Асцендент Картавина

Хлебников тяжело дышал, откинулся на подушки.

— Не хочешь ли ты сказать, что все это время вы с Леной?..

— Не знаю, что именно ты имеешь в виду, но ответ в любом случае утвердительный! — хмыкнул Стэнли. — А вот из нашей красивой затеи ничего не вышло. Роман, как и советовала Алена, ты написал от первого лица, только лицо это было мое, и о молодости, о нас троих, в нем нет ни слова. Жаль, мне бы хотелось еще раз окунуться в то счастливое время. Возможности подкорректировать сюжет у нас тоже не было, после памятного посещения зверинца ты отказался от мысли что-либо с Леной обсуждать.

Игорь Леонидович перевел растерянный взгляд на жену.

— А что тебя так удивляет? — пожала плечами Елена Сергеевна. — Ошибки молодости можно попробовать исправить! Или ты думаешь, твои вечные пьянки с нужными людьми, на которых по твоим словам держится литература, принесли мне много счастья? А походы Ермака по бабам, как в разговорах с дружками ты это называл? А пишущие за тебя негры, ты думаешь, я о них не знаю? Неужели не понятно, ты мне противен…

Картавин счел возможным Хлебникова подбодрить.

— Расслабься, не стоит так драматично смотреть на мир! Роман неплох и написан с чувством, правда не обо мне, а о том парне, каким я когда-то был. Ты прав, люди в своей основе не меняются, подлость нашей жизни в том, что она лепит человека сообразно обстоятельствам, заставляет забыть, каков он на самом деле. Там, в глубине, где живет его детство. К великому сожалению, я давно уже не такой, каким ты меня изобразил. Есть в твоем Картавине что-то чистое и искреннее, чего мне сохранить не удалось… — Стэнли поднял голову и посмотрел на Хлебникова. Холодно, в упор. — Только если ты заставляешь таких ребят идти на убийство, с тобой, Батон, не все в порядке!

На лице Игоря Леонидовича проступили признаки беспокойства, в глазах заметался тревожный огонек. Елена Сергеевна поднялась с дивана и, словно присяжный заседатель в процессе, заняла место бок о бок с Картавиным. В ее поведении Хлебникову почудилась угроза. Его чувства обострились, он вдруг ощутил себя загнанным за флажки волком. В голосе появились истерические нотки.

— Что здесь происходит? Чего вы от меня хотите?

— От тебя?.. — удивился Картавин. — Ничего!

— Я не понимаю! Я ничего не понимаю! — сорвался на фальцет Хлебников.

— И понимать тут нечего!

Стэнли извлек из кармана пистолет и передернул затвор. Игорю Леонидовичу хватило одного взгляда, чтобы узнать свой наградной «макаров». Его за заслуги перед органами ему вручил заместитель министра. Выглядел Картавин деловито, в его движениях не было и намека на суету.

— Сам подумай, Батон, — обратился он к Хлебникову в свойственной мастерам эстрады разговорной манере, — а что, собственно, изменилось? Словами Изольды ты себя достоверно охарактеризовал. Наркотическая притягательность твоих романов в оправдании любых, свойственных человеку мерзостей, в этом с мадам Грабович трудно не согласиться. Сам же ты и вынес себе приговор! — Стэнли сочувственно улыбнулся. — Кстати, о том же говорит и твой гороскоп! Кому-кому, а тебе с твоей писательской карьерой, сомневаться в правдивости астрологических предсказаний не приходится. Я давно бросил заниматься этим шаманством, но чем грозит ось затмений на куспиде второго и восьмого домов прекрасно помню! Смертью, Батон, скорой и насильственной! С Черной Луной в конфигурации с Плутоном и Сатурном не шутят! А жаль, в России художник должен жить долго, чтобы успеть соврать о своем величии в искусстве, — словно извиняясь, Картавин развел руками. — Да, с первой попытки не получилось, но такое случается! А привести пророчество в исполнение, тут ты опять прав, кроме меня некому!

Игорь Леонидович стал белым, как мел.

— Но это же выдумка, литература!..

Стэнли с ним не согласился.

— Тут, старичок, как посмотреть! У хорошего писателя все достоверно, а ты писатель хороший. К тому же роман, в некотором роде, и наше с Аленой детище. Как человек творческий, ты не можешь иметь ничего против развития и углубления его сюжета. С твоей стороны было бы нечестно не оценить по достоинству прием, когда автор и герой меняются местами, он дает уникальные возможности. Игра, Батон, что может быть интереснее игры воображения! Ты описывал мою жизнь, пришло время мне взяться за перо! Ну, допустим, не совсем за перо, — повертел он в руке пистолет, — но сути дела это не меняет!

Тон и проскользнувшая в голосе Стэнли теплая нотка ввели Хлебникова в заблуждение.

— Нет, я тебе не верю! Ты не посмеешь убить меня на глазах Алены…

— Не волнуйся за меня, милый, — успокоила его Елена Сергеевна, — я выйду на кухню приготовить кофе. Для двоих! Да, кстати, чтобы потом не искать! Загранпаспорт у тебя в столе? Вы со Стэнли все еще очень похожи, изменить стрижку, немного грима, и мы с ним проведем чудесное время на Ривьере. Тем более, что «Асцендент Картавина» должен принести неплохие деньги…

Двигаясь по-крабьи боком, Хлебников начал смещаться к краю дивана.

— Но это же безумие, тебя найдут! В доме полно отпечатков…

Судя по выражению лица Картавина, слова эти заставили его задуматься, но не надолго.

— Тут возможны варианты!.. Если известный писатель отдыхает с женой на Лазурном берегу, мысль о его убийстве вряд ли уместна. Ты попробовал жить моей жизнью, почему бы то же самое не проделать и мне? Единственное препятствие, не хочется влезать в твою шкуру уж очень она воняет! В таком случае надо убедить следователя, что, увидев труп застрелившегося мужа, свежеиспеченная вдова позвонила не в милицию, а другу семьи, что, в общем-то, естественно. Сделать это не составит труда, тем более, что звонок действительно был. Причина самоубийства?.. — Стэнли коротко задумался. — Творческий кризис! Всем, кто знаком с твоими произведениями, странным это не покажется, а многие, узнав о безвременной кончине, вздохнут с облегчением. В твоем гадюшнике слезу тоже не прольют, для великой русской литературы, светлая ей память, ты, Батон, не потеря…

Хлебников добрался наконец до края дивана, где низкий стол не сковывал его движения.

— Ладно, Стэнли, я признаю, что ошибался и у блефа есть границы! Шутка зашла слишком далеко…

Вместо ответа, Картавин отвел дуло пистолета в сторону. Напольная китайская ваза разлетелась на тысячу осколков. Один из них порезал Хлебникову щеку. Увидев на ладони кровь, он едва не потерял сознание. В полных животного ужаса глазах стояла мольба.

— Нет, Батон, — покачал головой Стэнли, — на этот раз все не по-детски!

Губы Игоря Леонидовича прыгали, он перевел умоляющий взгляд на жену.

— Ты готова зачеркнуть нашу жизнь? Я ведь писал роман для тебя! Я хотел, чтобы, оглядываясь на прошлое, ты не испытывала горечи, не думала о возможной ошибке! Да, люди меняются, но мое чувство к тебе неизменно. Вы двое, неужели вы не понимаете, что пытаться переиначить прошлое — безумие? То, чего не случилось в юности, будет всегда стоять между вами и отравит ваши дни…

Стэнли посмотрел на Алену и у него перехватило дыхание. Едва заметно, намеком, Елена Сергеевна… улыбалась. Ничего еще не решено, — понял он, — и она, как много лет назад, стоит перед выбором, а сам он, возможно, лишь инструмент в ее игре.

Все, как договаривались?.. Картавин не знал, поставлен ли вторым в обойме переданный им Лене патрон, как не знал, хочет ли он теперь, чтобы тот, готовый к выстрелу, оказался холостым.

Догорали в камине дрова. Мир за окнами утопал в потоках льющегося с неба волшебного света. Никто никогда не узнает, чему с полотна Леонардо улыбается Мона Лиза, как нет возможности угадать, о чем думает женщина, когда ее губ касается мимолетная улыбка.

Картавин нажал курок…

Октябрь 2009 — апрель 2010

Москва