Софья Толстая

Глава XXVII. Сиделка

После Таниного замужества их дом осиротел. Теперь Лёвочка был уверен, что «все женщины угорели и мечутся, как кошки по крышам». Это стало открытием для него, и в душе он надеялся на то, что обе дочери выстоят, не поддадутся мужским чарам и соблазнам. Но, увы, Таня и Маша не стали самоотверженными девственницами ради отца. Теперь он желал только одного, чтобы дочери навсегда забыли о «беганье по крышам и о мяуканье». Софья тоже долго не могла успокоиться после Таниного венчания. Когда она вернулась домой, ей показалось, что вокруг пустота, мрак, точно она попала сюда с похорон.

Однако человек предполагает, а судьба располагает, и вскоре ее тяжелое состояние сменилось суетой повседневности. Жизнь брала свое. Дом вновь наполнился гостями и посетителями. С утра до вечера Софья крутилась, словно белка в колесе, у нее не было ни одной свободной минуты. Она даже едва успела отправить поздравительную телеграмму мужу в день годовщины их свадьбы. Теперь Софья целиком посвятила себя благотворительной деятельности, став попечительницей приюта для беспризорных детей, рьяно взялась за дело и сразу внесла две тысячи рублей из денег своего покойного Ванечки. Она купила для приюта корову, навязала детям уйму шапок, привезла им много игрушек, фруктов, сладостей. После этих даров они встречали ее радостными возгласами: «Графиня приехала!» Софья так любила детей, что попечительство для нее стало важным и приятным занятием, которому она отдавалась сполна и с большим удовольствием. Этот приют существовал на деньги благотворителей, денег не всегда хватало, и поэтому ей приходилось самой что‑то предпринимать и организовывать, например, литературно — музыкальные вечера, на которые приглашались дирижеры, музыканты и чтецы, выступавшие бесплатно. После таких вечеров в приют начинали поступать пожертвования от богатых купцов, в огромных количествах присылавших бумазею, сукно, бумагу, книги и прочее. Софья была несказанно довольна.

Много времени у нее уходило и на прием гостей. Так, однажды ее навестил редактор журнала «Жизнь для всех» Поссе вместе с очень известным уже Максимом Горьким, которого Лёвочка называл «лохматым». Как‑то к ним приехал прославленный Федор Шаляпин, очень веселый, талантливый, голосистый, но который не очень понравился мужу из‑за своего «громкого» голоса. Приходили и «странные» посетители, прибывшие в Россию с острова Ява и с мыса Доброй Надежды специально для того, чтобы встретиться с гениальным писателем. Посещали их гостеприимный дом принц Ольденбургский, моряк Шереметев, граф Ламсдорф, которые просто «впивались» глазами в мужа. Также к ним наведывался критик Владимир Стасов. В общем, от многочисленных гостей не было продыху, из‑за них Софья порой не могла заняться музицированием или предаться воспоминаниям. Тем не менее она по — прежнему посещала музыкальные вечера, где играл Танеев, для которого шила новые туалеты. Дочь Саша в такие моменты отмечала про себя: «Опять новое платье, и это означало встречу с Сергеем Ивановичем». А муж, так и не дождавшись ее вовремя, сам заказывал повару скромный постный обед, состоявший из пирога с рисом и семгой.

Их супружеская жизнь становилась все более умилительной, оба непременно желали чем‑то помочь друг другу, и это было для них самым главным. Они старались быть мудрее, жить сегодняшним днем, а не завтрашним и не прошлым. Сын Сережа тоже подлаживался под их жизнь, беспокоился о здоровье отца, робко предлагая ему свою помощь. Но отец был особенно благодарен ему за помощь духоборам. Конечно, было много волнений, связанныхсдетьми: из‑за гайморита у бедной Тани; из‑за подавленного состояния Маши, утратившей былую энергию после выхода замуж за ленивого и вечно сонного Колю Оболенского. Особенно досадно было то, что обе дочери никак не могли родить здорового ребенка. Дети рождались мертвыми. В этом она винила их вегетарианство. Благо, что у невесток дела обстояли иначе, и к этому времени Софья уже не раз становилась бабушкой, в ее честь даже была названа одна из внучек, ставшая ее полной тезкой. Она была благодарна сыну Андрею и невестке Ольге, которые пожелали так назвать свою дочку, родившуюся 12 апреля 1900 года в Ясной Поляне. Софья радовалась тому, что ее сын основательно занялся хозяйством и его жизнь в яснополянской усадьбе не проходила даром. А ведь он был еще так молод. Об этом она думала во время своей поездки в Петербург, предпринятой ею для встречи с графиней Александрин Толстой, которая восприняла это посещение с превеликой благодарностью и приняла его как «жертвоприношение» Софьи. Александрин не знала о главной причине ее поездки, о которой легко догадывалась дочь Саша, сопровождавшая мама, в том числе и по концертным залам, где она видела Танеева.

Между тем недобрые слухи о судьбе «Воскресения», постоянно витавшие в воздухе, не на шутку встревожили Софью. Она узнала, что ее мужа ожидают очередные неприятности из- за издания романа за границей, в частности в Америке, и что уже появилось якобы высочайшее повеление, грозящее строжайшими запретами, в том числе лишением возможности церковных похорон после смерти Лёвочки. Однако тьма всяких забот отвлекала от грустных мыслей. Надо было думать о хлебе насущном: о продаже по выгодной цене самарских земель Андрея и Миши, о покупке имения Мансурова Ильей и т. д. Софья так устала от этих имущественных вопросов, что порой приходила в отчаяние, желая, чтобы все пропало: «и хозяйство, и книги, и московский дом, и дела с артельщиками, и уборка библиотеки, и обивка мебели». Хорошо, что все были здоровы, в том числе и Лёвочка. Это еще как‑то вдохновляло ее на посадку трех сотен яблонь и лиственниц, на заказ в Воронеже шестидесяти штук вишневых деревьев от Карлсона, которые, к ее большому огорчению, погибли, не прижились на яснополянской земле. Кроме этого, приходилось еще учить свою Сашу, у которой вкусы были самые, что ни на есть, «первобытные», что чувствовалось, например, в ее «ужасном громком» смехе.

День их с Лёвочкой свадьбы, 23 сентября, Софья решила провести в одиночестве, а потому достала старинные ноты, принадлежавшие маменьке мужа, чтобы сыграть Бетховена. За этим лиричным занятием ее и застал Танеев. Он сразу же сел за рояль и с блеском исполнил сонату Бетховена d.moll, теперь ставшую для нее самой любимой. Лёвочка, охладевший к плотской любви, не смог ей предложить взамен дружбы. Она же мечтала о муже — друге.

Танеев поведал Софье об ужасных интригах и скандалах в консерватории. На последнем заседании директор консерватории Сафонов нагло накричал на него, и Сергей Иванович тотчас же подал заявление об уходе. Софья немедленно написала письмо великому князю Константину Константиновичу, мать которого являлась председательницей музыкального общества, в котором рассказала о беспорядках, происходящих в консерватории не без участия Сафонова. Благодаря ее обращению тот был уволен и на его место назначен Ипполитов — Иванов. Это место сначала было предложено Сергею Ивановичу, но он отказался.

Вскоре Софье стало не до этого: умер внук Лёвушка, и ее невестка Дора хотела броситься в могилу, когда опускали гроб с младенцем. Но беда не приходит одна: следом за этим печаль — ным известием последовало еще одно: дочь Таня снова родила мертвую девочку. Радости жизни словно совсем оставили ее. Тане даже горевать было не с кем, муж Михаил в это время находился за границей, в теплых краях, потому что терпеть не мог российских холодов. Так смешивалось в жизни Софьи хорошее с плохим. Но вскоре пришло радостное известие: сын Миша, пользовавшийся большим успехом в свете, решил жениться на прехорошенькой и любящей его Лине Глебовой. Софья стала готовиться к свадьбе: шила молодым свадебные мешочки, заказала приглашения. Все делала с большим удовольствием, потому что материнский инстинкт подсказывал ей, что выбор сына был сделан верно: жена была одного уровня с ним, а значит, они будут жить хорошо. 31 января 1901 года молодые обвенчались. Свадьба вышла великосветской и очень пышной, на ней присутствовал великий князь Сергей Александрович, специально прибывший из Петербурга. Прихожане, видя Софью, спрашивали друг друга: «А это мать жениха?» — «Какая красавица!» После венчания супруги отправились в Ясную Поляну. Остальные дети разъехались кто куда. Теперь с родителями осталась только младшая дочь Саша.