Страница 27 из 30
– А что было дальше? – спросил Гомер задыхающегося Фаззи.
Сестра Анджела вернулась с новым матрасом, увидела фотографию и взяла с собой. Конечно, Джон Уилбур не стал запираться и сказал, где нашел ее, поведал Гомеру девятилетний Фаззи – после Гомера он был самый старший в отделении мальчиков. Гомер хотел было пойти и побить Джона, но передумал, Джон был совсем маленький, только и умел что писать в постель. К тому же это еще удлинило бы список грехов.
– А что это было? – спросил Фаззи.
– Ты же видел, – ответил Гомер.
– Видел, но все-таки что? – Лицо у Фаззи было явно испуганное. Лужок Грин решил, что женщина ест кишки пони, и убежал в туалет. Уилбур Уолш тоже убежал куда-то.
А Джон Уилбур, наверное, опять надул в постель, в сердцах подумал Гомер.
– Что они делали? – допытывался Фаззи Бук. – Эта женщина… как же она дышала? – сам едва дыша, спрашивал он.
Когда Гомер уходил из спальни, Фаззи заходился хрипом. При дневном свете он выглядел совсем прозрачным, казалось, можно разглядеть все его органы, выбивающиеся из сил, чтобы поддерживать жизнь.
Гомер думал найти д-ра Кедра в кабинете сестры Анджелы, но там его не было. Какое счастье, что ни сестры Анджелы, ни сестры Эдны поблизости нет. Сестра Анджела говорила снаружи у входа с уборщиком, который вывозил несжигаемый мусор, объясняла ему, что сделать с матрасом Джона Уилбура. И Гомер пошел в провизорскую, нет ли д-ра Кедра там.
Этот день выдался особенно тяжелым. Д-р Кедр лежал на койке, прижав к лицу маску, более, чем обычно, пропитанную эфиром. Случай вандализма – разрушение так называемого «барака пильщиков» – не очень расстроил д-ра Кедра, во всяком случае, гораздо меньше, чем горожан, видевших своими глазами, как Мелони и Гомер крушили старый дом. Он не сомневался – зачинщиком и главным исполнителем была Мелони. Для чего еще брошенные дома, говорил себе д-р Кедр, как не для того, чтобы дать выход инстинкту разрушения у детей. А то, что по реке уплыло чуть не полдома, наверняка преувеличение.
Он вдохнул пары эфира и стал думать о том, что действительно огорчило его, – о фотографии. О женщине и пони. Фотография означала, что пришла пора возложить на Гомера более серьезные обязанности, учить его более серьезным предметам.
Сюжет на снимке не был для д-ра Кедра потрясением. Ведь он как-никак работал в Южном районе Бостона. Таких фотографий в его время было пруд пруди, в Бостонском родильном доме их продавали десять центов штука.
Но Кедра как громом поразила женщина на фотографии: он сразу узнал бравую дочь миссис Уиск. Помнил, как у нее раздувались щеки – она была заядлой курильщицей, любила еще тогда совать в рот всякую гадость. А когда ее привезли в больницу с острым перитонитом – последствием неописуемой операции, сделанной в «Гаррисоне-2», – глаза у нее были вот так же выпучены. Фотография вернула д-ра Кедра в прошлое, напомнила, что пришлось испытать этой женщине. Напомнила, что он мог немного облегчить ей жизнь, совсем немного, если бы сделал тогда аборт. Мог бы тогда спасти ее. Пусть ненадолго. Несчастная дочь миссис Уиск должна была стать его первой пациенткой – и не стала.
Интересно, сколько она заработала, позируя с пони перед объективом? Хватило бы на аборт? Скорее всего, нет. И фотографы-то были дрянные. Не заметили ее роскошной каштановой косы, которая могла бы послужить эффектной подробностью; уложенная на плечо и обнаженную грудь, она бы еще подчеркнула белизну кожи. Даже просто откинутая назад, вызвала бы восхищение, такая это была длинная, толстая, ровная коса. А фотограф просто не заметил ее. Она лежала у щеки дочери миссис Уиск, свернувшись змеей, в тени короткой волосатой ноги пони. Бездарный снимок убил красоту косы. Не зная этой женщины, нельзя было разобрать, что за пятно темнеет справа от ее напряженно застывшего лица.
– Прошу меня простить, – сказал д-р Кедр, вдохнув эфир. Дочь миссис Уиск не ответила.
– Простите, прошу вас, – повторил д-р Кедр, сделал выдох. И ему вдруг почудилось, что она зовет его:
– Доктор Кедр!
– Рифмуется с «писк», – шептал д-р Уилбур Кедр. Он сделал глубокий, глубже нельзя, вдох. Рука выпустила маску, и маска скатилась под койку.
– Доктор Кедр! – еще раз позвал Гомер. Запах эфира показался ему сильнее, чем обычно; и он пошел сквозь лабиринт шкафов к окну, посмотреть, здесь ли д-р Кедр.
– «Делай дело или слезай с горшка», – услыхал Гомер его голос. (Вдох – выдох.)
– Прошу прощения, – сказал д-р Кедр, увидав возле кровати Гомера. Слишком порывисто сел; голова была легкая, комната перед глазами плыла. – Прошу прощения, – еще раз повторил он.
– Все в порядке, – сказал Гомер. – Простите, что разбудил вас.
– Рифмуется с «писк», – повторил Уилбур Кедр свою странную фразу.
В заставленной провизорской влажный ватный шарик посылал во все стороны пахучие позывные.
– Садись, Гомер, – сказал д-р Кедр, видя, что тот уже сидит. Как ему хотелось, чтобы именно сейчас голова была свежая, ведь предстоит очень важная беседа с мальчиком. Гомер ждет нагоняя не вообще, а в точных и ясных словах. Но д-р Кедр не мог сейчас говорить точно и ясно.
– Вандализм! – воскликнул он. – Порнография!
Ничего себе начало, мелькнуло у него в голове. Гомер сидел на краю кровати и покорно ждал. Д-р Кедр вдохнул, как ему казалось, чистого воздуха; но запах эфира был так силен, что вгонял в сон и зажигал звезды на потолке провизорской.
– Вандализм, Гомер, это одно, – продолжал д-р Кедр, – а порнография совсем другое.
– Точно, – ответил Гомер, с каждой минутой взрослея, набираясь опыта.
– Впрочем, для наших отношений, Гомер, более важно другое – ты утаил от меня правду. Верно?
– Да, – ответил Гомер.
– Прекрасно, – сказал Кедр. Звезды на потолке заблестели так ярко, что он подумал, уж не под ночным ли небом они беседуют. Он откинул голову назад, подальше от паров эфира, потерял равновесие и упал на подушку.
– Вы хорошо себя чувствуете? – забеспокоился Гомер.
– Прекрасно! – от души воскликнул д-р Кедр. И вдруг засмеялся, никогда еще Гомер не слышал, как д-р Кедр смеется. – Послушай, Гомер, – наконец начал он свое наставление, время от времени прерывая его смешком. – Ты уже так вырос, что можешь разрушить дом и мастурбировать, глядя на фотографию женщины, сосущей пенис у пони. Значит, ты вполне можешь быть моим ассистентом.
Эта мысль показалась ему такой забавной, что он зашелся от смеха. Гомеру тоже это показалось смешным, и он несмело улыбнулся.
– Ты понял, что я хочу сказать? – Д-р Кедр заболтал ногами в воздухе, наблюдая, как над ним плывет небосвод, усеянный звездами. – Я буду учить тебя хирургии, – крикнул он, что вызвало у обоих теперь уже пароксизм смеха, даже слеза прошибла. – Обучу всем тонкостям акушерства, – продолжал д-р Кедр.
Гомер тоже упал на постель, рядом с Кедром.
– «Работа Господня» и «работа дьявола», Гомер, – это ведь две работы! – кричал д-р Кедр.
Гомер от смеха даже закашлялся. И чуть не упал с койки, когда Кедр, как волшебник, извлек откуда-то ту самую фотографию и помотал ею у него перед носом.
– Ты уже такой большой, что тебя интересуют подобные вещи, – сказал он. – Значит, ты можешь делать любую работу взрослых!
Это была соломинка, способная сломать спину верблюду. Д-р Кедр сунул фотографию Гомеру, не то, изнемогая от хохота, уронил бы ее на пол.
– Слушай меня, Гомер! Ты пройдешь университетский курс медицины, не окончив даже средней школы! – прорывались сквозь смех слова.
Это показалось Гомеру особенно забавным, но д-р Кедр вдруг посерьезнел и вырвал фотографию.
– Посмотри вот на это, – сказал д-р Кедр. Оба сели на край койки, и Кедр положил фотографию себе на колено, крепко ее придерживая. – Я тебе сейчас покажу, чего ты не знаешь, – продолжал он. – Смотри вот сюда. – Он показал на косу, едва различимую в тени пони. – Что это? – спросил он Гомера. – Юность! Вам всегда кажется, что вы знаете все, – произнес он укоризненно.