Страница 75 из 84
Действуя в союзе с двумя главными врагами османов — персидским шахом на востоке и императором Священной Римской империи на западе, — царь Борис Федорович многого мог бы добиться. Он уже давно убедился, что контроль над путем в Персию может принести ему огромную выгоду. Послы разных стран, особенно английские, добивались разрешения на проход в Персию, так как все другие пути туда из Европы были перекрыты турецким султаном. В то время как Годунов отправлял рать «в Шевкалы», в Москву приехал английский посол Томас Смит с извещением о восшествии на престол короля Якова I. Одна из задач посольства состояла в подтверждении прежних привилегий. Сочинение об этом посольстве, вышедшее в Англии в 1605 году, начиналось с целого гимна торговле с Россией: «Торговые сношения служат как бы золотою цепью, соединяющею во взаимной дружбе одни государства с другими» [678]. Всплыл и старый вопрос о дороге в Персию, за которой англичане уже видели манившие их очертания Ост-Индии и Китая. В первом же письме к царю Борису Федоровичу король Яков I писал «о торговле, чтоб государь поволил аглинским гостем ходити через свои государства в Перейду, и в Восточную Индею, и о взыскании Китая». В Москве отговаривались начавшейся войной между шахом Аббасом и турецким султаном за захваченные некогда османами Дербент, Шемаху и Баку: «о той торговле перситцкой и о индейской» решать что-либо было пока рано. На будущее же соглашались вернуться к этому вопросу, более всего интересовавшему англичан, ссылаясь на принятые меры по освобождению дороги «в Перейду»: «А как государевы люди Шевкальскую и Кумытцкую землю очистят и с шахом об ней договор учинят, а шах у салтана прежние свои городы возьмет, и дорога в Перситцкое государство будет чиста, и тогды государь с Якубом королем сошлетца о всяких добрых делех своими болшими послы, как им быти меж собою в дружбе и в любви вперед крепко и стоятельно, и о той дороге потому ж и договор велит государь учинить» [679]. Следовательно, разрешение на транзитную торговлю с Персией и Индией увязывали в Посольском приказе с заключением большого договора о мире с Англией. Увы, и этот проект разрушила начавшаяся русская Смута.
Современники подвели грустный итог русского похода на помощь грузинским царям, страдавшим «от черкас горских». Автор «Нового летописца» писал в статье «О посылке и о побое в Торках»: «Царь же Борис раденье держаша о чюжих землях, а того не ведяше, что будет над своим государством» [680]. Бориса Годунова обвинили в том, что он занялся «гордыми замыслами» по устройству браков своих детей, не видя бедствий голодных лет. Авраамий Палицын в своем «Сказании» тоже упомянул о походе к Хвалимскому морю: «Такоже и сыну невесту изволи от Татарских царьств привести, из Хвалис, и тамо не мало от православных зле погибоша от кумык и от черкас в проходех нужных реками возле моря Хвалицкаго… Творимо же се бе во время великого того глада» [681].
Последние годы царя Бориса
Царя Бориса Годунова в последние годы его жизни как будто нет в наших исторических трудах. Он появляется на некоторое время в жалкой роли мятущегося и страдающего от собственных грехов человека, видящего неизбежное возмездие в лице восставшего из мертвых царевича Дмитрия. Но соответствовала ли такая картина действительности? Душевный перелом, произошедший с царем Борисом Федоровичем после получения известий о походе самозванца, действительно был замечен современниками. Но правильно ли они его истолковали?
Борис Годунов и на престоле оставался все тем же правителем, каким был раньше, но неумолимое время заставляло его действовать по-иному. У него уже не было столько жизненного пространства, чтобы годами ждать результата и осуществления своих целей. К тому же и он, видимо, не избежал профессиональной болезни властителей — подагры, отмеченной Исааком Массой. «Боли в ноге» затрудняли прием литовских послов канцлера Льва Сапеги с товарищами уже в 1600 году. С. Ф. Платонов датировал начало Годунове кой болезни 1602 годом, но затруднился определить ее характер [682]. Годунов, любивший церемониальную сторону любых дел, вынужден был отказываться от своих привычек. Любекские послы, которых принимали весной 1603 года, запомнили, что царю трудно было справляться с положенным церемониалом и выслушивать долгие речи: «Пространные разглагольствования не допускаются, так как государь не любит подолгу оставаться в сидячем положении. Поэтому вокруг суетились приставы с возгласами: „Живее, живее!“» [683]. К концу жизни Борис Годунов уже не мог обходиться без своих любимых докторов, присутствовавших даже при его трапезе [684].
Главной отрадой его жизни оставались дети. Не случайно в «заздравную чашу», где перечислялась по именам вся царствующая семья, были внесены особые слова о детях: «И просим у Господа Бога, чтоб его прекрасно цветущия младо умножаемыя ветви царскаго изращения благородное семя в наследие превысочайшаго Российскаго царствия было на веки и некончаемые веки без урыву» [685]. Борис Годунов был ревнивым отцом и не хотел далеко отпускать от себя ни свою дочь царевну Ксению, ни тем более сына царевича Федора, которого он изначально сделал соправителем царства. История с датским королевичем показывает, что Годунов не собирался «родниться» с московскими родами. «Погорде же в своей земле сына и дщерь браку совокупите», — писал Авраамий Палицын [686]. Слишком хорошо было понятно Борису Годунову, как родство с царем могло изменить соотношение сил в среде знати, привести к ссорам и столкновениям о местах. Годунов и к свадьбе детей подошел как государственный деятель, думая, к кому из окрестных правителей обратиться с просьбой о «присвоеньи» (то есть вступлении в отношения свойства). Однако он оставался и отцом, которому тяжела была сама мысль о разлуке с детьми. Показательно, что в условия брачного договора с датским королевичем Иоганном Борис Годунов включил пункт, обязывающий будущего зятя постоянно жить в Русском государстве «и жить всегда з дочерью нашею, с царевною и великою княжною Ксеньею, при наших царских очех». Это был не риторический оборот, а прямо сформулированное требование. Даже если бы королевич захотел увидеться со своими родителями в Дании, он должен был ехать туда один без Ксении Годуновой [687].
Некоторое время одним из самых предпочтительных вариантов для детей Бориса Годунова считалось вступление в брак с кем-то из родственников английской королевы Елизаветы I. В конце 1600 года в Москву приехал английский посол Ричард Ли (Рыцарь Лей). У него имелся тайный наказ королевы, узнавшей, что «к царскому величеству присылал цесарев брат Максимилиян и иных великих государей дети свататца за царевну Ксенью, а иные государи своими дочерьми свататца за его государского сына за царевича Федора». Королева решила вмешаться и объявила, что у нее тоже есть на примете какие-то не названные ею претенденты, состоявшие в родстве с «королевной». В Посольском приказе подтвердили, что действительно получали обращения от Габсбургов и даже от короля Сигизмунда III, интересовавшихся возможной партией с царевной Ксенией Годуновой. Но для царя Бориса Федоровича условием брака его детей было то, что они должны оставаться в Москве: «…и государь дочери своей дати в ыное государство не изволил для того, что у него одна дочь, и хочет того, чтоб всегда были при нем, при государе». Точно так же говорили и про царевича Федора, что ему, «сочетався браком, быти всегда при отце своем на своих государствах по благословенью отца своего».
678
Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России / Пер., введ. и прим. И. М. Болдакова. СПб., 1893. С. 5.
679
Посольская книга по связям России с Англией 1614–1617 гг… С. 88–89.
680
Новый летописец. С 57.
681
РИБ. Т. 13. Ст. 486.
682
Историк привел известия о «водянке от сердечной болезни» и «ударе», который был у Бориса Годунова в 1604 году, после которого говорили, что царь «волочит за собой ногу». Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 277.
683
Сборник материалов по русской истории начала XVII в…. С. 25, 34.
684
Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России… С. 56.
685
Изборник… С. 218.
686
РИБ. Т. 13. Ст. 486.
687
Щербачев Ю. Н.Русские акты Копенгагенского архива… № 81. С. 353–354.