Страница 26 из 77
Также дети были в восторге от мини — спектакля отца, посвященного семи огурцам, ловко «проглатываемым» рассказчиком. Они, словно зачарованные, следили за отцовским ртом, открывавшимся почти до невероятных размеров для того, чтобы вместить туда последний седьмой огурец.
В свободное от писательства время Лёвочка сочинял для Сережи, Тани, Илюши и Лёли что‑то вроде этого немудреного рассказа: «Был один мальчик, его звали Ваня. У него была мать, и отец, и маленькая сестра. Один раз Ваня вышел на двор и слышит, что в саду что‑то пищит. Ваня вышел в сад посмотреть и видит — в канаве лежат три маленьких щенка. Два белых и один белый с черными пятнами. Белые щенки уже были мертвые, а пестрый еще был жив. Он пищал. Ваня взял этого щенка и понес домой. А у Вани был отец. Отец увидел щенка и говорит: «Зачем ты принес щенка?» А Ваня говорит отцу: «Позволь мне, пожалуйста, этого щенка держать в доме. Мне его жалко. Его братья умерли, и он умрет, если его бросить. Я его буду кормить». И отец сказал: «Ну, хорошо». Ваня стал щенка кормить и назвал его Буян. Щенок скоро вырос и стал большая собака, сильная и добрая.
Один раз все пошли спать, а Буян был на дворе. А воры пришли во двор и хотели украсть лошадей. Никто не видал воров, и они вошли в конюшню. Вдруг Буян залаял страшным голосом и бросился в конюшню. В доме все проснулись, воры испугались и убежали.
Отец позвал Ваню и говорит ему: «Я рад, что ты взял Буяна. Без него лошади бы наши пропали. Я теперь позволю ему жить дома».
И Ваня был очень рад.
Потом пошли один раз все в лес и взяли с собой маленькую сестрицу Ванину и положили ее в лесу спать. Вдруг пришел волк и хотел схватить девочку из люльки. А Буян услыхал, что идет волк, и спрятался за куст. Он не испугался, он хотел волка поймать. Волк думал, что его никто не видит. Вдруг Буян выскочил из куста и стал грызть волка. Все прибежали и избили волка. А волк укусил Буяна. Отец посмотрел и говорит: «Он укушен». И Ваня стал плакать. Отец позвал Ваню и говорит: «Я прежде любил Буяна за то, что он воров прогнал, а теперь еще больше люблю: волк бы заел нашу девочку, если бы Буян его не загрыз». И все стали Буяна ласкать. И Ваня очень был рад.
Потом пришла зима, и поехали все на санях в город. Вдруг пошел снег, сделался ветер и мороз, и они все заблудились и не знали, что им делать. Стало темно, и они искали дорогу и не могли отыскать. Отец говорит: «Мы все замерзнем. Надо Богу молиться». Ваня стал плакать. А Буян пришел к Ване и стал ему руки лизать. «Буян, надо нам дорогу, а то мы пропадем». Буян замахал хвостом и побежал вперед по снегу. Они поехали за ним и ехали — ехали, и Буян нашел дорогу и прямо привел их в город. И отец позвал Ваню и говорит: «Если бы Буян нам не показал дорогу, мы бы пропали. Вот твой Буян какая добрая, хорошая собака». И Ваня был очень рад. «Теперь мы его будем кормить самым лучшим и класть Буяна спать…»».
Этот поэтичный рассказ дети не раз слышали из уст папа. Многое из того, что Толстой написал для «Азбуки» и впоследствии опубликовал, сначала было опробовано в семье, на собственных детях, и только после этого в школе.
Заклеймив старые, негодные учебники, Лёвочка предложил свой, составленный по американскому образцу. Как показалось Соне, муж очень много полезного извлек из беседы с американским консулом Скайлером, побывавшим осенью 1868 года у них в гостях в Ясной Поляне. Он много и подробно рассказывал Лёвочке о начальных и элементарных формах обучения чтению, что было использовано в «Азбуке», по которой, как полагал сам автор, могли бы обучаться все дети — «от царских до мужицких». Он одновременно жил «в десяти лицах», изучал мировую литературу и естественные науки, чтобы «красиво, коротко, просто и ясно», как в рассказе «Буян», передать суть явления. Этой работы, как он не раз говорил Соне, хватило бы «на сто лет», и только после издания «Азбуки» он бы «мог спокойно умереть».
Соня хотела только одного, чтобы муж не забыл своего семейного долга. Кажется, в «Азбуке» соединилось семейное с «всехним» в единое целое. Он прежде все отрепетировал на Сереже, Тане и Илюше: читал им что‑нибудь из своей «Азбуки» и просил их пересказать услышанное. После этого упражнялся с ними в арифметических подсчетах. Таблицу умножения заучивал наизусть, но только до пяти, а при счете от шести до девяти рекомендовал прибегать к использованию пальцев рук. папа показывал детям, как это следует делать: из каждого множителя вычитал число «пять», остаток же откладывал с помощью загнутых пальцев обеих рук. Также он прибегал к помощи загадок, рассчитанных на сообразительность. Особенно Лёвочка любил загадывать загадку о гусях. В летящей стае гусей один из гусей насчитал сто. Вожак сказал, что их не сто, но могло бы быть сто, если бы их было столько, да еще столько, да еще полстолько, да еще четверть столько, да ты с нами.
Порой отец был гневлив с детьми, особенно с Сережей. Дети быстро ухватили преподавательскую манеру родителей. Так, с мама можно было быть более раскованными, глядеть в окно, задавать один и тот же вопрос, делать «стеклянные глаза», как будто что‑то не понимаешь. С папа, напротив, «надо было напрягать все свои силы и не развлекаться ни минутки». Он обучал доходчиво, ясно и интересно, но шел «крупной рысью». Поэтому за ним надо было поспевать во что бы то ни стало. Мог выгнать с урока расшалившегося ребенка. Любимцы у него были непостоянны. У мама, напротив, все были любимцами и навсегда.
Соня стремилась привить своим детям любовь к чтению. Отбором книг занимался Лёвочка, убежденный в том, что спешка с чтением классиков не уместна и даже опасна. Поэтому с произведениями Лермонтова и Гоголя дети знакомились довольно поздно. Настольными книгами в Ясной Поляне оставались «Робинзон Крузо» Дефо, «Дон Кихот» Сервантеса, «Путешествие Гулливера» Свифта, «Отверженные» Гюго, а также книги Диккенса, Жюля Верна, Дюма — отца, Пушкина, Тургенева. Из своих сочинений папа рекомендовал только «Азбуку» и «Книги для чтения». Соня же внесла в программу свои коррективы, включив в нее трилогию отца «Детство», «Отрочество», «Юность». Она всячески поддерживала бытовавшую традицию чтения вслух. Вечерами семейство собиралось в зале, где Лёвочка вдохновенно читал «божественного Пушкина». С особенным успехом им был не только прочитан, но и проиллюстрирован Жюль Верн. Дети гурьбой окружали отца, когда он, прервав чтение, показывал им свой очередной рисунок, погружавший в таинственный мир приключений великого фантаста.
Вместе с мужем Соня увлеченно занималась детскими книжками, переписывала рукописи. Работа над «Азбукой» двигалась неплохо, но еще предстояла тщательная обработка переводов, Лёвочкиных рассказов, а также былин и летописей. Она была согласна с мужем в необходимости открытия школы, но на этот раз не во флигеле, а у себя дома, куда будут приходить более тридцати учеников, поделенных между ними. Очень трудно учить «человек десять вместе». Зато «весело и приятно». Соня взяла восемь девочек и двух мальчиков. Учили их внизу, в огромной передней, а также в небольшой столовой под лестницей. Она подключала к этому процессу своих старших детей, которые помогали обучать деревенских ребятишек. Сережа с Таней охотно взялись учительствовать, обучали буквам, помогали на слух складывать слова. Благодарные ученики приносили учителям разные подарки, среди которых были всякие деревенские штучки, какие‑то замысловатые деревяшки или испеченные из черного теста жаворонки. После уроков «таскали» свою семилетнюю учительницу Таню на руках. Несмотря на всевозможные детские шалости, деревенские ребята быстро научились читать по слогам.
«Азбука» забирала у мужа много сил. К тому же ее печатание шло «черепашьими шагами», и Лёвочке приходилось «до одурения» заниматься «окончанием арифметики». После завершения умножения и деления он перешел наконец к дробям. Огромная работа, конечно, не была филантропической. Лёвочка не скрывал, что преследовал «материальные цели», надеясь на хороший доход, в котором нуждалась его семья. Тем не менее «огромных денег не ждал», потому что был уверен: чтобы «выручить свои деньги по 400 руб. за лист», надо «не отвечать на редакторские письма и прятать бумажник и серебряные ложки в присутствии редакторов», никогда «не иметь дела с журналами».