Лев Троцкий

Считая, что он представляет интересы пролетариата и примыкавших к нему низших слоев городского населения, Троцкий был лицедеем, которому доверяли и которым подчас восторгались не только малообразованные рабочие и ремесленники, но и оппозиционные интеллигенты, считавшие себя несравненно выше массы, толпы, которую они абстрактно возводили в руководящую силу революции, но на самом деле концентрировали внимание на собственном круге, призванном осуществить революцию при помощи массы и лишь затем просвещать ее и подтягивать в культурном отношении.

На процесс приехали родители Льва. «Их мысли и чувства двоились. Уже нельзя было объяснить мое поведение мальчишеской взбалмошенностью… Я был редактором газет, председателем Совета, имел имя, как писатель. Старикам импонировало это. Мать заговаривала с защитниками, стараясь от них услышать еще что-нибудь приятное по моему адресу. Во время моей речи, смысл которой не мог быть ей вполне ясен, мать бесшумно плакала… В перерыве старики глядели на меня счастливыми глазами. Мать была уверена, что меня не только оправдают, но как-нибудь еще и отличат. Я убеждал ее, что надо готовиться к каторжным работам. Она испуганно и недоумевающе переводила глаза с меня на защитников, стараясь понять, как это может быть». [239]

Второго ноября 1906 года Судебная палата вынесла приговор. В знак протеста против нарушения юридических норм в ходе заседаний подсудимые на слушание приговора не явились. Судьи остались с глазу на глаз с прокурором. [240]

Лейба Бронштейн вместе с Георгием Носарем был признан главным обвиняемым в числе 29 лиц, которым в конце концов определялась судьба. Они были признаны виновными в том, что «в последней четверти 1905 года в городе С. Петербурге состояли участниками сообщества, которое заведомо для них, подсудимых, поставило целью своей деятельности насильственное, посредством организации вооруженного восстания, изменение установленного в России основными законами образа правления на демократическую республику». [241]Приговор почти дословно повторял обвинительный акт.

«Сын колониста Херсонской губернии, Елисаветградского уезда, колонии Громоклея Лейба, он же Лев Давидов Бронштейн, 25 лет» (возраст был указан неверно) был лишен прав состояния и сослан на поселение. Ссылка была бессрочной, то есть вечной. Отменить ее могло только царское помилование. Попытка побега каралась тремя годами каторжных работ. Лишь за пару лет до этого было отменено еще одно наказание, которым должны были подвергаться пойманные беглецы, — сорок пять ударов плетью.

Ссылка и новый побег

Третьего января 1907 года Троцкий вместе с группой осужденных был переведен в пересыльную тюрьму. В этот же день он написал жене: «Нас перевезли сюда сегодня внезапно, без предупреждения. В приемной заставили переодеться в арестантское платье. Мы проделали эту процедуру с любопытством школьников. Было интересно видеть друг друга в серых брюках, сером армяке и серой шапке… Нам разрешили сохранить свое белье и свою обувь». [242]

Сообщение о разрешении сохранить обувь было особо важным — в каблуках были спрятаны золотые червонцы, а в подметке — новенький паспорт. Лев собирался использовать и то и другое при бегстве, которое задумал с самого начала. Побег намечался из места назначения, но план был осуществлен значительно раньше.

Приговоренным сообщили, что их высылают в село Обдорское за полярным кругом, за полторы тысячи верст до ближайшей железнодорожной станции.

В пути были приняты повышенные меры охраны, так как петербургский конвой считался ненадежным. В соседнем вагоне разместили взвод жандармов, которые на каждой станции окружали арестантский вагон плотным кольцом. В то же время конвой, включая офицеров, был предупредителен. Дело происходило в начале 1907 года, и в высших кругах империи продолжалась борьба консервативного и либерального курсов, что влияло на поведение охранников.

По закону арестантам полагалось надеть наручники, но дежурный офицер сразу сообщил, что начальство разрешило воздержаться от этой меры. На станциях конвойные опускали в почтовые ящики письма этапируемых родным. Лев писал Наталье 11 января: «Если офицер предупредителен и вежлив, то о команде и говорить нечего: почти вся она читала отчет о нашем процессе и относится к нам с величайшим сочувствием». [243]

Письма Наталье следовали одно за другим. Они были бережно сохранены и через много лет включены в книгу ее воспоминаний. 12 января: «На каждой станции наш вагон окружают жандармы, а на крупных станциях их еще дополняет горная полиция… Только два рода людей охраняются таким образом: «государственные преступники» и самые выдающиеся министры». 26 января: «Нам сказали, что между Березовом и Обдорским наши сани будут идти на оленях». [244]

В Тюмени арестантов действительно дальше отправили на санях. Путь шел по замерзшей Оби. Лев продолжал отчитываться перед Натальей: «Каждый день мы последнее время продвигаемся на 90–100 верст к северу, т[о] е[сть] почти на градус… Каждый день мы опускаемся еще на одну ступень в царство холода и дикости». [245]На тридцать третий день пути ссыльные оказались в городе Березове, куда когда-то был сослан сподвижник Петра I князь Меншиков. Здесь конвойные совсем расслабились, полагая, что побег невозможен — санный путь лежал по Оби, вдоль телеграфной линии. Уверенность, что попытка побега была бы моментально пресечена, была всеобщей.

Тем не менее Троцкий вздумал попытать счастья, понимая, что с места назначения бежать будет намного труднее. Он консультировался со ссыльным Ф. Н. Рошковским, работавшим в Березове землемером, отличавшимся хорошим знанием местных условий и практической хваткой. Он убедил Троцкого, что есть более опасный, но и более надежный путь бегства, чем по обычному тракту. [246]Можно было бы попытаться поехать на запад, по реке Северная Сосьва, недалеко от впадения которой в Обь находился Березов, по течению добраться до Уральского хребта, а далее на оленях до горных заводов, там сесть на узкоколейку и доехать до магистральной железнодорожной линии.

Рошковский предупреждал о рискованности задуманного: «Никакой полиции на протяжении тысячи верст, ни одного русского поселения, только редкие остяцкие юрты, о телеграфе нет и помину, нет на всем пути даже лошадей, тракт исключительно олений. Полиция не догонит. Зато можно затеряться в пустыне, погибнуть в снегах». [247]

Решение, однако, было однозначным — бежать из Березова. Троцкий симулировал болезнь — у него якобы разыгрался приступ. Как разыграть спектакль болезни, Льва научил его товарищ по ссылке доктор Фейт. Накануне выезда этапа из Березова Троцкий сообщил о болезни начальнику караула, который разрешил остаться в местной больнице. Сохранилось письмо уездного исправника местному врачу от 12 февраля 1907 года, с которым к нему был направлен ссыльный Бронштейн, страдающий, по его заявлению, болезнью седалищного нерва. Исправник просил засвидетельствовать состояние здоровья и установить, может ли Бронштейн быть «отправлен теперь же на место водворения — село Обдорское». [248]Авантюра прошла успешно — врач подтвердил болезнь и счел возможной задержку Троцкого. Стражники были спокойны — человеку с невыносимой болью бежать невозможно. Рошковский снабдил шубой, меховыми чулками, пимами, рукавицами, нашел проводника — зырянина, горького пьяницу, но ловкого и бывалого, на которого можно было положиться. [249]

239

Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 219.

240

Там же. С. 218–219.

241

Троцкий Л. Сочинения. Т. 2. Ч. 2. Приложение № 7. С. 330–345.

242

Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 220.

243

Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 221; Serge V, Sedova Trotsky N. Op. cit. P. 18.

244

Serge V., Sedova Trotsky N. Op. cit. P. 19–20.

245

Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. C. 222.

246

Сверчков Д. Указ. соч. С. 217.

247

Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 222.

248

РГАСПИ. Ф. 325. On. 1. Ед. хр. 14. Л. 2.

249

Сверчков Д. Указ. соч. С. 216–219; Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 222–223.