Страница 29 из 60
Он расхохотался и с одобрением посмотрел на меня, будто я сказала не глупость, а очень удачно пошутила.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я был еще слишком молод и не знал, когда любовники ссорятся — не путайся под ногами! Брат уехал в Америку, а его девушка назло вышла замуж за младшего брата. Старший брат не знал об этом и прислал ей вызов. Как и всякая любящая женщина, она все бросила и помчалась на зов любимого…
— Бросила вас и свою дочь?
— Что значит — бросила? Просто дочь я ей не дал, а судиться со мной Алле — так ее зовут — было некогда. Теперь у нее, вернее, у них уже трое своих детей, а мне осталась Валерия.
— Оригинально, брат увел у вас жену…
— Если уж на то пошло, то я первый начал.
— И вы на него нисколько не сердитесь?
— Лариса Сергеевна, я ожидал от вас совсем другой реакции.
— Интересно какой?
— Пожалели бы: бедный, несчастный, один воспитывал дочь…
— «А он не сделался поэтом, не умер, не сошел с ума», — процитировала я из «Евгения Онегина». — Жалеть-то вас не за что, хорошую дочь вырастили. Так что могу лишь похвалить.
— Лариса Сергеевна, вы меня удивляете.
— А вы мне напомнили анекдот: «Что ты не спросишь, как я живу?» — «Как ты живешь?» — «Ой, и не спрашивай!»
Он хохотнул.
— Значит, вы считаете меня человеком благополучным?
— Вполне. Вы же любите свою работу? Можете не отвечать, это и так видно. У вас хорошая любящая дочь…
— Валерка вам понравилась?
— Понравилась.
— Вы ей тоже. До сих пор я не мог ей угодить.
— Имеете в виду, что она регулярно отвергает кандидаток в мачехи?
— Язычок у вас, Лариса Сергеевна… А можно задать вам вопрос интимного характера?
— Ого!.. Ну хорошо, задавайте.
— У вас есть любимый мужчина?
— Опять как в анекдоте: вы хотите поставить нас в тупик своими вопросами, а мы поставим вас в тупик своими ответами… Вам-то это зачем знать?
— Собираюсь за вами приударить.
— И боитесь рискнуть. Хотите непременно наверняка?
И хотя я шутила, но сердце от его слов дрогнуло. Михайловский слегка поерзал на сиденье.
— Что, уже начали таять? — поинтересовалась я.
Федор Михайлович недоуменно глянул на меня.
— Разве вас никто не называл айсбергом?
— Не-ет.
— А вот на меня вы произвели впечатление огромного куска льда.
— М-да. — Он прочистил горло. — Думаете, в своих стараниях сдерживать эмоции я перебарщиваю?
— Думаю, все обстоит именно так.
— Одна подследственная назвала меня холодильником в мундире. Я считал, со зла.
— Она вам польстила. Все-таки холодильник куда совершеннее айсберга.
Мы уже проехали большую часть пути, когда майор, в очередной раз глянув в зеркало, возмутился:
— Ты посмотри, какие наглые! Едут за нами не скрываясь.
— Считаете, следят?
— Естественно. Не просто следят, сопровождают. Контролируют каждый шаг. Тот самый черный «форд». Интересно, что им от вас нужно?
— Может, хотят узнать, что нужно было от меня Далматову?
Сказала и спохватилась, но было уже поздно.
— Так, — сказал Михайловский, сбавляя скорость и останавливаясь у обочины. — А теперь, пожалуйста, все сначала и по-честному.
Я проводила взглядом «форд», нехотя проехавший мимо, и тяжело вздохнула.
— Сама хотела бы знать, с чего все началось. За теткин дом мне отвалили десять тысяч долларов, хотя он не стоит и половины этого. Понятно, я имею в виду цены на недвижимость в ваших краях. Будь такой у нас, даже на окраине города, стоил бы раз в пять дороже. Да еще с таким огромным участком.
Федор Михайлович облокотился о руль, подперев голову рукой.
— Они предложили вам купить дом за такую цену?!
Мне ничего не оставалось, как сказать правду.
— Не только предложили, но и деньги сразу отдали. Чтобы я не передумала.
— Это становится интересным. — Он в задумчивости побарабанил по рулю. — А с теми, из «форда», как встретились? Только без сказок про бескорыстие.
— Они следили за моим домом. В бинокль. Я это заметила, ну и подошла…
— И страшно гордились своей храбростью, глупая девчонка!
Его слова прозвучали не осуждающе, а с некоторой ноткой сожаления: мол, к таким бы порывам, да еще умную голову. Может, он так и не думал, но от привычки домысливать за других я, наверное, никогда не избавлюсь.
Федор Михайлович взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал. В губы. Моя душа с разбегу рванулась к нему, но он уже отпустил меня, чтобы завести машину. И сказал, глядя перед собой:
— Прощения не прошу, вынужден торопиться… — Он еще некоторое время помолчал, ожидая, видимо, с моей стороны бурного негодования, но не дождался и опять заговорил подчеркнуто деловым тоном: — Пора ехать. Бойковские ребята небось уже заждались.
Я едва сдержала разочарованный вздох. Как пишут в романах, мне хотелось, чтобы этот поцелуй длился бесконечно… Но тот, с кем я хотела бы его разделить, опять нацепил на себя ледяную невозмутимость. Как броню. Не знаю, как такая защита у них называется.
— Зачем вы это сделали?
— Поцеловал? А вы против?
Я не ожидала, что он в лоб, без обиняков спросит, и смешалась. В который раз я убеждаюсь в том, что люди внешне бесстрастные могут полыхать такими эмоциями. Куда там нам, внешне раскованным. С трудом я взяла себя в руки.
— Не против. Но хотелось бы понять, что это было? Порыв благодарности, снисхождения или горячей симпатии?
— Нормально! — Он скосил на меня глаз. — А у вас это защита или нападение?
— Нападение!
— Не задирайтесь, Лариса Сергеевна. Лучше предложите мне перейти на ты.
— Разве вы пьете за рулем?
— Не понял, какая тут связь?
— Я думала, мы тут же выпьем на брудершафт.
— Все ясно, вам понравилось целоваться.
— А вам нет?
— Сдаюсь! — Он поднял вверх обе руки на полной скорости, ничуть не заботясь о руле, и я поневоле вздрогнула, подумав, что мужчины независимо от профессии и возраста порой ведут себя как дети. К тому же коварный майор, оказывается, при этом наблюдал за моей реакцией. Ждал испуга, истерики? Тоже, нашел подопытного кролика!
— Не надейтесь, истерики не будет!
А он в ответ на мою реплику довольно рассмеялся.
Мы остановились возле теткиного, вернее, теперь уже моего, а если еще вернее, далматовского дома. Я с опозданием вспомнила о Симке. Целыми днями разъезжаю на чужих машинах, совсем забыв о своей девочке! Оставила ее под навесом: ни тебе гаража, ни хорошего забора, заходи и заводи кто хочет! Я подошла и погладила ее капот: извини, дорогая!
Михайловский вылез из машины с намерением последовать за мной в дом. Он согласно кивнул моему вопросительному взгляду: да, он хочет войти. А вслух сказал:
— Что же вы меня и чаем не напоите?
— Заходите, — сказала я и не стала больше притворяться, изображать недовольство. На самом деле мало радости быть одной в доме, который твой всего лишь юридически, в чужом городе, да еще зная о том, что твоя скромная персона вызвала нешуточный интерес двух группировок. С одной стороны, каких-то театральных казаков, а с другой — бандитствующих военных. Все же что им от меня надо?
Я прошла на кухню, чтобы поставить чайник, и опять, как утром, глянула в окно. Никаких машин поблизости не было видно. И на том спасибо. Искренне надеюсь, что мания преследования обойдет меня стороной.
Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что майор не сидит в кресле, а стоит возле серванта и перебирает какие-то бумаги.
Он не смутился, не прервал свое занятие при виде меня, а лишь буднично заметил:
— Надеюсь, ты не возражаешь, если я здесь кое-что посмотрю… Мне все еще непонятен интерес к дому твоей тетки сразу с двух сторон, заподозрить которые в симпатиях друг к другу невозможно. При том, что обе эти стороны ничего не делают бескорыстно, как бы ты ни обижалась…
— Ты поэтому высказал желание меня подвезти?
Я была оскорблена в своих лучших чувствах: во-первых, не люблю, когда меня используют, а во-вторых, я прежде всего женщина, а не просто объект, к которому проявляют интерес какие-то там Далматовы и Бойко.