Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 100



Сердце Джексон екнуло. И какой смысл был спорить с ним? Она не могла остаться в больнице. Каждый врач и медсестра, которым она улыбнется, окажутся под угрозой. Кто знает, что взбредет в больное сознание Дрейка? Что она теряет? Кроме того, кому‑то необходимо выяснить, кем на самом деле является Люциан и чего он хочет. И он не умрет. Она в долгу перед ним – за спасение Барри, если ни за что иное. Ни она, ни Барри не смогли бы выбраться с того склада живыми. Она останется с Люцианом, как его телохранитель, по крайней мере, до тех пор, пока Дрейк не будет найден.

Рука Люциана обхватила ее затылок, а его пальцы запутались в густой копне ее светлых волос. Пряди были подобны шелку.

– Ты волнуешься о безопасности своего напарника.

– Дрейк может нанести удар по нему. Я всегда волновалась по этому поводу. Я привыкла постоянно менять напарников, пока не остался один Барри. Он отказался от перевода, и капитан прислушался к нему, несмотря на то, какой это был риск. Дрейк может разозлиться достаточно сильно, чтобы посредством него причинить мне боль.

– Он никогда не пытался причинить тебе боль, ангел, – тихо промолвил Люциан. – Его мотивы не имеют ничего общего с причинением тебе вреда или наказанием. В своей душе он является твоим спасителем, своего рода, защитником. Ты его обожаемая дочка. Вот как он думает. Все остальные просто стараются разлучить вас.

– Даже теперь, спустя столько времени? Как он может так думать?

Его рука не могла лежать спокойно, его пальцы беспрестанно ласкали ее волосы. Почему он так неравнодушен к этой короткой неприрученной копне было выше его понимания, но он пришел к выводу, что не хочет больше без нее жить. Она была жизненно необходима ему. И его невероятно забавляло, что она не понимала, кем он был – карпатским охотником, обладающим огромной силой и знанием. Его навыки превосходили возможности человека. Он мог стать тенью, туманом. Он был намного сильнее любого смертного, мог читать ветер, приказывать небесам. Он мог бежать подобно волку и лететь подобно хищной птице. Он мог контролировать мысли окружающих его людей, притягивать их к себе одним своим голосом и добиваться их согласия в любом деле. Он мог уничтожать на расстоянии, даже приказать своей жертве покончить жизнь самоубийством. Он мог выследить всех и вся. Никто не мог ускользнуть от него – ни немертвые, ни, конечно, человеческие жертвы.

Для Люциана Тайлер Дрейк уже не жилец на свете. Этот мужчина убил всех, кто что‑либо значил для Джексон. В Люциане не было гнева, только полнейшее спокойствие, которое всегда было частью его. Он был судьей для своего народа, исполнителем их законов. Но, тем не менее, превыше своего принца, превыше своей собственной жизни, превыше своего брата и их народа, он дорожил жизнью и счастьем Джексон Монтгомери. Тайлер Дрейк был обречен, и жить ему осталось недолго.

– Пора отправляться домой, Джексон, – тихо пробормотал он, зная, что вечер уступает место ночи. В прошлый раз он получил хорошее питание. В конечном счете, он будет вынужден раскрыть ей многое, что она найдет трудным для восприятия. И хотя, Джексон была храброй и понимающей, а ее сознание открытым для возможности существования других форм жизни, она была не готова принять одну из них в непосредственной близости от своей собственной жизни.

В ее сознании он смог прочитать, насколько она была измучена. Смог прочитать затаившуюся в ней печаль, вину. Смог прочитать ее решимость защитить не только его, но и Барри Рэдклиффа. Слегка вздохнув, он поднял ее на руки.

Бумажная волокита, через которую приходилось проходить при выписке из больницы, грозилась стать еще одним кошмаром, который Джексон терпеть не могла, так же как она терпеть не могла работать с документами, но Люциану каким‑то образом удалось проделать все это совершенно гладко. Окружение из числа персонала больницы и репортеров, казалось, выросло во много раз, когда она оказалась у выхода из больницы. Пару раз она бросала на Люциана многозначительные взгляды, но он делал вид, что не замечает этого. Создавалось ощущение, что он был в своей стихии, старым другом многих репортеров, и даже ее капитан присоединился к толпе, желая пожать ему руку. Она заметила, что капитан не взглянул в ее сторону, вероятно, будучи слишком занятым поиском средств на тот случай, когда он решит баллотироваться на пост мэра города.

– Не очень‑то это мило , – вновь раздался этот смех. Смех, от которого по ее коже начинали танцевать язычки пламени, а в центре живота разгорался пожар. Она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что никто пристально не наблюдает за ней, поскольку румянец смущения окрасил ее лицо.



– Не могу поверить, что все эти люди пресмыкаются перед тобой. Это отвратительно , – молчаливо сказала ему она. Возможно, все дело в его голосе. Или в глазах. Или, может быть, его внешность притягивает их. А особенно его идеальный рот.

Он склонился, чтобы прикоснуться этим совершенным ртом к ее уху, и намеренно, перед всеми этими камерами, его руки собственнически обхватили ее за затылок.

– Все дело в деньгах, милая. Нет никакой другой причины, только деньги. Только ты видишь меня как сексуального и красивого мужчину.

– Я никогда не говорила сексуальный. И я точно знаю, что не говорила красивый , – прошипела в ответ она. Джексон не собиралась еще больше раздувать его эго, указывая ему на женщин, которые говорили только о нем. Он и так слышал их. Она могла слышать их. Девушка опустила голову. Люциан, казалось, действительно, не видел в своей внешности ничего особенного. Он нес свою привлекательность точно так же, как нес атмосферу уверенности, власти, словно она часть его и всегда ею была.

Перед больницей был припаркован огромный белый лимузин. У двери, поджидая, стоял шофер. Джексон закрыла глаза. Это было так нелепо, так бессмысленно. У нее не было ничего общего с лимузином. Какой бы не была жизнь Люциана, Джексон не вписывалась в нее.

Знание ударило по ней без всякого предупреждения, когда она вместе с Люцианом направлялась к шоферу. Ощущение пришло из ниоткуда. Темное. Ужасное. Интенсивное. Было темно, свет, падающий с неба, сменился ночью. Облака закрыли луну, и легкий моросящий дождик затуманил улицы. Вокруг звучали смех, разговоры, тысячи голосов, и все же внезапно она осталась одна в центре зоны военных действий.

Автоматически Джексон вырвалась из‑под руки Люциана, отталкивая его крупное тело подальше от себя, тем самым увеличивая между ними расстояние. В ее руке незамедлительно появился пистолет, а глаза выслеживали, перемещались, искали цель. Он был здесь. Он был близко. Это был ночной кошмар каждого копа. Огромная толпа и убийца.

Глава 4

Где Барри? Не был ли он целью? Джексон не рискнула прекратить поиск причины тревоги даже для того, чтобы убедиться, что Барри остался внутри больницы, от греха подальше. Ее острый взгляд скользил по крышам близлежащих домов, тревожно прошелся по толпе. Все внутри нее было напряжено. Ей было знакомо это состояние. Это был ее образ жизни.

Люциан так и не отошел от нее, несмотря на все ее попытки держать его в безопасности. Уловив излучаемую ею тревогу, он понял, что угроза исходит от человека, а не от немертвого. Присутствие последнего он почувствовал бы намного раньше нее. Люциан про себя тихо выругался на древнем языке. Ему следовало бы проверить территорию вместо того, чтобы наслаждаться ее реакцией на него. Это была первая ошибка, которую он мог припомнить за всю свою жизнь, и он был этим очень недоволен. Одной мощной рукой он легко задвинул ее себе за спину, где она будет в полной безопасности. Его большое тело с легкостью заслонило изящное ее, оттесняя ее к лимузину с его пуленепробиваемой крышей и тонированными стеклами.