Страница 12 из 94
Решение Вильгельма искупить свою вину уняло беспокойство в его сердце. Утром он встретил восходящее солнце, вопреки опасениям накануне, с большим спокойствием.
Утром прибыл главный егерь и потребовал, чтобы перед пробным выстрелом была устроена небольшая охота с кандидатом на должность лесничего.
— Конечно, хорошо, — сказал он, — что мы придерживаемся старого обычая. Однако искусство охотника лучше всего проявляется в лесу. Поэтому вперед, в лес!
Вильгельм побледнел и, чтобы избежать охоты, стал приводить различные доводы против нее. А когда они не были приняты главным егерем, он попросил разрешения по крайней мере сначала выполнить свой пробный выстрел. Старый лесничий сокрушенно покачал головой.
— Вильгельм, Вильгельм, — сказал он дрогнувшим голосом. — Так, значит, правильно я вчера опасался?
— Отец! — воскликнул тот, и отчаяние сдавило ему горло. Вильгельм быстро удалился, но через несколько мгновений, уже готовый к охоте, вернулся и последовал за главным егерем в лес.
Старый лесничий пытался заглушить свои подозрения, но напрасно старался он придать себе бодрый вид. Кэтхен тоже была подавлена и, словно во сне, бродила по дому. Она спросила отца, нет ли возможности отложить пробный выстрел.
— Я бы тоже этого хотел, — сказал тот и молча обнял дочь.
В этот момент явился приглашенный к торжеству священник и напомнил о свадебном венчике. Матушка Анна замкнула накануне замочек серебряного венчика и теперь, открывая его в спешке, повредила. К торговке венчиками был срочно послан мальчишка с поручением купить новый венчик для невесты.
— Скажи, чтобы тебе дали самый красивый! — крикнула ему вдогонку матушка Анна.
Однако тот по незнанию попросил самый блестящий, а торговка, не разобравшись, дала ему траурный венок из мирта и розмарина, украшенный серебром. И мать и дочь увидели в этом зловещее предзнаменование. Каждая из них содрогнулась в душе, и обе, бросившись друг другу в объятия, попытались скрыть свои ужасные предчувствия, обратив все в шутку. Еще раз попробовали открыть замочек серебряного венчика — он легко открылся. Траурный венок отослали обратно, а в волосах Кэтхен засиял венчик новобрачной.
Егери возвратились с охоты. Главный егерь не мог нахвалиться на Вильгельма.
— Мне кажется просто смешным, — сказал он, — после такой охоты требовать еще пробного выстрела. Однако, почитая древние обычаи, приходится иногда делать кое-что совсем ненужное. И поэтому давайте мы поскорее уладим это дело. Вот там на столбе сидит голубь. Подстрелите его!
— Ради бога! — вскричала Кэтхен, подбегая к ним. — Вильгельм, не стреляй в него! Ах, я сегодня ночью видела сон, будто я белая голубка, и мама надела мне на шею кольцо; здесь пришел ты… а мама оказалась вся в крови!
Вильгельм опустил взятое было уже наизготовку ружье, но главный егерь только усмехнулся.
— Ай-ай-ай, — сказал он, — откуда такие страхи? Это не к лицу девушке егеря. Не робейте, невестушка! Или, может быть, этот голубь ваш любимец?
— Нет, — ответила Кэтхен, — но мне как-то боязно.
— Ну тогда, — воскликнул главный егерь, — смелее, господин лесничий, стреляйте!
Прогремел выстрел — и в то же мгновение Кэтхен с громким криком упала на землю.
— Странная девушка! — проговорил главный егерь и поднял Кэтхен; и тут стало видно, как по ее лицу струилась кровь. Во лбу зияла рана, какие обычно оставляют ружейные пули.
— Что это? — воскликнул Вильгельм, когда он услышал громкий крик позади. Он оглянулся и увидел истекавшую кровью Кэтхен. Рядом с ней стоял старик на деревянной ноге и с дьявольским, глумливым смехом повторял:
— Шестьдесят попадают, три дурачат!
Вильгельм с яростью выхватил из ножен свой охотничий нож и бросился на ненавистного хромого.
— Проклятый! — вскричал он в отчаянии. — Значит, вот как ты меня обманул! Больше он ничего не мог сказать, так как без чувств упал на землю рядом с залитой кровью невестой.
Главный егерь и священник напрасно пытались утешить убитых горем родителей. Матушка Анна едва успела возложить на грудь погибшей невесты пророческий траурный венок, как сама, выплакав последние слезы, зачахла от непереносимого горя. Оставшийся один как перст старый лесничий вскоре последовал за ней. Вильгельм закончил свои дни в сумасшедшем доме.
Йоганн Петер Хебель
Привидение, получившее по заслугам
В некой деревушке, название которой можно и опустить, обычная пешеходная дорожка шла через церковный двор, а оттуда по полю, принадлежавшему человеку, который жил при церкви, и это было справедливо. Однако когда при дождливой погоде дорожка через поле была скользкой и непроходимой, люди заходили все глубже в поле и вытаптывали владельцу посевы, так что во время затяжных дождей дорожка становилась все шире, а поле — все меньше, и это было несправедливо. Терпевший убытки хозяин отчасти нашел выход из затруднительного положения. В течение дня, когда он не был занят работой, он старательно охранял свое поле, и если по этой дорожке шел какой-нибудь непонятливый человек, который предпочитал относиться бережно к своим ботинкам, а не к посевам ячменя своего соседа, тогда хозяин поля быстро подбегал к нему и требовал возмещения ущерба в виде штрафа или улаживал спор парой затрещин. Однако ночью, когда хорошая дорога была особенно нужна, дело обстояло гораздо хуже, и те ветки колючего кустарника, с помощью которых хозяин пытался показать прохожим, где собственно проходит дорожка, каждую ночь выдергивались и вытаптывались, и многие делали это весьма старательно. И вот тут-то на выручку этому человеку пришло нечто довольно странное. На церковном дворе, по которому проходила дорожка, вдруг стало неспокойно. В сухую погоду лунными ночами там стали замечать белое привидение, бродящее между могил. Когда шел дождь или было очень темно, из хранилища костей, найденных во время рытья могил, слышались то приглушенные стоны и завывания, то громкий стук, как будто все находившиеся там черепа и кости вдруг решили ожить. Тот, кому доводилось это услышать, бросался в страхе к ближайшей калитке церковного двора; и в скором времени, как только опускались сумерки и исчезала последняя ласточка, на дорожке, проходящей через церковный двор, не показывался, конечно, уже никто. Это продолжалось до тех пор, пока один смелый и рассудительный человек из соседней деревни, задержавшийся допоздна, не решил возвратиться домой ближайшим путем, проходившим через это пользовавшееся дурной славой место и ячменное поле.
И хотя друзья, рассказав о грозящей опасности, долго отговаривали его, он все же в конце концов сказал: «Если это привидение, то я возвращаюсь с Богом как честный человек ближайшей дорогой к своей жене и детям, я не сделал ничего плохого, и привидение, будь оно самое скверное среди всех, ничего мне не сделает. Если же оно из плоти и крови, то со мной всегда пара кулаков, они меня уже не раз выручали». С этим он и ушел. Но как только наш герой оказался на церковном дворе и миновал вторую могилу, он услышал у себя за спиной жалобные стоны. Обернувшись, он увидел, как позади него поднялась, казалось, прямо из могилы, высокая белая фигура. Над кладбищем бледно мерцала луна. Кругом стояла мертвая тишина, только несколько летучих мышей пропорхнуло мимо. Тут доброму человеку стало все же не по себе, как он потом сам признавался, и он предпочел бы вернуться обратно, если бы для этого не пришлось проходить мимо привидения. Что же ему было делать? Медленно и тихо пошел он между могилами своей дорогой. К его ужасу, так же медленно и продолжая беспрестанно стонать, за ним двинулось привидение, сначала до конца церковного двора, и это было бы в порядке вещей, но затем и за пределы двора, что было уже глупо.
Но так оно и бывает. Ни одному обманщику не удается быть достаточно хитрым, рано или поздно он себя выдает. И потому, как только преследуемый увидел привидение на поле, он подумал про себя: «Настоящее привидение должно оставаться на своем посту, как часовой, и призрак, который является принадлежностью церковного двора, не пойдет в поле». Поэтому он сразу приободрился, быстро обернулся, схватил привидение крепкой рукой и сразу обнаружил, что под белым покрывалом находится какой-то молодчик, место которому совсем не на кладбище. Тогда храбрый мужчина принялся колотить по покрывалу свободным кулаком, пока не остудил свой пыл, а поскольку он не видел, куда приходится бить, бедное привидение вынуждено было сносить удары, посылаемые вслепую.