Темный страж

Джексон отвернулась, чтобы не смотреть на финальную часть этой сцены, но она знала, что хлюпающий звук и пронзительный крик будут отдаваться эхом в ее голове еще в течение долгого времени, когда Люциан извлек сердце создания и отбросил его на некоторое расстояние от тела. В Люциане не ощущалось ни гнева, ни ненависти, ни сожаления, ни чувства вины. Не было ни презрения, ни отвращения, не было вообще никаких чувств, которые смогла бы обнаружить Джексон. Он просто ответственно выполнял свою работу, отбросив эмоции в сторону. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он не мог позволить себе эмоции на протяжении нескольких веков, что в сражении его разум просто действовал, как делал это на протяжении двух тысяч лет.

Джексон была так утомлена, что едва могла, спотыкаясь, дойти до камня, где села, чтобы избежать реки отравляющей крови, впитывающейся в землю. Ей не хотелось смотреть на тело вампира, рухнувшее и извивающееся в постоянном поиске своего пульсирующего сердца. Она продолжала смотреть в сторону, когда Люциан собрал с неба энергию и направил ее прямо в сердце, в результате чего орган превратился в едва заметный пепел. Она почувствовала тепло от раскаленного добела шара пламени, промчавшегося по земле, очищая ее от ядовитой крови, определила точный момент, когда он уничтожил тело вампира.

Ветер разнес пепел и унес противный запах прочь от них. Люциан подошел к ней и сел рядом так, что их тела соприкоснулись.

– Все закончилось.

Джексон услышала его голос, тихий и нежный, как всегда, и когда она посмотрела на него, его черты были теми же самыми – красивыми, мужественными, грубоватыми – прекрасными. Тем не менее, Джексон чувствовала его утомление, голод, бившийся в нем, который он держал в узде своей твердой силой воли. Это было в его сознании. Она также обнаружила причину его задержки появления на поверхности. Вампир придумал ловушку, грубую, но эффективную. Когда Люциан следовал по тоннелю за вампиром, вслед за ним неслась стая крыс, нападая, кусая, замедляя его. Когда он разобрался с ними, землю над ним и вокруг него заполонила куча щупалец, запирая его в земле на достаточно долгое время, чтобы гадюка успела ввести в его организм яд.

Джексон задохнулась, ее сердце заколотилось от взрыва боли, которую она нашла в его воспоминаниях. Это был смертельный яд, чей сложный состав разработал вампир, и который с огромной скоростью двигался по нервной системе, вызывая мучительную боль, пожирая клетки, чтобы воспроизвести самого себя. Люциану потребовалось несколько минут, чтобы замедлить продвижение яда, проанализировать его и выработать необходимые антитела, чтобы вывести его из организма.

– Поверить не могу, что ты способен на такое, – сказала она, с благоговением, – как это вообще возможно? Вывести яд из своего собственного тела?

– Это не так уж и необычно для нашего народа. Иногда яд выводят через поры. Это больше напоминало отдельную битву в самый разгар боя, потому что яд являлся комбинацией нескольких невероятно смертельных компонентов. Довольно необычно для вампира. Я сожалею, что был вынужден разорвать связь. Иначе ты бы почувствовала боль, а я не мог позволить этому произойти, – его рука обвила ее изящные плечи. – Кроме того, я знал, что ты справишься с тем, что происходило на поверхности, пока я не смогу связаться с тобой.

– Ты следил за мной даже тогда, когда я не могла сказать, что произошло с тобой, – проговорила она с некоторым раздражением. – Это так ты мне помогаешь? Как ты узнал, что я делаю, если наша связь была разорвана? Я спрашиваю на тот случай, вдруг эта информация когда‑нибудь мне пригодится… например, когда я устану от твоего высокомерия и решу устроить пожар. Или еще лучше, когда я захочу быть уверенной, что ты не околачиваешься рядом со мной, – она пробежала руками по его телу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Его рука обхватила ее за подбородок, чтобы он мог посмотреть в ее огромные глаза, глаза, содержащие намек на горящий в ней огонь.

– Ты кажешься взволнованной, сладкая, – его голос был тягучей подразнивающей лаской.

– Совершенно верно, – поклялась она, но была вынуждена отвести от него взгляд, иначе взорвалась бы смехом.

Или это, или поцеловала бы его.

– Ты «позволяешь» мне быть твоим напарником, но в тоже время оборачиваешь меня ватой, словно я фарфоровая куколка. Я должна постоянно знать, что происходит с тобой, на тот случай если понадоблюсь тебе.

– Я понимаю твой характер, ангел, возможно намного лучше, чем понимаешь ты сама, и я с радостью поделюсь с тобой всем, что может сделать тебя счастливой. Но ты должна понять, что я никогда не позволю, чтобы твоей жизни хоть что‑то угрожало. Если я не смогу адекватно защитить тебя в какой‑либо ситуации, тебя там не будет. Все очень просто. Тебя не должно там быть, – сказал он мягко, нежно, как любовник. От звука его голоса что‑то внутри нее перевернулось, крылья бабочек затрепетали в животе.

Она вздохнула и покачала головой, понимая, что проиграла. Он не понимал значения слов «справедливость », «равенство ». Он понимал, что она была женщиной. Его женщиной. Все его существо требовало, чтобы он защищал ее. Для него, «компромисс » означал, что она могла быть с ним, могла даже помогать ему, но делать это она будет при определенных условиях. Джексон снова покачала головой, прежде чем прислониться к его руке.

– Я устала, Люциан. Я никогда не чувствовала себя такой уставшей. Сколько часов до восхода солнца, когда я смогу поспать?

– Тебе нужно питание, любовь моя. Мы оба в нем нуждаемся. Делать то, чем мы сегодня занимались, отнимает огромное количество энергии. У тебя нет выносливости для таких сражений. Ты такая… – он заткнулся, когда она резко подняла голову и посмотрела на него.

– Если ты хочешь сказать «маленькая » или «небольшая » или еще как‑нибудь в этом роде, я покажу тебе склонность к насилию, которая по твоему заявлению у меня есть.

Его длинные ресницы на мгновение опустились вниз, скрывая смех в его глазах. Он посчитал это более разумным, чем показать ей.

– Думаю, мы должны убраться отсюда и найти жертву.

Она закрыла лицо руками и застонала.

– Ты понял, какое использовал слово? Ты, наверное, делаешь это нарочно, чтобы свести меня с ума. Я не охочусь на жертву . Люди не жертвы .

Он улыбнулся ей, блеснув своими безупречно белыми зубами.

– Мне нравится возбуждать тебя, сладкая. У тебя на лице появляется такое выражение, что у меня внутри все сжимается, – он поднялся, плавным течением мышц и власти, протягивая ей руку. – Пошли, нам предстоит долгий путь этой ночью. И не чувствуй слишком большую жалость к таким, как они, – он взмахом руки охватил территорию, на которой были убиты трое вампиров. – Именно он был тем, кто руководил нападением на полицейский участок, и старался добраться до твоего напарника Барри. У этих созданий нет души. Они воплощение зла. Я чувствую твою печаль, любимая, и мне до слез жаль тебя. Мне не по себе, когда тебе так грустно.

Она всунула свою руку в его.

– Со мной все в порядке, Люциан. Действительно, в порядке. Просто в мире полно развращенности, полно больных людей.