Откровение

— Какие новости? — Я с облегчением вручила папе в руки свою сумку. Может, на сей раз мне больше повезет, и я услышу что-то стоящее?

— Без вас город перешел на осадное положение. — Папа пытался шутить. — Объявился какой-то маньяк.

— Ну, сколько можно! — проворчала я. Разговоры про маньяков меня уже бесили. Придумали бы что-нибудь новенькое...

— Так ведь что он творит-то! — с жаром продолжал рассказывать папа. — Чуть ли не головы своим жертвам рвет!

— Какой кошмар! — Мама посмотрела на меня. Словно отрывать у людей головы до недавних пор было моим излюбленным занятием.

— Откусывает или откручивает? — машинально спросила я, думая, что, пожалуй, надо пройтись по моим знакомым готам, узнать, что у них и как. Мне нужны были новости. Новости, способные объяснить поведение Макса.

— Надрезает. И жертва умирает от потери крови.

Последнее слово заставило меня внимательней

прислушаться к разговору. Не то ли это, что я ищу? '

— И куда вся кровь девается? — прошептала я, непроизвольно начиная представлять ужасную картину. Лежит человек, абсолютно белый и сухой, как бумажный лист. На шее у него виднеются две точки. Я подхожу к нему, склоняюсь, и вдруг он открывает глаза, пергаментные губы ломаются в страшном оскале, из-под них лезут клыки. Человек дико хохочет и кидается на меня.

Видение ворвалось в мои мысли, и я сильнее засунула руки в карманы, чтобы вернуть себя к реальности.

— Знакомых среди жертв нет? — шепчет мама, близко склоняясь к отцу. Но я ее слышу. Хорошо слышу.

— Слава богу, нет! — всплеснул руками папа. Он не признает секретности и говорит обо всем громко.

Действительно, слава богу. Почему-то мне вдруг вспомнилась Маркелова. Ее хлебом не корми, дай в неприятную историю попасть. Но все обошлось. «Утренняя «Зорька» права, наших никого не коснулось.

— Маша, если получится, не ходи никуда, — Попросил отец.

— У меня же тренировки, — прошептала я, медленно приходя в себя.

А что если объявился молодой вампир, не знакомый с правилами? Вслед за ним на такую же охоту выйдут другие... И если их соберется несколько, и каждому потребуется по жертве в ночь... Так они быстро весь город изведут.

— Сколько уже человек погибло?

— За неделю пять, — нервно сообщил папа. — Все пятеро — девушки.

Макс, почему же ты уехал? Ты наверняка знаешь, кто он такой, этот маньяк. Знаешь — и пытаешься что-то сделать?

— Скоро все закончится, — пробормотала я, машинально поправляя на своей сумке английскую булавку. Когда я ее успела прикрепить? Это, кажется, на удачу или от сглаза. И откуда во мне такая уверенность? Словно подсказывает кто.

За окном проносились темные дома. Здравствуй, город, я рада тебя видеть. Мне очень не хватало твоих мрачных дворов, мигающих фонарей, недовольных лиц, тяжелых туч над головой. Мне не хватало твоего снега. Твоего первого снега, который обречен вскоре растаять.

— Хотелось бы! — с жаром поддержал меня отец, не замечая, что я его не слушаю. — В городе жить стало невозможно — постоянно приходится от кого-то прятаться, опасаться каждого шороха за спиной.

— Сережа... — предостерегающе начала мама.

Она все еще за меня боится. Боится, что я испугаюсь, что мне приснится очередной кошмар. Но они меня уже и так посещают. Только это не мои кошмары. И страхи не мои.

Наша двенадцатиэтажка выплыла из-за домов, и мне показалось, что я чувствую, с каким напряжением дом ждет меня. Косится недовольными антеннами, как бы говоря: все произошло из-за того, что ты уехала. Ничего, я вернулась. И снова мы будем дружить друг с другом, моя ненаглядная двенадцатиэтажка, некогда белая, а сейчас из-за снега линялая, невзрачно-серая, но все равно любимая.

Я выбралась из машины, оглянулась. Как будто и не уезжала, как будто еще утром не было солнца, моря, шуршащих пальм.

— Пойдемте! — торопил отец. Я повернулась к входу, и мне вдруг страшно захотелось чуда. Самого обыкновенного чуда. Я заложу в подъезд, а там все, как раньше, до пожара, до разборок с готами, до появления здесь Смотрителей. Вот сейчас я протяну руку к двери, и навстречу мне выйдет Макс... Ладно, пускай никто не выйдет, но в почтовом ящике я найду от него записку. Или хоть какой-то знак, что жильцы в мастерскую вернутся.

«Туп, туп», — тревожно заколотилось сердце.

— Привет!

Несмотря на холод, окно первого этажа слева от двери распахнуто. Маринка! За то время, что я ее не видела, она стала совсем бледной, а в глазах появилась ледяная уверенность.

Она была бледна, но не была больной.

Маринка... Я о ней забыла. А не может ли быть, что нынешние убийства дело рук очень неопытного вампира?

— Маша!

Папа держал дверь, но я не могла сделать те несколько шагов, что отделяли меня от спасительного входа в подъезд.

— Я сейчас, — махнула ему рукой и подошла к окну.

Маринка стала симпатичней прежнего, из лица ушли следы трогательной детской беззащитности. Теперь она была под надежной охраной своего преображения в вампира.

Я услышала, как закрылась подъездная дверь. Родители не стали меня ждать. Ушли, даже не догадываясь о том, что сейчас оставили свою дочь один на один с кровожадным убийцей. Может быть, тем самым, которого тщетно ищет милиция.

— Привет! — Не очень радостное получилось приветствие. — Как дела?

— Хорошо. — Маринка улыбалась, и было в ее улыбке что-то знакомое. Где-то я такую видела. Кто-то мне так уже улыбался. Я глубже задышала, пытаясь сдерживать волнами накатывающую панику. Я не должна показывать Маринке свой страх. Еще неизвестно, как девочка отреагирует.

— Какая ты стала... красивая, — закашлявшись, пробормотала я. У меня никак не получалось говорить прежним приветливым голосом. Он дрожал, иногда срываясь. — А мы на юге были. Там сейчас тепло, в море можно купаться. Африка, бегемоты, Лимпопо. Но мне не понравилось — жарко очень.

А ты ведь, Маринка, даже не знаешь о существовании Смотрителей. Не знаешь, что твоя сила имеет ограничения. И если взрослые вампиры умеют хоть как-то от Смотрителей защищаться, то ты перед ними — открытая мишень.

Я подошла ближе, пытаясь понять, что в первую очередь надо сказать, как объяснить ей все то, что происходит.

Взгляд Маринки стал тревожным.

Она чувствует меня?

Пришлось отойти.

— Мы только приехали, — растерянно повторила я. — Что нового? Как себя чувствуешь? — Что я говорю? У вампира спрашиваю о здоровье! — Ты Макса не видела?

Вот уж точно зря спросила. При упоминании о Максе глаза Маринки распахнулись.

— Заходил пару раз. Но сейчас его здесь нет. — Слова колючие, раздраженные.

— Да? Ну, ладно, — сказала я как можно более дружелюбно и сделала несколько шагов в сторону. Ноги неожиданно стали тяжелыми, я еле двигалась. — Пока!

Я заставляла себя посмотреть Маринке в глаза, но ничего не получилось. Я чувствовала, как она смотрит на меня. Зло. Недовольно.

Неуютно было уходить под ее пристальным взглядом. Тем более не хотелось поворачиваться к распахнутому окну спиной. Даже если Маринка ничего не знает, она наверняка о чем-то догадывается.

— До скорой встречи! — долетело до меня, и я с готовностью закивала в ответ.

Набрала код, открыла подъездную дверь, и пока она не захлопнулась за мной, не могла отделаться от ощущения, что на меня сейчас набросятся.

Еще одно потрясение ожидало в холле около лифтов — дверь в мастерскую оказалась заклеена специальной лентой с печатью. Только лента была разорвана и болталась двумя безжизненными огрызками.

Это было до того ужасно, что я не стала ждать лифта, побежала пешком. Жесткая подошва тапочек топала о ступеньки, отчего меня преследовало чувство, что следом кто-то идет. Я пару раз остановилась. Кровь стучала в висках, легкие с трудом впускали в себя воздух. Но на лестничной площадке никого не было. Только я и мой страх.

Коридорная дверь на двенадцатом этаже была широко распахнута, квартирная приоткрыта. Вот где мне будет хорошо и спокойно... Из последних сил я побежала вперед, закрыла за собой сначала коридорную дверь, потом дверь квартиры и, наконец, дверь моей комнаты.