Страница 51 из 64
— Что вас беспокоит? — поинтересовался он невозмутимо, совершенно не замечая моего раздражения.
— Ничего! — заверила я его.
— Неправда. — Голос врача сделался вкрадчивым. — Вы морщитесь, сами того не замечая, моя милая, словно испытываете боль… Так что? Говорите, ваши коллеги нас не слышат, если хотите, они и вовсе выйдут отсюда…
— У меня правда ничего не болит, — я перешла на шепот. — А морщусь потому, что тошнит и голова кружится немного…
— И давно это у вас? — тоже шепотом, почему-то ухмыляясь, спросил он.
— Недели две-три… Это от стресса, вероятно, у нас тут…
— Можете одеваться, — прервал меня доктор и широко улыбнулся. — Подобные симптомы никакой стресс не даст, думаю, дело не в этом!..
И он собственноручно помог натянуть мне платье, после чего снова окликнул свою медсестру, почему-то тоже улыбающуюся в сторонке.
— Катя, есть у нас с собой хлористый?
— Ни за что! — взвизгнула я, вспомнив, как однажды в детстве мне прописали эти самые «горячие» уколы и какой это был кошмар.
На мой вопль о помощи Григ и Корнет дружно рванули к дивану.
— Что вы собираетесь с ней делать? — грозно поинтересовался бывший муж.
— Ничего особенного, во всяком случае, не то, о чем она подумала, — заверил нас всех сразу эскулап. И пояснил уже только для меня: — Катя вам просто даст выпить столовую ложку хлористого кальция, вот и все… И ваша тошнота моментально пройдет… Старый, почти забытый, но вполне надежный способ, неизменно помогающий в случае раннего токсикоза…
— Токс… Что?!
Я окаменела. В точности так же как и Корнет с Григорием, вылупившиеся на доктора во все глаза.
Все-таки я пришла в себя первой, — возможно, действительно благодаря оказавшейся совсем не противной жидкости, ловко влитой в мой приоткрытый от изумления рот этой самой медицинской Катей.
— Вы сказали — токсикоз? — пролепетала я. — Но ведь токсикоз бывает…
— Конечно! — кивнул доктор. — Так что примите мои поздравления и можете обрадовать своего супруга… Я оставлю вам хлористый кальций в ампулах, столовая ложка натощак по утрам, и никакой тошноты больше не будет, вот увидите! Головка, конечно, еще покружится, но тут уж придется потерпеть, дело того стоит!..
И, повернувшись к Григу с Корнетом, продолжавшим изображать нерукотворные памятники себе самим, доверительным тоном завершил свой монолог:
— У меня у самого супруга ранним токсикозом страдала, чуть ли не с первого… э-э-э… момента, — хихикнул этот дурак, совершенно не замечая всеобщего окаменения. — Зато теперь два преотличных мальчишки растут…
— Мы вам очень благодарны, — разумеется, первым из них двоих опамятовался Оболенский. — Позвольте с вами расплатиться… — И, видимо окончательно придя в себя, ядовито добавил: — Замечательная новость! Представляю, как обрадуется счастливый папаша!..
После этого Корнет, молниеносно подхватив доктора и медсестру под руки, вылетел с ними вместе из кабинета — и правильно сделал, если судить по выражению Гришиного лица… Ради справедливости должна сказать, что выражение лица у Грига переменилось, едва за его другом Корнетом и славными представителями медицины захлопнулась дверь кабинета. Но каким именно выражением сменился яростный взгляд, посланный Оболенскому в спину, я не знаю до сих пор, потому что в следующую секунду Гриша уже обнимал мои колени, уткнувшись в них, не позволяя окончательно подняться с дивана и сам очутившись на коленях — передо мной… Я же сидела, почти не шевелясь, не веря ни собственным глазам, ни собственным ощущениям, ни вообще происходящему. Сидела, тупо уставившись в Гришанин такой знакомый и такой по-прежнему родной затылок, до тех пор пока моя рука сама не потянулась к нему и пальцы не запутались в его легких, тонких волосах… И, конечно, как повелось у меня в последнее время, заплакала…
Гриша, почувствовав, что я вновь принялась за свое, поднял наконец голову от моих коленей и посмотрел на меня с такой непередаваемой нежностью, какой я в нем, несмотря на все перипетии совместной судьбы, даже не подозревала.
— Плакса, — сказал он. — Оказывается, ты еще и плакса… Угораздило же меня, старого дурака, заклиниться на владелице целого гербария недостатков!..
— Ты нестарый… — прошептала я, предварительно всхлипнув, и почему-то добавила: — Вот Корнет — старый…
— Года через четыре и я буду таким же. — Гришаня обнял меня еще крепче. — Но ты все равно не плачь, малыш, если можешь… Попробуй остановиться, а? А то родишь мне такую же реву, как ты сама…
Так я узнала, что Григ ни на секунду не усомнился в том, кто именно является виновником моего состояния, и окончательно раскисла от этой мысли и, совершенно уже не думая ни о какой «трепетной лани», начисто позабыв в этот миг даже о своем страшном открытии, из-за которого и хлопнулась в обморок, обвила руками шею моего единственного и неповторимого мужа и сказала ему то, что должна была, наверное, сказать по меньшей мере несколько недель назад:
— Гришенька, ты не представляешь, как я тебя на самом деле люблю… Я тебя правда люблю, почти что больше жизни…
— Я знаю, — тепло и просто ответил он и, встав на ноги, каким-то чудом одновременно поднял меня, и через мгновение я оказалась у Григория на коленях, так и не разомкнув кольца своих рук вокруг его шеи.
— Я знаю, — повторил он, — потому что, когда любишь женщину так сильно, как я тебя, всегда знаешь, как она к тебе относится… Если бы ты не преподнесла нам обоим этот сюрприз, я бы, как последний идиот, еще бы тебя повоспитывал, а так…
В последнее время Оболенскому с нами не везло: он постоянно появлялся на пороге помещений, в которых мы с Григом целовались, в самый трепетный и неподходящий момент.
Но на сей раз он и не подумал тактично удалиться, как тогда, когда сбежал из собственной берлоги.
— Стоп, снято! — провозгласил Корнет свою любимую приговорочку, в ответ на которую мы оба не слишком суетливо оторвались друг от друга и вопросительно посмотрели на Виталия. — Хочу напомнить, во-первых, что вы находитесь в присутственном месте, вдруг опять окончательно забудетесь?..
— А во-вторых? — усмехнулся Григ, и не подумав ссадить меня с коленей.
— А во-вторых, беру свои слова назад, поскольку в некотором смысле вполне могу считаться крестным папой вашего будущего младенца, так и быть, согласен свидетельствовать на вашем очередном бракосочетании!
Мы с Григом рассмеялись, а Корнет предостерегающе поднял руку:
— Стоп-стоп!.. Есть еще и в третьих… — и, уже обращаясь исключительно к моему мужу, спросил: — Ты не находишь, что самое время ознакомить Маринку с твоей покупкой?..
— Почему бы и нет? — Гриша весело рассмеялся. — Только при одном условии: пока не ознакомлю — больше ни слова…
— Ладно, — неохотно согласился Корнет, — я и сам за то, чтобы хоть один сюрприз из целой охапки «подарочков» последнего времени оказался приятным и, в конце концов, действительно сюрпризом… Поехали!
— Ты что-то купил? — Я удивленно посмотрела на мужа. — Так это и есть ваша таинственная акция, о которой говорил Виталик?..
— Ни слова больше! — прорычал Григ и, вероятно, рефлекторно так и не выпустив меня, поднялся и двинул к двери — со мной на руках.
— Стой! — всполошился Корнет. — Поставь ее сначала на пол, а то…
Предупреждение Оболенского запоздало на какие-то несколько секунд: дверь кабинета приоткрылась чуть-чуть раньше, чем я оказалась на ногах, и в образовавшейся щели возникла физиономия не кого-нибудь, а моей драгоценной тезки из отдела рекламы…
Охнули мы с ней одновременно, после чего дверь захлопнулась, а Корнет принес нам свои поздравления еще раз.
Спустя несколько минут мы уже ехали по Хорошевке, и, поскольку двигались в сторону «Полежаевской», чувство эйфории, охватившее меня и начисто поглотившее, с каждым метром отступало и таяло, я возвращалась к нашей сегодняшней реальности, насквозь пропитанной теперь уже не только Милкиной трагедией и гибелью, но и моим кошмарным открытием, о котором я не просто старалась не думать, но изо всех сил пыталась убедить себя, что оно не более чем плод моей собственной фантазии. Ибо этого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда…