пообещав ему не продавать отдельно «Крейцерову сонату», а сама опубликовала ее отдельным изданием у подпольных издателей. 12 мая Софья Андреевна уже сдала в типографию весь материал для перепечатывания трех арестованных томов. Так завершилась ее издательская эпопея, стоившая ей многих сил и нервов в ее совсем немолодые годы, притом без какой‑либо поддержки с чьей‑либо стороны.
В ноябре 1911 года Софья Андреевна, как и планировала, получила деньги от Московской городской думы за продажу дома в Хамовниках. Она решила отдать детям 180 тысяч рублей, всем, кроме Саши. Та, по ее мнению, была и «так богата, и она одна». А сыновья постоянно жаловались на свои плохие дела. Илья, приехав однажды, напугал ее своим ужасным «застрелюсь». Андрей был очень «жалок своей нервной неустойчивостью». «Приезжали сыновья, — меланхолически констатировала она в ежедневнике в январе 1913 года, — Андрюша, еще нездоровый, и Илья, которому дала взаймы (якобы) 6000 рублей, и он повеселел сразу. Надолго ли?» Их постоянное безденежье вкупе с равнодушием к тому, что собиралось родителями всю жизнь, порой приводило Софью Андреевну в отчаяние. Однажды, когда вместе с Андреем она разбирала вещи в хамовническом доме и решала, что из них пока поместить на склад Ступина, что перевезти в Ясную Поляну, а что продать, ее охватила острая тоска: «Грустно, все разоряется, все приходит к концу, и, главное, прекрасная, прошлая жизнь умерла, а не продолжается в детях».
Если с московской усадьбой дело все же как‑то устраивалось, то куда запутаннее оно обстояло с Ясной Поляной. То, что усадьба после нее должна принадлежать людям, миру, Софья Андреевна осознавала, возможно, как никто другой. Поняла она это сразу же после того, как стала вдовой. Но как и, главное, на какие деньги усадьбу беречь и лелеять?
Идея сыновей (к ней не имел никакого отношения Сергей Львович, поскольку отказался от своей доли наследства. — Н. Н.) заключалась в выкупе самой усадьбы на получаемые в «цивилизованных странах» деньги и передаче ее в некую «международную собственность». Землю имения предполагалось продать американским промышленникам за полтора миллиона долларов. С этой целью ее племянник Михаил Кузминский в качестве посредника прибыл 1 января 1911 года в Нью — Йорк. После публикации интервью с ним дело приобрело скандальный характер. Поднялась волна протестов с публикациями писем и статей. Так, Максим Горький, с которым Софья Андреевна не раз встречалась, делился с Анциферовым своими мрачными предположениями на этот счет: «А тут еще письмо из Америки о том, что организовался синдикат для покупки и эксплуатации Ясной Поляны. Знаете ли вы, что по нашим законам тело неотпетого человека владелец земли, в коей оно закопано, может вырыть и увезти… Нехорошо все». Так же думала и Софья Андреевна, говорила об этом сыновьям, снова акцентируя внимание на том, что хотела бы видеть Ясную Поляну «в руках русских и всенародных».
Наконец, не без влияния Софьи Андреевны, в последних числах апреля газета «Утро Харькова» поместила интервью с ее сыновьями, в котором они пояснили свою позицию: «Мы действительно вели переговоры с американскими миллиардерами, но речь шла только о продаже земли, но не усадьбы. Наше общее желание продать все в национальную собственность». Так или иначе, дело с продажей сыновьями имения американцам было остановлено, а возникшие обстоятельства заставили Софью Андреевну предпринять самые энергичные действия.
В начале мая 1911 года по просьбе сыновей она отправилась в Петербург обсудить возможность продажи Ясной Поляны. У нее состоялась встреча с Петром Аркадьевичем Столыпиным. Премьер был давно знаком с их семьей как сын старинного приятеля мужа по Севастополю. Во время этой встречи Софья Андреевна поверила, что Столыпин «вполне понимает необходимость покупки Ясной Поляны» государством, и 10 мая, по его рекомендации, в Зимнем дворце через свою знакомую гофмейстерину Елизавету Нарышкину она передала обращение к царю с просьбой о приобретении усадьбы в государственную собственность. А уже 28 мая «Русское слово» сообщило о решении правительства выкупить у С. А. Толстой и ее сыновей Ясную Поляну за 500 тысяч рублей. Именно такую сумму запросила она с сыновьями.
В середине июня в яснополянскую усадьбу прибыли чиновники из Петербурга и Тулы для оценки имущества. Были оговорены все условия, по которым Софье Андреевне было гарантировано пожизненное право проживания во флигеле, а после смерти ее и сыновей — погребение рядом с могилой мужа. Началась опись вещей дома, в июле приехал землемер, но осенью все вдруг затормозилось.
В октябре «Русские ведомости» ошеломили Софью Андреевну неожиданной новостью: «правительство сняло с очереди покупку Ясной Поляны». Ей было над чем призадуматься. Могла ли резкая перемена мнений при дворе по поводу выкупа Ясной Поляны каким‑либо образом быть связана с убийством Столыпина в сентябре 1911 года? Ведь выкуп, по предложению Столыпина, должен был происходить через Крестьянский банк — его детище. Так что, вполне вероятно, полагала вдова, он сам активно содействовал проекту национализации ее усадьбы. Правда, в той их майской беседе Петр Аркадьевич высказал небезосновательные опасения относительно «церковных веяний». Когда его не стало, они незамедлительно дали о себе знать.
Потом Софье Андреевне стало известно о серьезных трениях и дебатах на заседании Совета министров 14 октября. Ясная Поляна была оценена в 200 тысяч рублей. Эту сумму при Столыпине предполагалось выплатить через Крестьянский банк, а выплату дополнительных 300 тысяч правительство брало на себя. Но на заседании против этого очень резко выступили министр народного просвещения Л. А. Кассо и обер — прокурор Синода К. Саблер, не желавший «за казенный счет» «увековечивать память отшельника, отлученного от Церкви».