Страница 10 из 146
Недаром Мельников-Печерский передает в романе размышления-мечты Патапа Максимыча. На первый взгляд может показаться, что они схожи с мечтами Алексея Лохматого. У Алексея "только теперь… и думы, только и гаданья, каким бы ни на есть способом разбогатеть поскорее и всю жизнь до гробовой доски проводить в веселье, в изобилии и в людском почете". Чапурин, размечтавшийся о богатстве, принесенном "земляным маслом" (золотом), видит совсем другую в существе своем картину: тут и богатство, и почет, и уважение, и дом в Питере, и заграничный торг, но как конечная цель богатства – другое: "Больниц на десять тысяч кроватей настрою, богаделен… всех бедных, всех сирых, беспомощных призрю, успокою… Волгу надо расчистить: мели да перекаты больно народ одолевают… Расчищу, пускай люди добром поминают… Дорог железных везде настрою, везде…" Чапурин мечтает не просто о богатстве, а о заслуженном почете и добрых делах, для него неправедный путь – безнравственный обман.
На эту сторону личности Чапурина не принято обращать серьезного внимания, напротив, в его добрых делах (воспитание сироты Груни, помощь Колышкину, стряпке Никитишне, больному Смолокурову, а затем его осиротевшей дочери Дуне) часто видится безжизненная идеализация героя. Однако у Чапурина есть две особенности: он купец и старовер. Купечество же сыграло значительную роль в русской истории и культуре второй половины XIX в. – достаточно вспомнить имена Морозовых, Рябушинских, Бахрушиных, Третьяковых, Алексеевых, Щукиных, Солдатенковых.
Создавая эпопею из народной жизни, Мельников-Печерский опирается на традицию фольклора, древнерусской литературы, например, на популярный в старообрядческой среде сюжет "Повести о Варлааме и Иосафе" [12]. Сюжет, образы, проблемы повести переработаны Мельниковым-Печерским и в одной из лучших его повестей "Гриша", опубликованной в 1860 г. В ней центральными становятся вопросы об истинных и ложных ценностях, религиозного сознания, так волновавшие как самого Мельникова-Печерского, так и его современников (Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, Л. Н. Толстого, В. М. Гаршина и других).
Повесть "Гриша" носит подзаголовок "Из раскольничьего быта", но, безусловно, она выходит за рамки бытописания. Ее героем становится мальчик-сирота Гриша, живущий в доме богатой добродетельной вдовы, которая исповедует старую веру. Он служит странникам, находящим приют у вдовы. Весь Божий мир проходит перед героем, разнообразные люди появляются в его келейке. Первые два сюжетных узла можно определить как встречу отшельника с миром земным и грешным. Вначале стучит в окошко келейки девушка Дуняша, которая пытается искусить юного героя, но он шепчет молитвы, стоит на кремнях и битых стеклах, пытаясь прогнать мысли о девушке. Она – грешница, а герой – "праведник", но А. Печерский рисует земной, грешный мир исключительно поэтически. Автор не морализирует, он просто замечает: "А свежий воздух майской ночи потоками так и льется в отворенное Дуней оконце в душную келью стоящего на кремнях и стеклах постника" [13]. Затем судьба приводит в келью Гриши двух странников, Мардария и Варлаама – грешных людей, мечты которых состоят в том, чтобы сладко поесть да попить. Для этого они готовы на любые хитрости, однако они столь наивны в своих грехах, что не вызывают чувства неприязни. Но для Гриши встреча с земным, грешным миром пробуждает особые мысли и чувства. "Поднимала в тайнике его души змеиную свою голову гордость треклятая", – замечает Печерский. "Господи: есть ли человек праведен паче меня?… Где же правая вера, где истинное учение Христово?" – задаем герой "кичливый" вопрос [14].
Наконец перед Гришей появляется настоящий праведник, старец Досифей. Внешний облик этого героя нарисован в иконографической традиции: он высок, сгорблен, пожелтевшие волосы всклокоченными прядями висят из-под шапочки, его протоптанные корцовые лапти говорят о том, что пришел Досифей издалека. Взгляды Досифея широки и гуманны, он во многом повторяет речи Варлаама из древней повести. Варлаам свои наставления индийскому принцу заканчивает так: "Пусть умолкнут неразумные твои мудрецы, ибо пустословят они, рассуждая о Боге" [15]. Досифей же в заключение беседы с Гришей говорит: "Знай, что споры о вере – грех пред Господом. Все мы братья, все единого Христа исповедуем. Не помнишь разве, что Господь, по земле ходивши, и с мытарями ел, и с язычниками – никого не гнушался? Как же мы-то дерзнем? Святее, что ли мы его?" [16]Но Досифею не удается передать Грише свои человечные представления о жизни, его убеждения остались не поняты героем. "Сам Господь да просветит ум твой и да очистит сердце твое любовью, – сказал старец заклинавшему бесов келейнику и тихо вышел из кельи" [17].
Последний сюжетный поворот повести – это появление нового гостя, который губит душу отшельника, заставляет его совершить преступление, якобы, во имя веры. Имя этого гостя Ардалион, внешне он похож на беса – сухой, невысокого роста, с черными, как уголь, горящими глазами, кудрявый, с кошачьей походкой, он ест только из своей посуды, молится только своим иконам. Формально речь идет об одном из сектантов (кирилловце), но его образ гораздо более многопланов. В нем воплощено то зло, которое побеждает слабого и гордого человека, тем более, что его учение облачено в красивую легендарную форму. Он рассказывает о малом Китеже, Кирилловской горе, кирилловских старцах. Как в "Повести о Варлааме и Иосафе" за золотыми обивками ковчега скрываются смердящие кости, так и за красивыми речами Ардалиона проглядывают жестокость, изуверство, обман и нетерпимость.
Именно Ар дал ион толкает Гришу на вторичное крещение, дает ему новое имя Геронтий, заставляет совершить страшное преступление против добрейшей и благочестивой вдовы, которая его воспитала.
Таким образом, в повести речь идет не только о сцене из раскольничьего быта, но и о духовной гибели человека, добро и зло сражаются за человеческую душу, зло в данном случае побеждает, и человек оказывается не в силах распознать истинное и ложное. В извилистом пути героя повести П. И. Мельникова-Печерского угадывается и путь религиозного сознания русского человека; неслучайно это произведение имело определенный резонанс в русской литературе и, в частности, вызвало к жизни драматическую поэму А. Н. Майкова "Странник". Поэт своеобразно переосмысливает содержание повести, его привлекают только заключительные сцены произведения Андрея Печерского. Переход героя Майкова от "праведности" к преступлению происходит головокружительно быстро. Именно поэтому все внимание поэт концентрирует на том человеке, который разрушил жизнь героя. Не удивительно, что поэма Майкова, в отличие от повести Печерского, названа именно "Странник". Не характер Гриши, не размышления о личной вине человека за те изменения, которые произошли в его душе, а именно характер Странника становится в произведении Майкова центральным. Странник обладает незаурядными способностями убеждать, околдовывать людей. Подобный зловещий тип человека, красивыми словами заставившего поверить и пойти за собой доверчивого и чистого героя, волновал многих русских писателей. Несколько позже на эту тему будут созданы романы И. А. Гончарова "Обрыв", Ф. М. Достоевского "Бесы" и др.
В историю русской литературы П. А. Мельников-Печерский вошел не просто как писатель "далевской школы" и этнограф, но как яркий художник, мастер слова, как автор, идущий в ногу с эпохой, среди первых поднявший основную проблематику времени, а в чем-то и опередивший свой век.
12
Повесть о пустыннике Варлааме и индийском царевиче Иоасафе – одно из самых популярных произведений мировой средневековой литературы, в том числе и древнерусской. К сюжетам и притчам обращались Шекспир в "Венецианском купце", Кальдерон в пьесе "Жизнь есть сон", Лопе де Вега, написавший драму "Варлаам и Иоасаф". В русской литературе сюжеты и образы древнерусской повести использовали В. А. Жуковский ("Две повести"), А. Н. Майков ("Три правды"), Л. Н. Толстой ("Исповедь"), П. И. Мельников-Печерский ("В лесах", "Гриша") и др.
13
Мельников П. И. (Андрей Печерский). Собр. соч. в 8 т. Т. 1. М., 1976. С. 292.
14
Мельников П. И. (Андрей Печерский). Собр. соч. в 8 т. Т. 1. М., 1976. С. 293.
15
Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980. С. 225.
16
Мельников П. И. (Андрей Печерский). Собр. соч. в 8 т. Т. 1. М., 1976. С. 308.
17
Там же. С. 309.