Страница 75 из 100
– Точно так же, как я узнала об остальных вещах – увидела в твоих воспоминаниях , – ее голос был тих и красив, почти любящим. И, несомненно, ласкающим. От чего у него чуть не остановилось сердце и не оборвалось дыхание.
– Не пей кофе и не ешь человеческую еду. Ты только недавно прошла через обращение и твоему телу будет непросто избавиться от содержимого. Вместо этого, ты почувствуешь страшную боль, – он не позволит, чтобы это произошло. Было очень тяжело наблюдать, как ее мучают вещи, которые он не в силах контролировать.
Джексон посмотрела, как он ставит поднос на кухонный стол.
– А теперь расскажи мне о том, что ты не хочешь, чтобы я знала. Кем были эти мужчины, и зачем они явились сюда?
Люциан вылил содержимое кофейных чашек в раковину, и сполоснул их.
– Это так важно? Они ушли, и я сомневаюсь, что вернутся.
– Это важно, если ради меня ты поставил под угрозу свою жизнь, – поскольку он не смотрел на нее, она прикоснулась к его руке. Люциан всегда был таким прямолинейным.
Он посмотрел на ее руку, лежащую на его крупной руке. Такая изящная ручка, а сколько в ней силы. Он накрыл ее пальцы своей ладонью, прижимая ее к себе, сохраняя между ними физический контакт.
– Они люди, Джексон, а во мне течет древняя кровь. Для меня будет трудновато оказаться в положении, в котором мне будет угрожать опасность. На моей стороне знания, умения и особые способности, намного превосходящие их возможности. Нет, я никогда не окажусь в таком положении.
– Но они представляли угрозу для меня, – уверенно заявила она.
– Мы покидаем этот дом, милая. И поскольку я не хочу, чтобы принадлежащие тебе вещи потерялись в случае проникновения грабителя, пока мы отсутствуем, то перенеси все свои наиболее ценные вещи и оставь их в нашей спальне. Во время нашего отсутствия за домом присмотрит Антонио.
– Те мужчины представляли угрозу для меня, – упорно настаивала на своем она.
Он переместил руку ей на спину, и, слегка надавливая, заставил выйти из кухни.
– У нас только ночь, чтобы уехать. Мы должны найти место, которое будет надежно укрыто от солнечных лучей и которое будет легко защитить. Идея состоит в том, чтобы выманить тех, кто желает загнать нас в ловушку, и не дать этому стать достоянием гласности.
Она пошла вместе с ним. Не смотря на то, что она доставала ему только до плеча, ее шаги соответствовали его.
– Мы можем все обсудить, пока будем переносить мои вещи.
– Упорство не всегда добродетель, Джексон, – он постарался казаться суровым, но в глубине души восхищался тем, как она разбиралась во всем.
Она поддразнивающе улыбнулась ему.
– Как скажешь. Но это единственный способ узнать вещи, которые ты предпочитаешь, чтобы я не знала. Итак, они угрожали мне, и каким же образом тебе удалось превратить их в таких милых мужчин, у которых на уме одни только деньги, а не грязные делишки?
– Я взял у них кровь.
Она удивленно заморгала.
– Но я не слышала ничего. А ведь я была прямо позади тебя. Как ты смог сделать это так быстро? Они все были в разных комнатах. Ты же не можешь быть таким быстрым, а?
– Представь себе, могу, если пожертвую изяществом ради скорости. Я – древний, ангел. И для меня сделать подобную вещь довольно легко. К тому времени, когда ты начала подниматься по лестнице, я уже взял их под свой контроль. Вложить историю в ум Бартона, заставить остальных поверить во все это и хранить молчание было проще простого.
– Почему? Ты знаешь, почему они хотели моей смерти? – она как раз собирала те несколько драгоценных для нее вещей. Фотографии матери и брата. Любимое одеяло маленького Мэтью. Ее пальцы с любовью автоматически прошлись по тонкому материалу, что сообщило Люциану, что она делала это довольно часто.
Он погладил ее по волосам.
– После его смерти, это одна из тех немногих вещей, которые мгновенно тебя успокаивали.
Она поднесла одеяло к своему лицу и сделала глубокий вдох. После всех этих лет она все еще могла уловить запах Мэтью.
– Он был таким маленьким, таким забавным. В его глазах плясало озорство, когда он старался пошутить. Он был таким милым, Люциан. Иногда я едва могу думать о нем. Это все еще причиняет мне боль, словно произошло только вчера. Все говорят, что время смягчает боль, но когда я думаю об этом, боль остается такой же острой и неприятной, такой же ужасной, что я едва могу дышать.
Он притянул ее в свои объятия, при этом забирая одеяло. Одновременно стирая причиняющие боль воспоминания и заменяя их на решимость узнать, кем были их незваные гости и что он сделал, чтобы справиться с ситуацией. Люциан очень быстро сложил одеяло, прекрасно понимая, какие болезненные воспоминания несет с собой прикосновение к нему. Переплетенные волокна содержат в себе крики мальчика, и Джексон, будучи такой восприимчивой, не могла не ощущать их. Он не мог выносить агонии, так глубоко отпечатавшейся в ее сердце. Не видел необходимости для нее постоянно страдать, когда он мог с легкостью остановить это.
Джексон моргнула и положила руку себе на горло. О чем она думала? Что‑то расстроило ее, когда она была решительно настроена выяснить, что происходит в этом доме. Люциан, должно быть, серьезно хотел скрыть от нее правду. Она потянулась к ювелирной шкатулке.
– Почему эти мужчины хотели убить меня, Люциан? И на этот раз дай мне правдивый ответ.
– Я не спрашивал их об этом, – он взял из ее рук шкатулку. В ней хранились украшения ее матери, драгоценные камни. Он видел их. Ребекка Монтгомери происходила из богатой семьи. У нее были бриллианты, рубины, изумруды и звездчатые сапфиры, которые были вставлены в ожерелья, серьги и браслеты. Джексон никогда не носила их, только смотрела на них.
– Тебе незачем было их и спрашивать, – заметила Джексон, – все, что тебе требовалось – это прочитать их мысли.
Ее темно‑карие глаза бросали ему вызов.
Люциан покачал головой.
– За все века своего существования, меня никто и никогда не спрашивал так, как это делаешь ты. Когда я решаю, что что‑то должно быть сделано, я просто делаю это. И никто не подвергает мои действия сомнению.
– Ты не Бог. Ты не можешь всегда быть правым, – ее глаза полыхнули огнем, предупреждая об ее взрывном характере.
– Я и не говорю, что являюсь Богом, но я прекрасно осведомлен об огромной ответственности, которую несу, и о тех способностях, которыми меня наградили, чтобы я мог выполнять поставленные передо мной задачи. Я могу определить степень важности проблемы, не примешивая к этому ни гнева, ни каких‑либо иных эмоций, которые могу повлиять на мое решение.
– Получается, что ты берешь на себя роль судьи, присяжных и палача, Люциан. Никто не имеет такого права.