Страница 25 из 27
Нет, она, конечно, его любит. Но она всегда готова любить — кого и что угодно: брошенных детей, одинокого старика-соседа, покупателей-пенсионеров. Может, и он попал наравне с ними в число бесприютных? Может, он всего лишь новое хобби, которое она отправит в камин к другим своим увлечениям, когда потеряет интерес? А может, она просто уговорила себя, что любит его, потому что он соответствует расхожему представлению о том, что такое «подходящая партия»?
Она сказала, что выйдет за него замуж, в момент эмоционального шока. Она увидела его лежащим на земле, раненого, и пожалела.
Он обнял ее, шепнул на ухо приветствие, вдохнув при этом аромат ее волос. Она обернулась, в ее глазах стояли слезы.
— Моя мать так наблюдательна, — сказала она, шмыгая носом. — Она изобразила тебя наполовину раздетым. Верно подмечено. — Она чмокнула его в губы и снова повернулась к портрету.
Александра была явно чем-то расстроена и избегала его взгляда. Впервые за все время он вдруг подумал, что она может его отвергнуть. Его будто кто-то ударил в солнечное сплетение. Сейчас вряд ли, но когда-нибудь этот момент может наступить.
— Представляешь, как трудно было позировать в таком положении? — небрежно сказал Райли. Он заметил, что Александра смотрит то на него, то на картину, и ему показалось, что она не решается о чем-то его спросить. Или хочет сказать, что совершила ошибку? Но она добрая, не станет говорить ему это в лоб. «Райли, — скажет она, — у нас не получится. Но мы можем остаться друзьями». Краем глаза он увидел, что она открыла рот. Вот оно.
— Это нечестно, — вырвалось у нее. Она сунула в сумку мокрый бумажный платок и стала искать новый. Он протянул ей свой.
— Работы Роны всегда производят на тебя такое впечатление? — поинтересовался он. — И что нечестно?
— Люди, которых это вообще не волнует, могут иметь детей. Даже те, которые не дают себе труда заниматься их воспитанием, тоже их имеют.
— И я об этом думал. — Слава Богу, облегченно вздохнул он, момент еще не настал. Что-то ее взволновало, нечто, ранившее ее чувство справедливости.
Александра вдруг повернулась к нему, схватила его за руки и внимательно посмотрела ему в глаза. У Райли упало сердце. Господи, он, видимо, ошибся.
— Райли. — Она сделала паузу, и он понял, что она подбирает слова. Может, она именно этим занималась, когда он подошел? Репетировала слова прощания со слезами на глазах? Райли вдруг охватило чувство сострадания к людям в суде, ожидающим оглашения приговора, который может изменить всю их жизнь.
Но он не должен терять самообладания. Надо оставаться спокойным. Надо подавить в себе желание опрокинуть все эти картины, выдрать с корнем посаженные вокруг лилии, схватить плакат, возвещающий конец света, и разорвать его в клочья.
— Это трудно… мы никогда об этом не говорили. Я не заговаривала об этом, потому что ты не любишь об этом говорить, но…
Она прикусила губу. Во взгляде были жалость и сострадание. Его отчаяние и злость росли: он вырвет кусты лилий, все до одного. Он всегда ненавидел лилии.
— Я хочу сказать… я всегда хотела их иметь, но сейчас я уже привыкаю к мысли, что их не будет… то есть, как это обычно бывает… мм…
Внутренним взором Райли уже видел растерзанные длинные листья лилий. А потом он напьется в клубе. И будет играть на пианино до самого утра или до полного забвения — в зависимости от того, что наступит первым.
— Я знаю, что ты переживаешь и, возможно, никогда не захочешь… мм…
Райли нахмурился, и она бросилась к нему, словно желая утешить.
— Но потом, когда у тебя будет время подумать, ты… мм…
— О чем ты, Александра? — взорвался он. — Ради всего святого, выкладывай, что там у тебя. О чем я должен подумать?
Она облизала губы и распрямила плечи.
— Об усыновлении, — наконец решилась она.
Ожидая его реакции, она смотрела на него почти с испугом. Рукой она непроизвольно стала гладить его по рукаву, боясь вымолвить хотя бы одно слово утешения. Райли молча глядел на нее, пытаясь осмыслить слово, которого он меньше всего ожидал.
Она разразилась потоком слов:
— Послушай, мне не надо было об этом говорить. Сейчас не время и не место. Я не хочу, чтобы ты думал, что я не привыкла к мысли, что никогда не буду их иметь, потому что я уже привыкла. Это было нелегко, но сейчас все в порядке, Райли.
Его мозг, привыкший моментально перерабатывать значительный объем информации, вдруг перестал работать, подобно одному из ржавых сельхозорудий Сэма.
— Усыновление? — спросил он, выхватывая единственное слово, показавшееся ему значимым.
— Есть, разумеется, и другие пути, но многие мужчины не допускают даже мысли о банке спермы, и я не уверена, что и я смогла бы. Конечно, усыновление — это не то же самое, что иметь собственных детей, но ведь отцовство заключается не только в том, чтобы зачать ребенка… а в том, чтобы быть отцом каждый день, заботиться о ребенке, учить его и любить, словом, все то, что ты так хорошо умеешь делать.
— Банк спермы? — Райли наконец очнулся.
— Когда я увидела это, — она показала на портрет, — я просто подумала… но я знаю, тебе может не понравиться… я имею в виду идею усыновления… Но если это так, я хочу, чтобы ты знал, что я не буду переживать, что у нас нет детей, и не стану, как Анна Браун, пытаться украсть чужого ребенка.
Одна фраза застряла в голове Райли: отцовство заключается не только в том, чтобы зачать ребенка. К нему вернулась способность анализировать. Он сопоставил эту фразу с некоторыми другими, сказанными Александрой. Такими, например: люди, которых это вообще не волнует, могут иметь детей… было нелегко, но я привыкла… тебе может не понравиться идея усыновления.
Райли стал припоминать их прежние разговоры. Александра говорила, что хочет иметь большую семью. При этом она смотрела на него с состраданием. Но в последнее время она редко заводила разговор о большой семье. Когда это было в последний раз?
Он пришел к определенному выводу, но не решался сказать ей об этом, поскольку вывод был слишком хорош, чтобы в него поверить.
— Райли, — сказала она, обнимая его за талию, — я люблю тебя. Давай сейчас не будем принимать решение.
— Ты всегда хотела иметь детей, — ответил он. Комок в горле мешал ему говорить. Неужели она имеет в виду то, о чем он думает? — Ты из тех женщин, кому самой природой предназначено стать матерью. У тебя должны быть дети. Это было бы трагедией, если бы у тебя их не было.
— Если бы я не вышла за тебя замуж — вот это была бы трагедия, — сказала она, уткнувшись ему в шею.
— Ты готова выйти за меня замуж, прожить со мной жизнь, даже если я… не могу иметь детей?
— Конечно. — Она подняла на него удивленный взгляд. — Но ты же уже знаешь об этом.
Но он продолжал испытывать ее, ненавидя себя за это.
— Даже если я не смогу себя заставить усыновить кого-нибудь?
— Да. Даже тогда.
Она поцеловала его, потом посмотрела мимо его плеча и увидела Рону, стоявшую в толпе поклонников и критиков, а дальше — Пэм и Джефа с Саванной в коляске.
Райли еще долго стоял перед своим портретом, привлекая внимание посетителей, замечавших сходство. Даже сейчас он сомневался в том, правильно ли он все понял. Не истолковывает ли он бессвязные речи Александры в свою пользу?
— Вряд ли я получу приз, — сказала подошедшая к нему Рона. — А жаль. Призовые деньги мне пригодились бы.
— Вы мечтаете иметь внуков, Рона? — спросил Райли.
— Это что, такой способ узнать у меня, разочарована ли я, что вы бесплодны?
— Это вам Александра сказала?
— Случайно, — кивнула Рона.
Пэм, Джеф и Александра окликнули их. Но Райли ушел прежде, чем завязалась беседа. Ему захотелось побыть одному.
Он спустился к реке, хотя уже было довольно темно и в небе зажигались звезды.
Александра любит его настолько, что готова отказаться от своей мечты. Он стал противен самому себе. Как он мог в ней сомневаться? Его лоб покрылся испариной, хотя от реки веяло прохладой. Он еще долго оставался у воды, размышляя о том, что такое любовь, как красивы лилии и как жестоко ошибается человек с плакатом, возвещающим конец света.