Страница 110 из 146
В.1861 г. Лесков много печатается: регулярно отправляет корреспонденции ("Письма из Петербурга") в "Русскую речь", охотно сотрудничает в "Отечественных записках", подготовил серьезную статью-очерк по проблеме переселения крестьян из черноземных губерний в Поволжье для журнала братьев Достоевских "Время". Довольно скоро Лесков приобретает в петербургских журнально-литературных кругах репутацию человека хорошо осведомленного в практических вопросах народной жизни, энергичного, разносторонне образованного, наделенного большим творческим потенциалом.
В петербургский период Лескова-журналиста по-прежнему волнуют злободневные вопросы, связанные с жизнью народа в условиях "общественных неправд". Из статьи в статью последовательно проводится мысль о несостоятельности принципа "различия сословий", который, по его мнению, должен быть нивелирован вследствие крестьянской реформы. Он резко осуждает покровительственную политику властей в отношении сословия помещиков, неравное положение имущего класса и народа в решении главного вопроса пореформенного периода – земельной собственности. Неколебимость традиций российской социальной жизни, инертность форм действия государственного аппарата, самоочевидность грабительских условий "освобождения" крестьян – все это также находит отражение в статьях Лескова и уже вызывает скептическое отношение к реформам Александра II. Однако Лесков упорно не разделяет идеи революционных преобразований и продолжает надеяться на государственные реформы, на выполнение обязательств правительства перед народом.
Своеобразной кульминацией в отмежевании Лескова от революционного лагеря явилась его статья "О замечательном, но не благотворном направлении некоторых современных писателей", опубликованная на страницах "Русской речи".
Исходя из собственного жизненного принципа этих лет: "не протестовать…, а делать дело", – он подверг нелицеприятной критике "всеотрицающее направление" литературы, ассоциируя его главным образом с кругом журнала "Современник", органа революционной демократии. "В теперешнее время, когда жатвы много, а делателей мало", Лесков полагает недостойным не озаботиться "беспомощностью русского народа в болезнях" и "благоустройством народного быта", а лишь "ругаться" и вспоминать "времена достославных героев эпохи драк и насилий". Автор статьи призывал деятелей российской словесности "поучиться любить народ и служить его нуждам и страданиям".
Несомненно, Лесков отдавал должное, по его словам, "талантливой редакции" "Современника", питал глубокое уважение к Н. Г. Чернышевскому. Но он всегда оставался верен мысли, высказанной им еще в статье киевского периода о том, что "предметом литературы должно быть… то, что всегда перед глазами". Для него "всегда перед глазами" было реальное состояние русской жизни, а точнее, "зрелище нищеты", которое, по Лескову, "знакомит нас с бытом наших меньших братий, возбуждает к ним участие и дает возможность подать им руку помощи". Такая позиция писателя обусловила ярко выраженный демократический характер его творчества. О чем бы ни писал Лесков, он писал с мыслью о народе.
О народе Лесков придерживался понятий достаточно сложных. [106]Это обнаруживают уже первые рассказы и повести писателя: "В дороге", "Погасшее дело", "Язвительный".
Объектом изображения в них становится крестьянское массовое сознание, художественно проявить которое помогает свойственное Лескову знание уклада русской жизни, особенностей народной психологии. Причем воссозданные им картины обнажают самые глубины крестьянского сознания, то, что составляет существо русского национального характера, включая его "темные" стороны.
Содержание лесковских рассказов можно расценить как своеобразные "психологические явления", демонстрирующие стихийный характер поведения простых людей. Между тем это только на первый взгляд кажется, что в мужицких поступках отсутствует мотивационная основа. За каждым из них стоит, по словам А. Горелова, "общественно стойкий процесс" [107], прорастающий из толщи национального бытия, обнажающий ту или иную грань народного сознания.
В "Погасшем деле" Лесков обращается к древнему пласту сознания народа, связанному с народными суевериями, выступающими прямым объяснением аномального поведения крестьянской массы в ситуации с засухой. Басни и побасенки захожего "незадумчивого грамотника" о причине постигшей сельский мир "полевой беды" ложатся, по сути дела, на готовую почву – архаическое верование о власти отошедших в иной мир над урожаем – и дают мгновенные всходы. Мужики решают "изничтожить" похороненного на общем погосте пономаря-пьяницу, зажечь "из мертвого сала свечку" и тем самым искупить свою вину перед остальными умершими, которым "неспокойно" лежать рядом с "оповицей", за что они и "молят бога… дождя не давать". В результате содеянного "полсела" обрекает себя на каторгу.
Однако Лесков, создавая жуткий рассказ о власти "темного" сознания в крестьянской среде, был далек от мысли выносить нравственный приговор. Поставивший целью художественное исследование реального состояния русской жизни, он с предельной ясностью показал, каким катастрофам может быть подвержен простонародный мир, больной властью "тьмы", и как важно литературе вместе со всеми здоровыми силами нации подать ему "руку помощи вовремя и кстати".
В рассказе "Язвительный" также представлена ситуация из разряда "психологических явлений" с внешне стихийным характером поведения героев из народа: в то время как англичанин-управляющий стремится разумно обустроить их быт, они "сожгли его дом, завод, мельницу, а самого управляющего избили и выгнали вон", предпочитая пойти на каторгу, нежели иметь такого управителя. ("Ну что будет, то нехай и будет; а нам с ним никак нельзя обиходиться".)
На самом же деле протест мужиков имеет вполне осознанное содержание, суть которого вытекает из сопряжения названия рассказа и эпиграфа ("Капля камень точит"): крепостные взбунтовались, не желая более терпеть своего хозяина. Причем фактор "язвительности" не только обусловливает побудительные причины конфликта, но и проявляет его созидательную общественную основу. К бунту орловских мужиков подвигли не подневольный изнурительный труд и нищета, а систематические публичные моральные унижения, используемые управляющим как средство воспитательного воздействия. Последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, стал приказ "ворога" привязать "мужика, хозяина", как воробья, за нитку к барскому креслу. Почвой для яростного возмущения мужиков явилось обостренное чувство собственного достоинства, за которое они, не раздумывая, готовы заплатить каторгой, настолько непоколебимо в русском народе самоуважение.
В 1869 г. Лесков соединил рассказы "Погасшее дело" и "Язвительный" в цикл под названием "За что у нас хаживали в каторгу", руководствуясь желанием донести до читателей мысль о сложном, неоднозначном, зачастую пронзительно дисгармоничном характере народной жизни и самого народа, соединивших в себе забитость и высокую духовность.
На каторгу ведут и народное невежество, и народная гордость – этим диссонансным выводом цикла Лесков обозначил и свое непростое отношение к проблеме народа, сохранявшееся у него на протяжении всего творческого пути.
Вместе с тем в прозе 1860-х годов уже появляются такие угадываемые лесковские герои из народа, исполненные, вопреки несовершенству окружающей жизни, дивной внутренней красоты и духовной силы. В "Житии одной бабы" на фоне тягостных картин крестьянского быта Лесков изображает судьбу Насти Прокудиной, типичную для русских женщин, обреченных на рабское существование. В портрете героини присутствует художественно значимая деталь – "материнские агатовые глаза", в которых продолжает жить "страшная задавленность", что "не давало Насте силы встать за самое себя". Проданная братом "за корысть, за прибытки" в жены придурковатому парню, героиня Лескова точно умерла, "будто душечка ее отлетела". Отсюда мотив духовной смерти становится сквозным в повести. С "равнодушно убитым взглядом", с почерневшим лицом она сидит на собственной свадьбе, в своем обыкновенном "убитом состоянии" проживает дни в доме мужа. Тем драматичнее на этом "мертвом" фоне воспринимаются сцены-прорывы, когда Настя вдруг начинает "кричать не своим голосом", или "жалобно" так "смотрит" на людей "и все стонет: "Куда деваться?", как бы предугадывая собственную безысходную участь рабы.
106
Горелов А. А. Н.С. Лесков и народная культура. Л., 1988. С. 93.
107
Горелов А. А. Н.С. Лесков и народная культура. С. 123.