Темный страж

Его совершенный рот изогнулся в улыбке.

– Я делю с тобой твое сознание. Я знаю о тебе все. Точно так же, как ты знаешь всевозможные вещи обо мне.

– Но, я не хочу знать их, – фыркнула она. – Я не хочу иметь с этим ничего общего. Я выстрелила этой твари прямо в середину лба, точку смерти, но она не умерла.

– Существует только один способ убить вампира и убедиться, что он не восстанет вновь. Ты должна извлечь его сердце и сжечь. Его кровь, попадая на кожу, действует подобно разъедающей кислоты или яду, если попадает в кровеносную систему. Она также должна быть уничтожена. Даже после своей смерти вампир может нанести огромный вред, если его не уничтожить должным образом.

Она уставилась на него.

– Я же сказала, что не хочу ничего об этом знать.

Он начал расстегивать ее рубашку, осторожно вынимая пуговицы из петель. Его теплые пальцы легко касались ее нежной кожи, оставляя после себя танцующие язычки пламени. Она схватила его за руки, останавливая их движение.

– Что, по‑твоему, ты делаешь? – она постаралась выглядеть возмущенной, а не шокированной и напуганной реакцией своего тела на него.

– Снимаю с тебя мокрую одежду. От нее все равно никакой пользы, сладкая, даже если ты и намереваешься спрятать под ней от меня свое тело. Она промокла под дождем и стала полностью прозрачной, – он указал на очевидное без каких‑либо изменений в своем бархатисто‑мягком голосе. – Ты сильно замерзла, и должна согреться. Думаю, ванна подойдет для этого лучше всего. Но я буду более чем рад выбрать другое, если ты этого пожелаешь.

Она заколотила по его твердой, как стена, груди, краснея от его предположений. Он оказался прав, влажная шелковая рубашка ничего не скрывала.

– Убирайся. Я не собираюсь принимать ванну с тобой в одной комнате.

Он всмотрелся в ее лицо. Она была очень бледной. Одни глаза выделялись на ее лице. В ее сознании были смущение и страх, но никакого реального сопротивления. Она была не из тех, кто выбрасывается из окна.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты поскользнулась и упала, птенчик.

– Ты оскорбляешь меня, обращаясь ко мне «птенчик», словно я ребенок. Я взрослая женщина, – надменно сделала она ему выговор.

Он улыбнулся, от чего у нее чуть не остановилось дыхание.

– Именно этого я и боялся, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, Джексон, что я слишком стар для тебя, – глаза Люциана скользнули по ее лицу с собственническим блеском, который нельзя было не заметить. – И все же для меня не существует никого иного, для обоих из нас. Мы связаны друг с другом.

– Убирайся, – она вновь нетерпеливо толкнулась в его широкую грудь. – Я собираюсь погрузиться в ванну на как можно более долгое время и убедить себя, что всего этого не было. Я, должно быть, напичкана наркотиками или чем‑то подобным. Или пребываю в замешательстве из‑за удара по голове.

– Ты никогда не получала удара по голове, – от веселья его теплый бархатистый голос превратился в настоящий соблазн. – Его получил твой напарник.

– Уходи! – на этот раз она указала на дверь.

Он осторожно поставил ее ногами на кафель. Покачав головой над ее глупостью, он небрежно выскользнул из комнаты.

Джексон сделала глубокий вдох, успокаивая дыхание, затем медленно выдохнула. В мире просто не может быть таких вещей, как вампиры. Они просто не могут существовать. Отбросив сторону мокрую рубашку, она благодарно опустилась в горячую воду.

– Нет, могут. Ты недавно видела одного. Его звали Энрике, и он оказался не слишком умелым. А их еще немало. Но ты не беспокойся, Джексон. Я являюсь охотником на немертвых и смогу защитить тебя.

Он вновь оказался в ее сознании. Она тряхнула головой, словно так могла избавиться от него.

– Я не хочу ничего знать о вампирах. Я прожила почти всю свою жизнь, не зная о них, и была совершенно счастлива. Я не хочу знать, – что если Люциан сам является вампиром? Он смог переместиться из внутреннего дворика к двери, через которую она пыталась сбежать, а между ними находился целый дом. Как ему удалось это? – А как же все мои сны о темном принце и крови, и прочих неприглядных вещах? – пробормотала она сама себе вслух.

– Неприглядные вещи ? – он определенно смеялся над ней. – Я не вампир, хотя и притворялся им на протяжении нескольких веков, чтобы помочь своему брату. Я – карпатец, охотник на вампиров, на тех представителей моего вида, которые предпочли продать свои души темноте, живущей в каждом карпатском мужчине.

– Несколько веков? Так сколько же тебе лет, в конце концов? Подожди! Не отвечай на этот вопрос. Я не хочу знать. Просто прекрати со мной разговаривать. Это сводит с ума. Должно быть, я нахожусь под воздействием сильнейших лекарств и скоро проснусь в больнице, и все станет как прежде. Я тебя выдумала. Все, что я планирую делать, так это игнорировать тебя и принимать ванну. Вампиры и ты навсегда исчезнете из моей головы. Поэтому не разговаривай со мной.

Люциан обнаружил, что смеется вслух. Звук поразил его. Он не помнил, что такое смех, но почувствовал себя хорошо. Он положил ладонь на дверь, ведущую в ванную. Он прожил почти две тысячи лет в пустоте, в темноте и жестокости. Без эмоций. Без всего. Его собственные люди, те, которых он защищал, стали так бояться его власти и умений, что шепотом произносили его имя и прятались, когда он проходил через их землю. Но одной маленькой женщине удалось сотворить чудо, вернув в его жизнь смех.

У него не было никаких сомнений относительно того, кем он был. Машина для убийства, созданная как для защиты карпатцев, так и для людей от зла. Он был более чем хорош в этой роли. Он уничтожал с легкостью, без гнева и сомнений.

Но Джексон Монтгомери оказалась самым красивым созданием, которое он когда‑либо встречал. Она была его, и он никогда не отпустит ее. Но изменила ли она его? Его ладонь ласково прошлась по двери, за которой она принимала ванну, а сердце дрогнуло, странно, неожиданно.

Горячая вода согрела Джексон изнутри, одновременно пощипывая ее заживающие раны. Она нахмурилась при виде свидетельств последней перестрелки на складе. От таких серьезных ран она должна была умереть. И все ее невзгоды, наконец‑то, должны были закончиться. Она подняла колени и уперлась в них подбородком. Теперь же ее бремя ответственности стало хуже, чем когда‑либо. Ей придется защищать мир не только от преступников, но и от существ из кошмаров. Она не сможет сделать это. Никогда больше. Она просто не может больше находиться в этом мире и быть совершенно одинокой. Сама мысль об этом заставляла ее испытывать боль и жестокость.

– Ты никогда больше не будешь одна, сладкая , – голос, такой нежный и красивый, был наполнен сочувствием.

Джексон постаралась овладеть собой.

– Я же сказала тебе не разговаривать со мной.