Страница 122 из 146
Тупой и темной массой предстают мужики и в истории, связанной с попытками молодого Александра Шкотта переселить их жить в "каменную деревню" с баней, школой, отменить "лечение" сажей, завести кирпичеделательную машину. Не желающие расставаться с курными избами, они, в ответ на сделанное предложение, предпочитают пойти в острог, чем переселиться в ими же к тому времени загаженные каменные дома.
Нравственную деградацию крестьянства автор напрямую соотносит с ценностными ориентирами российского политического режима, поощряющего, ко всему прочему, выпуск брошюр, в которых научно обосновываются "вкусы и привычки нашего доброго народа", в частности, его природную предрасположенность к жизни в "куренке": здесь тепло и "в воздухе чувствуется легкость", и на широкой печи "способно" спать и онучи и лапти высушить.
Процесс морального упадка и разложения, по мысли Лескова, еще в большей степени характеризуют современное дворянское общество. Исследованию этой проблемы посвящен рассказ "Зимний вечер", в котором центральным является мотив оподления человеческой души [119]. События разворачиваются в одном из петербургских особняков, где встретились за непринужденной дружеской беседой две немолодые приятельницы. За время ее течения в доме появляются и оказываются втянутыми в женский разговор родственники хозяйки – сыновья, племянница, брат, и таким образом на страницах рассказа постепенно складывается "портрет" дворянской семьи, крайне неблагополучной, отягощенной внутренними раздорами, а главное, обнаруживающей нравственное нездоровье всех ее членов, за исключением Лидии – племянницы хозяйки дома. Положение девушки здесь незавидное. Не случайно швейцар замечает вослед уходящей и прячущей заплаканное лицо Лидии: "Эту тут завсегда пробирают".
Но "пробирать" людей – это "ремесло" хозяйки дома и ее гостьи. Из многочисленных замечаний, реплик и просто обмолвок разговаривающих, а также попутного авторского комментария становится очевидным содержание этого "ремесла" – полицейский сыск, к которому имеют прямое отношение приватно беседующие дамы [120]. Самыми яркими подтверждениями причастности приятельниц к службе в полиции является присутствие на их лицах "не женского, официального выражения", особенно когда речь заходит об общественно неблагонадежной Лидии, намерение хозяйки дома настрочить донос на курсы, где учится девушка, и говорящее имя "Камчатка", которым нарекает свою госпожу одна из служанок, при этом не сомневающаяся, что его обладательница не только отправляет людей на Камчатку, но и сама достойна аналогичного наказания.
Лесков саркастично характеризует и собеседницу хозяйки – "кроткую лань" с навыками шантажистки и отравительницы.
Но главное, что хочет он донести своим повествованием, это мысль о духе нравственного растления, который владеет барским домом и его обитателями. Причем самыми отвратительными существами выступает прислуга. В то время, когда хозяйка, сказав, что хочет сделать покупки в лавке, а на самом деле отправляется "дать наилучший отчет на своем месте", в полицейском участке, особняк переходит в руки служанок, "домашних мышей", беспрепятственно проникающих в будуар – тайник госпожи. В ход идет "подобранный ключик" от ее стола, почтовая бумага, папиросы, пудра; полная же раскованность и обыденность поведения служанок в господских покоях является подтверждением тому, что находятся они здесь не в первый раз. Слуги не уступают хозяевам и их гостям в способностях шантажа и вымогательства. Мастерски проделывает это с Валерианом, сыном госпожи и своим любовником, горничная, при этом не скрывающая дерзкого и презрительного к нему отношения.
Растленную атмосферу в доме в значительной степени усугубляет неодолимая животная похоть, в равной степени свойственная и благородной гостье, и домашней прислуге. Безудержная страсть заставляет пожилую даму любыми средствами добывать деньги, чтобы оплатить игорные долги молодого любовника. Сознание же кухарки поглощено влечением к мальчикам. Лесков показывает и результаты "темных дел природы" на примере тринадцатилетнего подростка, выходящего из кухаркиной комнаты с мечтой об обещанном гулянье и будущих часах, которые он "попросит ее купить ему".
В качестве антипода уродливой жизни барского дома в рассказе представлено новое мировидение, основанием которого Лесков мыслил в первую очередь христианскую мораль и дело на благо "тем, кому тяжело". Связывающий преобразование общества с приходом людей, наделенных высоконравственным сознанием, Лесков выводит образ молодой героини Лидии, слышащей "шум" приближающейся иной жизни и иных "характеров". "Они впереди… И они придут, придут… Мы живы этой верой!"
Лескова волнует то, чем оборачивается для человеческой личности гнет современной действительности. И его вывод в "Заячьем ремизе" оказался столь устрашающим, что ни один журнал не отважился напечатать этот рассказ при жизни писателя. В центре рассказа – комическая и горестная история Оноприя Перегуда из Перегудов – заурядного обывателя, ревностно несшего службу станового, пользующегося уважением крестьян за бесстрашную ловлю конокрадов и закончившего свои дни в сумасшедшем доме, мирно вяжущим шерстяные чулки для своих братьев – умалишенных.
Все в жизни Перегуда было мирно и спокойно, пока вышестоящие инстанции не потребовали от него "провидения настроения умов в народе" и поимки "сицилистов".
Усердию героя в исполнении повеления нет предела. Чего только не делает он: строчит доносы, устраивает погони и облавы, хватает невиновных. В свою очередь, его самого гонит неотвязный страх невыполнения спущенного предписания. Не выдерживая обрушившихся на него ответственных забот, Перегуд сходит с ума. Но тихое помешательство становится для лесковского героя спасением от жизни. Он ушел в свое безумие, как уходят в монастырь. Одно только тревожит Перегуда в сумасшедшем доме: "здесь немножко очень сильно шумят…" И потому он всегда ждет спасительной ночи, чтобы улететь в "болото" и там среди кочек высиживать цаплины яйца, "из которых непременно должны выйти жар-птицы".
Однако и это для Оноприя Перегуда не главное. Герой хочет подарить людям некое знание (оно засияет выписанными им буквами по небу), которое поможет "ужаснуться" тому, "что они делают", и "понять то, что им надо делать". "Тогда – уверен Перегуд – и умирать не будет так страшно, как нынче! Он все напечатает прямо по небу: это очень просто…" Поразительно, но перед читателем предстает все тот же лесковский праведник! Мечтательный мудрец в сумасшедшем доме, который помимо всего прочего делает маленькое, незаметное доброе дело – вяжет шерстяные чулки, чтобы рядом с ним живущим было чем прикрыть босые посиневшие ноги. "Заячий ремиз", написанный за несколько месяцев до смерти Лескова, стал его лебединой песней.
Поздние произведения писателя создавались в атмосфере достаточно мирной. Новое поколение относилось к нему с уважением и приятием. За год до смерти Лескова появилась статья М. О. Меньшикова, в которой он был назван после Льва Толстого самым крупным писателем из старой школы.
В 1889 г. с Лесковым случился первый приступ сердечной астмы. Причиной этому явится запрещение готового к выходу тома его собрания сочинений с очерками о русском духовенстве. Боли в сердце будут сопровождать его до последних дней жизни. Сам Лесков считал свою болезнь результатом тридцатилетнего тяжелого литературного пути.
Он доживал, много трудясь в своем кабинете среди гравюр и картин, многочисленных фотографий, запечатлевших прекрасный лица, бесчисленных портретов, старых книг… Завещал похоронить его по самому низшему разряду, поставив на могиле простой дерёвянный крест, и просил на похоронах никаких речей не говорить. Воля покойного была выполнена.
119
Столярова И. В. В поисках идеала. Творчество Н. С. Лескова. С. 220.
120
См. об этом: Бухштаб Б. Я. Тайнопись позднего Лескова // Творчество Н.С. Лескова. Курск, 1977. С. 79–92.