Страница 49 из 53
— Тогда почему же вы пришли ко мне?
— Потому что мне было нужно то, чего обычные люди не могли сделать... У вас ко мне дело или вы здесь случайно?
— Так получилось, что я не все вам сказала во время приема. Есть вещи, которые узнаются постепенно. Вы так торопились, а как раз после вашего ухода меня будто озарило. Я знаю, кто были ваши родители. Ваш папа — инженер, а мама — детский врач.
Выпалила первое, что пришло в голову, хотя до сего времени Алла никогда не обманывала клиентов, считая, что ее умения и знаний вполне достаточно, чтобы не уподобляться шарлатанам.
— Это удивительно! — Он смотрел на нее во все глаза, и от этого его восхищения Алле захотелось взлететь.
Надо продолжать что-то говорить, а то, выслушав ее, он сейчас повернется и уйдет. Ей казалось, она тут же умрет от разочарования.
— А фамилия — пока будто в тумане. Известна только первая буква. «Н».
— Надо же! — Он не отводил от Аллы восторженных глаз. — У меня и фамилия такая же... В смысле, на ту же букву. Найденов. Понятно, ее мне дали в интернате, и с подлинной фамилией, выходит, совпадение... Если бы вы знали, какое это счастье! Будто в зеркале, в котором до сих пор ничего не отражалось, вдруг проглянул какой-то знакомый лик... А как вы меня нашли?
Она промолчала, но со значением на него посмотрела.
— Ах да, глупый вопрос задал? Ведь я и имя вам свое не говорил... Наверное, вы великая колдунья.
— Послушайте, — сказала Алла; ей вовсе не его восхваления были нужны, потому что они ничего не стоили. Встретится с той, своей невестой, и забудет о ней. — Вы очень торопитесь?
— Теперь уже нет, — признался он, — я позвонил своей девушке, но она сегодня занята. Не получится встретиться.
— Тогда давайте посидим с вами в каком-нибудь кафе. Может, еще что-нибудь всплывет? В спешке такого лучше не делать.
На самом деле Алла лихорадочно придумывала, как завлечь его в то самое кафе, побыть с ним подольше и убедиться лишний раз, что она себе не придумала эту влюбленность в него.
— А что, и в самом деле, — оживился он. — Но вы-то сами не торопитесь? Как я понимаю, час вашего времени стоит немалых денег.
Ну вот, даже этот чистый и честный юноша не может не говорить о деньгах. Ее сердце билось как-то непривычно восторженно. Даже слова эти насчет чистоты и честности откуда-то выплыли из глубины сознания. Раньше Алла ими не пользовалась. Так ли уж нужна ей эта пресловутая честность, а тем более чистота?
Но душа ее, точнее, часть, крошечный незамутненный кусочек, продолжала торжествовать. И это было не торжество победы, а торжество света.
Значит, она не конченая ведьма? Значит, есть в ее душе место, где поет чистый детский голос и журчит хрустальный ручей... Алла даже представила себе сцену на манер номера «солнечного клоуна», как она сидит в центре, освещенная светом, а вокруг нее тьма, которая медленно наползает, сужая и без того небольшое светлое пятно...
Подумав так, Алла смутилась и взглянула на Евгения повлажневшими от чувств глазами. Что же это с ней делается? Словно в одно мгновение стала другим человеком. Никогда прежде ей не хотелось плакать от счастья, никогда она не чувствовала себя человеком, готовым к полету. К счастью, наконец!
Но почему та, что гадала ей на кофе, так жалостливо на Аллу посмотрела? Точно не о большой любви ей говорила, а о... смерти? Какая ерунда! Кто это умирает на пороге своего двадцатитрехлетия?
Евгений подошел к стойке бара — решил, что официантка давно к ним не подходит. Он торопится? Воспринимает их совместное времяпровождение как необходимость? Хочет поскорее от нее избавиться?
От этих мыслей настроение Аллы стремительно ухнуло вниз, в самую черную меланхолию. Неужели в любви все так и происходит: то взлет, то падение?
Евгений вернулся к столику улыбающийся, и от его улыбки у Аллы сразу потеплело на душе. К ее первым впечатлениям можно добавить: человека бросает то в жар, то в холод, и он может стать счастливым от одной улыбки.
— Я заказал нам пиццу с грибами, но в последний момент подумал: а вдруг вы не едите грибы? Тогда я вернусь и закажу вам какую-нибудь другую, с ветчиной, например.
— Ем грибы, я все ем, — успокоила его Алла и неожиданно для себя стала рассказывать то, что не рассказывала даже подругам. — Я, знаете ли, в такой семье росла, где дети ели все, что им давали, потому что не были уверены в том, что очередной обед или ужин их не заставят пропустить.
— Вы тоже сирота? — попытался понять он.
— Нет, — жалко улыбнулась Алла, — у меня до сих пор живы оба родителя.
И в конце концов, сама себе удивляясь — постороннему человеку! — она рассказала все о своей семье, от которой в душе давно открестилась. Максимум, что себе позволяла, дать родителям немного денег или в долг — без отдачи! — среднему брату.
И как в детстве ей порой хотелось есть, и как она мечтала вырасти и «стать человеком», и как хотела жить не хуже других.
— Можно сказать, ваша мечта исполнилась, — сказал он, касаясь руки Аллы — неужели ему ее просто жалко и в душе не возникли никакие иные чувства?
Она постаралась поймать его взгляд, чтобы заглянуть Евгению в душу. В самую глубину. Ему самому не нужно было делать этого нарочно, у него получалось само собой.
Но он ответил ей безмятежным взглядом, прямым и открытым, без всякого намека на влюбленность. В нем было только сопереживание, и больше ничего! Неужели он так любит свою невесту?
Заглянула поглубже и поняла: любит! Казалось бы, смирись с этим. Посидела, и уходи из кафе. Беги от него, потому что ответа не будет. Но она продолжала сидеть, улыбаться ему, говорить о чем-то незначительном, а сама лихорадочно думала: а что, если попробовать?
Алла знала, что некоторых клиентов она может — не загипнотизировать, нет, но на время подчинить себе. А с гипнозом работать она просто не пробовала. Да и толком не знала, что это такое. Читать — читала, а вот ни на ком не пробовала. Что, если с Евгения и начать?
Конечно, она понимала, что чувство, внушенное гипнозом, сродни зомбированию. Оно как бы ненатуральное. Ненастоящее. Но чувство к Евгению вцепилось в нее, как зловредный клещ. И вгрызалось все глубже и глубже в ее душу, которая оказалась перед ним беззащитной. Как, выходит, слаб человек, если он не может противостоять какому-то там увлечению...
Надо всего лишь спросить себя: он мне нужен? И ответить — нужен. А тогда уж все средства хороши.
Но она продолжала непринужденно разговаривать с Евгением, ожидая, когда в его глазах мелькнет скука или он предложит им расстаться, потому что вспомнит о своей страшной занятости.
В жизни Аллы было очень мало случаев, чтобы она просто сидела и болтала с понравившимся юношей. Еще в пятнадцать лет, следуя за школьной модой — большинство девчонок торопились расстаться с невинностью и гордо говорили о себе: я — женщина, — она впервые оказалась с мужчиной близко, ближе не бывает, но только телом. Ни к кому она не прикипала душой. Вернее, ни с кем ей не хотелось просто говорить, просто смотреть ему в глаза!
Тот, самый первый мужчина-мальчик, с ней особенно не церемонился. В отсутствие родителей привел ее к себе домой и почти с порога заявил:
— Ну, чего встала? Иди в ванную. Там на крючке матушкин халат. Возьмешь его, когда душ примешь.
А потом уже были парни постарше. Двое — друзья старшего брата. А потом Егор. Он тоже предпочитал не тянуть кота за хвост. Вот так Алла и общалась с сильным полом. Как в анекдоте: борща, и в койку!
А тут сидит и — она украдкой покосилась на часы — сорок минут — говорит о чем попало!
Отмечает про себя, какой этот Евгений наивный. Вот она ему сказала про папу-инженера, а он ее сообщение сразу подхватил. Поверил. И стал рассказывать, что у него всегда была тяга к технике. И раз родители были с высшим образованием, то и у него теперь будущее как бы осветилось: Евгений тоже поступит в институт и станет инженером.
А когда женится, они с невестой — он стыдливо не называл ее имени — первым делом подумают о потомстве. Чтобы обязательно не меньше двух детей. И он будет им хорошим отцом... Его дети никогда не узнают, что такое никому не нужный сирота.