Страница 16 из 52
Я мысленно примерил несколько ответов, но в итоге просто пожал плечами.
Норманди открыл бутылку колы, сделал глоток и поставил ее обратно:
- И наверное, ты недоумеваешь, зачем мы тебя сюда пригласили.
Я невольно прищурил глаза:
- Знаете, я именно об этом и думал. Но все равно польщен приглашением.
- А как ты полагаешь, твоей подруге Дейдре здесь нравится?
У меня по рукам побежали мурашки, и я спросил резче, чем собирался:
- Я здесь из-за нее?
Норманди средними пальцами передвинул взад-вперед какие-то бумаги. Движение показалось мне странно изящным.
- Как по-твоему, Джеймс, что у нас за школа?
- Музыкальная, - ответил я, зная, что ответ неправильный.
Он продолжал передвигать бумаги, не поднимая на меня глаз.
- Музыка интересует нас так же, как врачей интересует температура. Когда врач видит температуру, он почти наверняка знает, что в организме инфекция. Когда мы видим подростка с выдающимся музыкальным талантом, мы почти наверняка знаем…
Норманди поднял на меня глаза, ожидая, что я закончу за него.
Я не сводил с него глаз. Трудно себе представить, что он и правда говорит о том, о чем я думаю. Как там выразился Салливан? Учителя глубже, чем кажутся?
- Что я должен сказать? - спросил я.
Норманди ответил другим вопросом:
- Откуда у тебя этот шрам? Газеты писали про «несчастный случай». Вырезка приложена к твоему заявлению.
Я сглотнул и с удивлением услышал, как осторожно звучит мой голос:
- Чего вы хотите?
- Я хочу, чтобы ты сказал мне, если увидишь что-то странное. И в особенности если Дейдре Монаган увидит что-то странное. Мы здесь… - на слове «здесь» он выразительно ткнул пальцем в стол, - не просто так. И мы хотим быть уверены, что такие студенты, как вы с Дейдре, успешно доберетесь до колледжа. Без… помех.
Я потер мурашки руками:
- Зачем вы мне это говорите?
- Мистер Салливан слышал, как ты играешь. Он думает, что ты настолько хорош, что можешь привлечь нежелательное внимание. А Дейдре я слышал сам и сам понимаю ее возможности.
Странно было слышать, как он все время называл ее Дейдре, а не Ди. Как человек, который даже не знает, что ее нужно звать Ди, может разбираться в ее проблемах?
- Я вам сообщу, - сказал я и после длинной паузы добавил: - Это все?
Норманди кивнул, и я встал со своего места. Он поднял глаза:
- Я знаю, ты не хочешь говорить о Них.И не надо. Не мне тебе объяснять, что Ихнельзя поминать вслух. Но, пожалуйста, сообщи Патрику - мистеру Салливану, - если ты его увидишь.
Я не сказал ему то, что думал. Я думал, что не то чтобы ему не верю, скорее я не верю, что он может быть полезен. Минувшим летом взрослые, знавшие о феях, сделали только хуже.
- Спасибо за заботу, - вежливо произнес я.
Это был первый и последний раз, когда я приходил к нему в кабинет.
Нуала
У сна свой ритм, мелодия
своя,
и в песнях смерти есть
приливы и отливы,
полузабытая прекрасная
гармония,
полета и падения мотивы.
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Джеймс много спит. Нетрудно догадаться, что он спит, когда ему скучно, грустно или когда он пытается убедить себя в том, что у него все отлично. Причем засыпает он в самое неподходящее время: утром посреди урока или под вечер, так что потом, когда остальной мир отдыхает, у него сна ни в одном глазу. Круглолицый сосед Джеймса твердо убежден, что режим «сплю-когда-хочу» - признак уверенности в себе, но я-то знаю, что Джеймс просто над собой издевается.
Одним прохладным днем он спал, свернувшись в своей постели, а Круглолицый где-то в другом месте что-то делал с гобоем. Я сидела на краю кровати и наблюдала, как Джеймс спит. Его сон, как и все остальные его дела, выглядел напряженным, как будто он соревновался и ни на секунду не мог ослабить оборону. Он подтянул исписанные руки к лицу, чуть ли не в узел сплетя запястья странным, красивым жестом. Косточки на кистях побелели от напряжения.
Я подвинулась чуть ближе и, не касаясь, провела рукой над его кожей, которая в ответ на мое присутствие моментально пошла мурашками. Я невольно улыбнулась.
Джеймс вздрогнул, но не проснулся. Он летал во сне. Вроде бы люди, которые летают во сне, - самовлюбленные маленькие засранцы. Где-то я это читала.
Ну что ж. Я могу навеять ему незабываемый сон. Я переместилась на другую сторону кровати, балансируя на грани видимости, чтобы не разбудить его, и всмотрелась в нахмуренное лицо. Я бы с удовольствием навеяла ему видение о том, как он случайно лажает перед целой кучей народа, или что-нибудь такое же унизительное, но все дело в том, что я так не умею. Лучше всего мне удаются сны мучительно прекрасные, такие, после которых люди просыпаются и чувствуют себя обездоленными. Я на собственном опыте убедилась, что с этим нельзя слишком усердствовать: один из первых моих учеников покончил с собой после такого сна. Честно. Некоторые совершенно не умеют страдать.
Я осторожно провела руками по волосам Джеймса. Он снова задрожал - то ли от холода, то ли от предчувствуя того, что я собиралась сделать. Я вошла в его сон, приняв свой обычный отвратительно-шикарный вид.
Он дернулся и жалобно спросил:
- Ди?
Я скоро ее возненавижу.
Я резко воплотилась - даже голова заболела - и стукнула его по голове: - Проснись, червяк.
Джеймс содрогнулся и, не открывая глаз, сказал:
- Нуала.
Я смотрела на него.
- Еще я известна тем, что я - единственная женщина, которая когда-либо окажется в твоей постели, неудачник.
Он со шлепком закрыл лицо руками:
- Боже милосердный, голова просто раскалывается… Убей меня, злобное создание, и избавь меня от моей доброты.
Я пережала ему горло пальцем, чуть-чуть, чтобы он не мог сглотнуть без моего позволения:
- Не искушай меня.
Джеймс откатился из-под моего пальца и уткнулся лицом в бело-синюю клетчатую подушку. Его голос звучал приглушенно:
- Нуала, ты такая обаятельная. Сколько лет ты уже освещаешь нашу грешную землю ярким светом своей выдающейся личности?
Я заметила, как он мысленно перебирает варианты: сто, двести, тысяча лет. Он думал, что я такая же, как остальные.
- Шестнадцать, - отрезала я. - Ты что, не знаешь, что неприлично задавать такие вопросы?
Джеймс повернулся ко мне, и я увидела, что он хмурится.
- Я часто веду себя неприлично. Шестнадцать - по-моему, совсем недолго. Ты же имеешь в виду годы, а не столетия?
Отвечать было не обязательно, но я не стала упираться:
- Не столетия.
Джеймс потерся лицом о подушку, как будто мог таким образом стереть остатки сна, затем посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь. Не отводя глаз и не меняя выражения лица, он проговорил:
- Наверное, феи… как бы это сказать… развиваются намного быстрее людей.
Я соскользнула с кровати и присела на корточки рядом с ним, чтобы наши глаза были вровень:
- Хочешь услышать на ночь милую сказку, человек?
- Бесплатно?
Я зашипела сквозь стиснутые зубы.
Он повел плечами и махнул рукой, чтобы обозначить, что ему все равно, как я реагирую.
- Давным-давно, тринадцать лет назад, в штате Вирджиния объявилась фея. Уже полностью развитая и в сознании, но с совершенно пустой башкой. Она абсолютно ничего не помнила о том, как туда попала, кроме того, что это было как-то связано с огнем. Жила себе, встретила других фей и быстренько сообразила, что она, как и остальные феи, практически бессмертна. Вот только в отличие от прочих, каждые шестнадцать лет на Хеллоуин она сгорает дотла, а потом совершенно волшебным образом восстает из пепла как новенькая, но без памяти, и точно так же проводит следующие шестнадцать лет, и следующие, и следующие. Вот и сказочке конец.