Страница 13 из 148
В каком родстве с казненным состоял поэт? Ольга Сергеевна Павлищева в «Воспоминаниях о детстве А. С. Пушкина», записанных с ее слов 26 октября 1851 года, рассказывает о бабушке Марии Алексеевне следующее: «По отцу, будучи внучкою Федора Петровича Пушкина, замешанного в заговоре Соковнина, она приходилась внучатною сестрою зятю своему Сергею Львовичу». Поправив Пушкина в его мнении о родстве родителей, она допускает другую ошибку, назвав Федора Петровича (вместо Федора Матвеевича) участником заговора Соковнина. О. С. Павлищева довольно хорошо, в чем-то даже лучше брата, разбиралась в родословной Пушкиных, но значительно хуже в русской истории. Она путает Федора Матвеевича с тезкой, тоже стольником Федором Петровичем, их прямым предком, полагая последнего участником заговора против Петра I. Тут же ею поминается стихотворение «Моя родословная», в котором мятежный Пушкин назван «пращуром». Судя по всему, в семье Пушкиных существовало предание, что их предок был казнен Петром I, но никто не знал точной степени родства с ним.
Слово «пращур» в буквальном смысле означает прямого предка в шестом колене. Таковым по отношению к Пушкину Федор Матвеевич не является, так как еще в десятом колене от Ратши разошлись ветви, к которым они принадлежали. Их общий предок — это Иван Гаврилович Пушкин, живший в XV веке. К шестнадцатому колену по одной ветви относился Федор Матвеевич, к двадцатому подругой — Александр Сергеевич. Таким образом, ни о каком близком родстве между «казненным» Пушкиным и поэтом речи быть не может. Федора Матвеевича можно называть пращуром Пушкина лишь условно-обобщенно. Зато интересно отметить тот факт, что детям Пушкина Федор Матвеевич приходился прямым пращуром по линии Натальи Николаевны, так как она была его прапраправнучкой.
Для современного человека в эпоху разрушенных связей между целыми сословиями курьезным представляется родство людей далее третьего-четвертого колена, ибо порой забытыми оказались даже имена родных дедов и прадедов. В древней же Руси почиталось делом чести и непременным фактором сосуществования в обществе «счесться» родством, каким бы отдаленным оно ни казалось. Конечно, это в первую очередь относилось к дворянству. Порода в системе Московского государства поднимала человека несоизмеримо выше личной заслуги, которая служила на практике лишь слабым подспорьем к «отечеству», то есть происхождению.
Ликвидация местничества (1682), когда знатность рода была основным критерием при определении места того или иного лица в служебной иерархии, казалось, положила конец этой практике, но на самом деле она надолго осталась в нравах русского общества. Появление при Петре I знаменитой Табели о рангах (1722), отделившей от родового происхождения титулы, чины и звания, привело к забвению старых исторических родов, рождению бюрократического дворянства. Пушкин писал: «У нас нова рожденьем знатность». Естественно, что в патриархальной Москве и в русской провинции, вдалеке от чиновного Петербурга с министерствами и департаментами, устойчивее сохранялся старый родовой дух. Разговоры о родне составляли неотъемлемую часть беседы в родовых поместьях, в окружении фамильных портретов. От знаменитой «бабушки московской», ее рассказов о старине в стихах Пушкина, думается, произошло название известных «Рассказов бабушки» Елизаветы Петровны Яньковой, наполненных милыми воспоминаниями о давно отошедших в лучший мир родственниках, пленяющими несколько поколений читателей. Тема дворянства стала одной из ведущих тем большой литературы на протяжении двухсот лет — от петровского времени, потрясшего и возвысившего Россию, до русской эмиграции XX века. Литература эта создавалась преимущественно писателями-дворянами, многие из которых состояли друг с другом в родстве.
Установление родственных уз между представителями различных дворянских фамилий, конечно, можно посчитать забавой, этаким генеалогическим экзерсисом. С одной стороны, это действительно так, ибо никакое родство между людьми не может объяснить их природы, а по отношению к поэтам — тайны их творчества. Такое исследование может разве что удовлетворить наше обыкновенное любопытство. Но уже само это любопытство, особенно по отношению к Пушкину, о котором мы, кажется, все уже знаем, а все же хотим узнать еще что-то, является проявлением нашей любви к первому поэту России, почитавшему историю своего рода. Наталья Николаевна также выросла на рассказах о своих предках, среди которых оказались и общие с Пушкиным.
Ярополецкая усадьба, доставшаяся Наталье Ивановне, была уже вполне сложившимся поместьем, так что она практически ничего нового в ее облик не вносила. В 1755 году, при Александре Артемьевиче Загряжском, в усадьбе числился «дом господский и при нем флигели каменные о двух этажах». Судя по всему, сам главный дом был тогда деревянный. В тот год была освящена каменная церковь во имя Иоанна Предтечи, возведенная по распространенной схеме — восьмерик на четверике. В 1770-х годах, когда первый из Загряжских еще владел Яропольцем, господский дом по-прежнему был деревянным (как он выглядел, неизвестно), но уже началось возведение каменного строения. В 1786 году владельцем усадьбы становится генерал-майор Борис Александрович Загряжский. Первым делом в 90-е годы XVIII столетия он завершает строительство каменного господского дома и всего комплекса усадьбы, которая приобретает вид, в основном сохранившийся до нашего времени. Существовавшие ранее каменные службы были, по всей видимости, соединены переходными галереями с выстроенным заново главным домом. В 1808 году Борисом Александровичем была произведена перестройка церкви с расширением ее за счет устроения двух новых приделов — во имя Святого Бориса и Святой Екатерины, то есть в честь небесных покровителей хозяина и его матери Екатерины Александровны Загряжской, урожденной Дорошенко. Внешний декор церкви подвергся переделке в строго классическом стиле путем пристройки колонн, накладки новых пилястр, карнизов и лепнины.
Интерьеры дома подробнейшим образом описаны Марией Петровной Карцовой-Огаревой, племянницей Е. Б. Гончаровой, урожденной княжны Мещерской — жены последнего владельца усадьбы Н. И. Гончарова. Хотя эти воспоминания относятся к концу XIX — началу XX века, но их автор еще застала обстановку дома пушкинских времен:
«Стены нижнего этажа были художественно расписаны в тонах жженой сепии; у дверей шли вертикальные орнаменты в кобальтовых тонах на белом фоне, удивительно гармонировавшие со стенной живописью, изображавшей уголки парка. Эта живопись была однородна в столовой и прилегавшей к ней гостиной. Потолки в тех же тонах были скромно украшены. В гостиной летящий аист нес в клюве люстру из стеклянных подвесок и кобальтовой фарфоровой середины. Двери были резные, прекрасного рисунка, выполненные местным мастером-крестьянином, славившимся тогда на всю Россию и получавшим заказы для строившихся церквей; его работу можно было увидеть в соборе Н. Афона. Во всем ничего кричащего, а величие и гармония размеров, соединенные с удобством и уютом. Ни за границей, ни в других стародворянских усадьбах я этого не наблюдала».
На втором этаже располагались библиотека, бильярдная и жилые комнаты. М. П. Карцева вспоминает: «Наверху в доме была большая библиотека. При мне остались только длинные застекленные полки высоко на стенах, а шкапы были вынесены в биллиардную там же во втором этаже». Сохранилось и несколько фотографий интерьеров дома, запечатлевших его убранство, которое в значительной мере относится к пушкинской поре.
Посетивший Ярополец в 1903 году Владимир Гиляровский поместил десять лет спустя в журнале «Столица и усадьба» очерк, посвященный усадьбе, в котором, между прочим, приводит рассказы местных старожилов. Воспитанница Натальи Ивановны Авдотья Кузьминична поведала Гиляровскому легенду о том, как во время первого приезда ее благодетельницы в Ярополец после свадьбы Пушкина с Натальей Николаевной со стены в спальне сорвалось и разбилось вдребезги зеркало. Наталья Ивановна сказала тогда: «Не пройдет это даром», — и всю оставшуюся жизнь, после того как Пушкин был убит, она не снимала траура по нему. После смерти Пушкина к ней не однажды приезжала гостить Наталья Николаевна с детьми, погружаясь в воспоминания о том времени, когда она бывала здесь вместе с мужем.