Страница 26 из 47
Я нахмурилась, глядя, как молния осветила его бледное, ничего не выражающее лицо.
— Тебе придется взять псевдоним, какое-нибудь звучное иностранное имя. Никто не поверит доморощенному медиуму.
— Может, Эсмеральда? — задумчиво протянул он.
Раздался громовой раскат, от которого заложило уши. Я переключилась на более насущные вопросы.
— Не могу поверить, что Они напали на бабушку. Мне Люк рассказал.
— Знаю, — Джеймс перевел взгляд на меня. — Она и об этом сказала. Сказала, что всему виной «эльфийское отродье».
Эльфийское отродье… В каком состоянии я найду ее в больнице? Я заерзала от беспокойства.
— Просто не верится. Это какая-то ошибка.
— Есть кое-что еще, — сказал Джеймс. — Я разузнал о Торнкинг-Эш. Помнишь их?
— Ага. Время от времени из колледжа звонят, пытаются убедить меня подать документы.
— Я тоже получил от них письмо. — Джеймс сбавил скорость возле указателя на больницу и свернул на трехполосное шоссе. Даже через роскошный зеленый балдахин листвы были видны тяжелые лиловые тучи. За деревьями на парковке поблескивали машины. У меня схватило живот при мысли о том, как там бабушка.
— Я думала, это что-то вроде консерватории.
— Да, я тоже так думал. А потом занялся поиском выпускников и начал их обзванивать. Они оказались фриками. Похоже, музыкальный гений идет об руку с экстрасенсорными способностями. Видимо, это и нас касается.
Среди моря машин Джеймс умудрился найти парковочное место. Автомобили отливали серебром, отражая лиловое небо.
Он заглушил двигатель и повернулся ко мне.
— В конце концов я вышел на рекрутера, с которым ты разговаривала, Грегори Норманди. Ты знала, что он там главный? Как бы то ни было, я ему позвонил. Он подтвердил, что сверхъестественные способности связаны со способностями музыкальными и что одаренные музыканты обычно одарены и в других сферах. То есть все они фрики. Он утверждает, что может определить, есть такие способности или нет, слушая, как музыкант играет.
— Неужели!
— Он знал, что я медиум. Люк тоже обладает каким-то даром… забыл, как называется. Ну и на десерт: Грегори заявил, что ты круче всех нас, вместе взятых.
Как ни странно, мне это польстило.
— Думаю, поэтому Они на тебя и охотятся. Не люди из Торнкинг-Эш. «Они» с заглавной буквы. Я хочу сказать, не слишком ли большое совпадение, что ты — ненормальная, а Они за тобой охотятся? — Джеймс нахмурил темные брови. — Может, Они тоже слышат что-то в твоей музыке. Разве вся эта история не на конкурсе началась?
Все началось с Люка.
— Зачем они собирают таких, как мы, в свою школу? «Они» с маленькой буквы.
Джеймс открыл дверь. Машину наполнил запах дождя.
— Похоже, что многие не могут справиться со своей ненормальностью. Сын Норманди в пятнадцать выступал с концертами на виолончели. Он покончил с собой. Думаю, школу построили, чтобы научить нас себя контролировать.
Я покачала головой. Из всего, что я узнала в последнее время, эта новость казалась слишком непостижимой. Школа для музыкально одаренных фриков…
— Я не могу сейчас об этом думать. Давай зайдем в больницу, пока мы не промокли.
Мы поспешили по уставленной машинами парковке к уродливому зданию. Оно напоминало огромную белую коробку, которую кто-то бросил на такой же уродливой зацементированной площадке. Какой-то маляр в приступе вдохновения выкрасил рамы в ярко-зеленый цвет, но менее уродливым задние не стало.
Внутри пахло антисептиком и старостью. Низкие потолки и химический запах мешали думать. Я могла сосредоточиться только на самых незначительных деталях: на шарканье ног по кафелю; на шуме факса; на жужжании вентилятора; на смехе актера из телевизора в холле.
— Я могу вам помочь? — Девушка за стойкой приемной приветливо улыбнулась. Я уставилась на ее пеструю форму. Если вглядываться достаточно долго, в таких узорах можно увидеть сфинкса или фермерский дом.
Джеймс меня подтолкнул.
— Как зовут твою бабушку?
— Мы хотим навестить Джейн Рейлли.
Девушка быстро набрала имя и, сморщив лоб, стала читать информацию.
— Посещение разрешено только родственникам.
— Я ее внучка.
Девушка посмотрела на Джеймса.
— А я чищу ее бассейн, — сказал он и показал ей руку со скрещенными пальцами. — Мы очень близки. Как одна семья.
Девушка рассмеялась и сказала нам номер палаты. Мы пошли (подошвы все так же шаркали, кондиционер все так же жужжал) по коридору в поисках триста тринадцатой палаты. На стенах висели фотографии, призванные создавать позитивную атмосферу.
Вдруг мы услышали свистящий шепот мамы. Я застыла в коридоре, Джеймс остановился позади меня.
— Это неестественно! — Мне пришлось постараться, чтобы разобрать слова. Зато голос Делии был отлично слышен.
— Она упала. Что здесь неестественного?
— Тут что-то не так. Похоже на…
Делия с насмешкой вставила:
— Похоже на что, Терри? На те сны, которые ты видела ребенком, когда писала в кровать?
— Я не писала в кровать! — яростно возразила мама. — Это Их ноги. У Них всегда мокрые ноги.
— Ну конечно. Помнится, тогда ты сказала, что Они тебе приснились.
— Это ты так сказала. И мама. Я никогда такого не говорила.
Делия засмеялась. Какой противный смех.
— Я не могла сказать, что они тебе приснились. Я ведь умирала, помнишь?
Мама заколебалась.
— Я все помню, черт побери. Прекрати улыбаться! Ты ведь в этом замешана, разве нет?
— Не глупи. Дейдре, заходи.
Мы с Джеймсом обменялись взглядами и вошли в палату. Мама с Делией стояли по разные стороны кровати, и под бело-зеленым светом больничных ламп казалось, что в их лицах нет ни кровинки.
Мама выглядела испуганной.
— Дейдре, я не знала, что ты приедешь.
— Меня привез Джеймс, — объяснила я, без всякой необходимости показав на него.
— Пойду перекушу, — музыкальным голосом сказала Делия. Она улыбнулась маме. — Если, конечно, я тебе не нужна.
По маминым глазам ясно читалось «убирайся, да поскорей», и Делия упорхнула. Я подошла к кровати, чтобы посмотреть на бабушку, но увидела только переплетение трубок. В моем голосе помимо воли прозвучал упрек.
— Ты сказала, что она упала.
Я подошла к маме, но она отодвинулась, словно мы были частицами с противоположным зарядом.
Бабушка лежала неподвижно, руки застыли на аккуратно подоткнутом одеяле. Явных повреждений было не видно. Непонятно, что именно сделало с ней «эльфийское отродье». Тем не менее она была без сознания, и вся палата словно погрузилась в тяжелое забытье.
Джеймс повесил голову, как будто быстрее меня понял, что с бабушкой.
— Мама, что с ней?
Голос матери оставался спокойным: все эмоции хранились в чулане подсознания.
— Она в коме. Никто не знает почему. Она не падала. Она не болела. Она просто впала в кому, и непонятно, когда из нее выйдет. Анализы не показали никаких отклонений. Говорят, она может очнуться в любую минуту.
Или пролежать так еще сотню лет.
Бабушка лежала тихо и неподвижно, как мертвая. Я ничего не чувствовала, будто смотрела сериал о моей семье, а сама сидела в безопасности на диване. Наверное, эмоции нахлынут позже, когда моя защита ослабнет. Так было в день нападения кошки.
Комната исчезла, в глазах потемнело. Я оказалась на улице, глядя на грязные тряпки во рву, почти скрытые водой. Сердце замерло. Через мгновение я осознала, что это тела, изломанные тела, переплетенные в зловещий пазл. Белая рука крепко схватила меня за предплечье под новым блестящим обручем. Молодой темноволосый человек с золотой прядью произнес:
— Люк, пойдем. Они мертвы.
Я продолжала смотреть на трупы, чувствуя холод и спасительную пустоту. Отчасти я была рада, что не могу плакать над телами братьев. Если бы я начала плакать, я бы ослепла от слез. Придется потратить часы на изготовление капель, которые позволят мне снова Их видеть. А до тех пор предстоит гадать, что они делают, пока я ослепла.