Страница 49 из 146
Стихотворение становится современным, сопряженным с раздумьями русской интеллигенции о единстве славянских народов. В более позднем периоде творчества пейзаж в поэзии А. К. Толстого будет самостоятельной и самоценной картиной, лишенной декоративной яркости, непритязательной, реальной, скромной. Ежедневное, будничное по-пушкински поэтически преображается А. К. Толстым:
("На тяге")
Пейзажные зарисовки часто смыкаются в произведениях А. К. Толстого с балладными мотивами. В стихотворении "Бор сосновый в стране одинокой стоит" характер пейзажа имеет балладные черты – ночной бор, погруженный в туман, шепот ночного ручья, неясный свет месяца и т. д. Строка "Я люблю в том бору вспоминать старину" навевает мысль о дальнейшем балладном развертывании сюжета, которого, однако, не происходит.
Для поэзии А. К. Толстого характерен момент недоговоренности, недосказанности. "Хорошо в поэзии не договаривать мысль, допуская всякому ее пополнить по своему", – отмечал поэт в письме 1854 г. к С. А. Миллер. Подобную недосказанность, неисчерпаемость мысли, чувства можно отметить в стихотворениях "По гребле неровной и тряской", "Земля цвела" и др. В балладе "Алеша Попович" поэт напишет:
Не только мир красоты становится предметом изображения в творчестве А. К. Толстого. Миру красоты противопоставлен в его поэзии мир светских предубеждений, пороков, мир обыденности, с которым Толстой, как воин, но с "добрым мечом" вступает в сражение. Неслучайно в произведениях поэта часто появляются образы с военной атрибутикой:
Или:
Мотивы открытого противостояния злу окружающего мира звучат в стихотворениях "Я вас узнал святые убежденья", "Сердце, сильней разгораясь от году до года" и др. Наиболее сильно, ясно, полемично звучат эти мотивы в стихотворение 1867 г. "Против течения":
В резкой форме мотивы неприятия всего того, что противно красоте, внутренней свободе звучат в юмористических и сатирических стихах А. К. Толстого.
Образ Козьмы Пруткова в поэзии А. К. Толстого
Поэт обладал ярким юмористическим и сатирическим даром. Одной из значительных удач в юмористике А. К. Толстого был созданный им в соавторстве с братьями Жемчужниковыми образ Козьмы Пруткова. Алексей Жемчужников писал об источниках характера героя: "Будучи очень ограниченным, он дает советы мудрости. Не будучи поэтом, он пишет стихи. Без образования и без понимания положения России он пишет "прожекты"… Он воспитанник той эпохи, когда всякий, без малейшей подготовки, брал на себя всевозможные обязанности, если начальство на него их налагало… Кажется, Кукольник раз сказал: "Если Николай Павлович повелит мне быть акушером, я завтра же буду акушером". Мы всем этим вдохновились художнически и создали Пруткова". Из обширного литературного наследия Козьмы Пруткова перу А. К. Толстого принадлежит не очень большое количество произведений: "Письмо из Коринфа", "К моему портрету", "Древний пластический грек", "Эпиграмма № 1", "Юнкер Шмидт" и др. Часть произведений написана в соавторстве с Алексеем Жемчужниковым: "Осада Памбы", "Фантазия", "Желание быть испанцем", "Звезда и брюхо" и др. Помимо злободневных социально-политических вопросов русского общества А. К. Толстой затрагивает чисто литературные проблемы и создает литературные пародии, в частности на Н. Щербину, А. Майкова, поэтов, писавших на античные мотивы ("Письмо из Коринфа", "Пластический грек"). А. К. Толстой не был тенденциозен в сатирических произведениях. Осмеянию он подвергал все то, что с его позиции нарушало законы естественности, свободы, красоты и любви. Поэтому одни произведения были направлены против так называемого демократического лагеря, другие – против официальных правительственных кругов. Демократам были адресованы такие сатирические произведения, как "Порой веселой мая" (баллада с тенденцией), "Поток-богатырь", "Боюсь людей передовых" и др. К числу вторых относится, например, сатира "Сон Попова", написанная в 1873 г. и распространившаяся в рукописных списках (опубликован "Сон" был только в 1882 г.), высмеивающая русскую бюрократию, III отделение и др. Известна и сатира А. К. Толстого "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева".
Исторические баллады А. К. Толстого
Значительное место в поэтическом наследии А. К. Толстого занимают исторические баллады и былины. Причины, которые заставили поэта обратиться к историческим темам, многогранны. В юные годы Толстой работал в архивах Москвы и познакомился с реальными, живыми документами исторического прошлого России. Кроме того, новый подъем интереса к истории России характерен эпохе (предреформенной и пореформенной) второй половины XIX в. Западники и славянофилы, демократы и почвенники по-своему рассматривали вопросы исторической судьбы России, но интерес к истории отечества был присущ практически всем. Исторические взгляды А. К. Толстого были независимы от политических и литературных партий, своеобразная концепция русской истории начала складываться в мировоззрении поэта в 1840-х – начале 1850-х годов. "…Многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего", – считал Толстой. Исторические воззрения, выраженные А. К. Толстым как в балладах, так и в прозе (роман "Князь Серебряный") и в драматической трилогии, определяются во многом эмоциональным отношением писателя к условно называемым киевскому и московскому периодам русской истории. Поэт идеализирует домонгольский период истории Отечества, видит в нем выражение доблести народа, проявление нравственной свободы, демократического, справедливого государственного устройства. Древняя Русь домонгольского периода предстает в балладах А. К. Толстого как европейская держава, тесно связанная и находящаяся в родстве с многими европейскими государствами ("Песнь о Гаральде и Ярославне"). Вл. Соловьев отмечал, что А. К. Толстой "…славил, в прозе и стихах, свой идеал истинно русской, европейской и христианской монархии и громил ненавистный ему кошмар азиатского деспотизма". "Азиатский деспотизм" нашел, с точки зрения А. К. Толстого, наиболее яркое воплощение в так называемый "московский период" русской истории. "Ненависть моя к Московскому периоду – некая идиосинкразия, и мне вовсе не требуется принимать какую-то позу, чтобы говорить о нем то, что я говорю. Это не какая-нибудь тенденция, это – я сам".