Страница 6 из 7
Другая удивительная история, которую мне рассказывал мой отец, опять-таки когда я был маленьким, связана с другой папской базиликой, Санта-Мария-Маджоре. Она была сооружена в том месте, где, согласно легенде, в ночь с 4 августа 352 года чудесным образом выпал обильный снег.
Сама эта история является совершенно захватывающей: благородный патриций по имени Джованни, не имевший детей, вместе с женой решил принести церкви в дар все свое имущество и построить базилику в честь Девы Марии. Легенда утверждает, что обоим в ночь с 4 на 5 августа 352 года во сне явилась Святая Дева, открыв им, что место, на котором следует воздвигнуть церковь, будет указано чудом. Папу посетил такой же сон, и на следующий день, отправившись на Эсквилинский холм, он обнаружил, что тот покрыт снегом. Тогда он начертил на нем периметр здания, и церковь была построена за счет двух супругов, приобретя известность как церковь Святой Марии «в снегах», хотя то, что мы видим сейчас, является реконструкцией последующей эпохи. Мадонну Снегов по всей Италии празднуют 5 августа, и она является покровительницей примерно сорока итальянских городов.
В Риме же в августе каждый год «выпадает снег» из белых лепестков. Кто знает, что думает об этом Бернини, который покоится именно в этой базилике…
При всем этом изобилии церквей удивительно, что в Риме чаще, нежели в любом другом месте, имеют обыкновение говорить, что их всего-навсего семь: знаменитый обход семи церквей.
Только уже став взрослым, я задался вопросом, какие же эти семь церквей и почему каждый римлянин, включая меня, время от времени перечисляет их. И обнаружил, что обход семи церквей на самом деле был древнейшим маршрутом паломничества. Святой Филиппо Нери в 1540 году установил, что паломник, навещающий Рим, должен в Святую Пятницу отправиться помолиться в семи церквях, самых главных в те времена… и, ясное дело, единственный способ, которым это можно было осуществить, – хождение пешком! Бросаю вызов любому, кто сможет найти римлянина, который за свою жизнь умудрился посетить все их за один день. Тем более добрался до них пешком, а не со всеми удобствами на автомобиле.
И каковы же были эти «семь церквей»? Кроме четырех базилик патриарха, то есть Святого Петра, Сан-Джованни-ин-Латерано, Сан-Паоло-фуори-ле-Мура и Санта-Мария-Маджоре, к ним относились Сан-Лоренцо-фуори-ле-Мура, Санта-Кроче-ин-Джерузалемме [43]и, наконец, Сан-Себастьяно-фуори-ле-Мура, недалеко от одноименных катакомб, поблизости от Старой Аппиевой дороги.
Но в Риме существуют также и современные церкви. Как-то в одно зимнее воскресенье меня начало снедать любопытство. Несколько лет назад строительство церкви в пригородном рабочем районе Рима, Тор-Тре-Тесте, вызвало ожесточенные споры. Чтобы воздвигнуть ее, администрация решилась побеспокоить великого мастера современной архитектуры, Рихарда Майера.
В действительности Майер выиграл нечто вроде конкурса, объявленного по случаю празднования 2000 года, и в 1998 году был заложен первый камень. Но церковь Господа Милосердного, как она называется, была закончена намного позже после празднования 2000 года, в 2003-м, и представляет собой нечто вроде собора в безликом районе, тесно застроенном невыразительными зданиями. Майер также спроектировал вызвавший споры колпак, закрывающий Алтарь Мира [44]на набережной Тибра. Он выполнил грандиозную работу, производящую возвышенное впечатление: три огромных белых самонесущих паруса, высочайший из которых достигает 26 метров. Солнечный луч никогда не проникает туда, за исключением одного момента после обеда, когда пучок солнечных лучей через небольшое окошко освещает распятие, установленное внутри.
Ну что тут скажешь? Определенно, церковь красивая. Но если подумаешь о соборе Святого Петра и его куполе, самом знаменитом в мире…
4. «Long ago and far away» [45]
То, о чем я рассказал вам, – это Рим, который каждый его житель учится узнавать уже взрослым, когда отдает себе отчет в том, какие красоты и сокровища таит в себе этот город. Но у маленького мальчика Луки Спагетти голова была забита совершенно другим.
Вероятно, в жизни каждого итальянского мальчишки воскресенье занимает особое место. В самом деле, я вспоминаю все воскресенья моего детства как сплошной праздник. В том смысле, что все, что происходило со мной в воскресенье, для меня имело оттенок особого события. Уже субботним вечером я ложился спать с мыслью о пробуждении, возвещавшем о замечательной возможности, которая никак не могла иметь место в течение недели: об игре в мяч утром.
Конечно же, прежде чем дать выход энергии и футбольной доблести на поле нашего прихода с покрытием из пуццоланы [46], обязательным этапом для всех ребят была воскресная служба в десять часов, учрежденная специально для них. Если говорить начистоту, то желание поиграть в мяч было настолько сильно, что мы охотно обошлись бы и без службы, но в глубине души воспринимали ее благосклонно, потому что это был повод для маленьких футболистов собраться всем вместе в точно назначенное время поблизости от поля. С того момента, когда мы чинно размещались на скамейках друг подле друга, уже во время проповеди начиналась работа по определению состава команд.
По окончании службы мы давали выход нашему футбольному зуду, и орда вопящих огольцов вываливалась на площадку, явно слишком маленькую для того, чтобы уместить всех. Уже потому, что ребенок присутствовал на службе, он имел право принять участие в игре, даже если ему не доставался мяч. Так что воскресное состязание выливалось во встречу двух фаланг ребятишек, числом под тридцать в каждой команде. В довершение этого, у всех были майки разных цветов.
Когда свисток возвещал о начале матча, армия малолетних сорванцов бросалась преследовать мяч подобно стае свихнувшихся обезьян. Мяч обычно был марки «Супертеле», то есть кусок пластика сферической формы, который летал по воле ветра и потому был совершенно неуправляем. Отскакивания рикошетом было невозможно предугадать на поле, где кроме почвы имелось множество разнообразных подвохов: платановые деревья высотой в десятки метров, преграждавшие путь выбросам в сторону, колдобины, камни и острые выступы, делавшие игровое поле довольно коварным, безобразная стенка из туфа высотой тридцать сантиметров, окаймлявшая границу поля. За одними воротами из проржавевших столбов возвышалась пятиметровая стена, за другими, из еще более проржавевших штанг – высоченная сетка, которая должна была бы защищать стекла соседних домов. Должна была бы…
Я помню матчи, в которых мне ни разу не доводилось коснуться мяча; я только глотал пыль, поднятую другими озорниками, гонявшими по полю с проворством, достойным Койота и Бип-Бипа [47]. Часто и охотно, когда стая сбивала меня с ног, я оставался лежать, чтобы посчитать упавших, которые постепенно появлялись на поле по мере того, как рассеивалась туча пыли.
Некоторые игроки, более безжалостные и менее склонные к трудам, выстраивались прямо на линии ворот противника в надежде, что судьба подкатит им под ноги мяч, обеспечив возможность легко отправить его в сетку. Когда такое случалось, празднество длилось около четверти часа, и возобновление игры становилось делом чрезвычайно сложным.
Эти матчи обычно прекращались, когда одни за другими являлись родители, уводя своих детей, или же назначаемый по очереди судья официально объявлял, что настал час обеда.
Естественно, обеденное время было делом существенной важности. К часу дня детвора разбегалась по улицам квартала, чтобы преодолеть несколько сот метров, отделявших их от дома; во время этого путешествия я всегда пускал слюнки при виде чудесной вывески кондитерской рядом с домом. Ибо воскресный обед не обходился без пирожных.
43
Церковь Святого Креста в Иерусалиме.
44
Сохранившиеся фрагменты алтаря, посвященного миру в ознаменование побед римского оружия в Испании и Галлии в правление императора Августа.
45
«Давным-давно и далеко отсюда» (англ.).
46
Рыхлая вулканическая порода.
47
Персонажи комиксов и мультфильмов.