Скрытное сердце

Девушка надела скромную шляпку из фетра, украшенную только маленьким пучком перьев зимородка, который немного оживлял неприглядный головной убор. Но, несмотря на то, что ее одежда была дешевой и заурядной, она почувствовала, как это часто случалось и раньше, что выглядит очень нарядно. Возможно, оттого, что уж больно хорош был цвет ее волос, что так сияли глаза и такими яркими были губы. Последнее время с ее лица не сходила неестественная бледность, но в этот момент от возбуждения, вызванного предстоящим волнующим приключением, на щеках появился легкий румянец.

Она натянула шляпку немного поглубже, как будто стараясь скрыть свое великолепие, и, как бы в недоумении пожав плечами, направилась к двери.

И только подойдя к ней, полностью осознала, что она делает. В комнате напротив, лежит ее покойная матушка, а она думает только о себе. На мгновение ей пришла мысль о недопустимости того, что она собирается сделать. Ей нельзя никуда уходить! Вместо этого нужно остаться дома и скорбеть, как это принято. Но затем она откинула назад голову и, высоко, как факел, подняв лампу, стала спускаться по ступенькам, снова и снова повторяя с мольбой и смирением: «Ради Бога, пойми, прошу тебя, пойми!»

Глава 2

На улице шел снег, и было уже довольно темно. Громадная фигура миссис Бутл с развевающейся на ветру шерстяной накидкой в мерцающем свете фонарей, бросающих длинные тени, казалась уродливой и зловещей.

Пулбрук был маленьким городком, в центре которого проходила длинная улица с богатыми домами и большим количеством магазинов, принадлежавших состоятельным горожанам. За всем этим великолепием, как лабиринт, перепутались узкие улочки, проулки и тупики. Здесь, в своих убогих тесных домиках, жили бедняки. С наступлением темноты никто из более респектабельных жителей Пулбрука, не отваживался появляться в этом районе.

Но миссис Бутл все хорошо знали, и никому и в голову не пришло бы каким-то образом помешать ее продвижению, а то, что на нее кто-нибудь мог напасть, представлялось уж и вовсе немыслимым.

Она была единственной акушеркой в городе, и хотя все знали о ее пристрастии к спиртному, о том, что ей лучше не попадаться на язычок и что порой она бывает очень грубой, особенно с теми, кто тревожит ее по ночам, почти все женщины в Пулбруке были так или иначе, благодарны ей за помощь.

Были, однако, и такие люди, особенно в более зажиточной части города, которые считали, что миссис Бутл слишком уж добра к некоторым и что частенько за свою доброту и получает очень даже немалые деньги. Но хотя последние годы этот слух и полз по городу, до серьезного скандала, при котором ее обвинили бы в нарушении закона, никогда не доходило. А так как ничего нельзя было доказать, люди держали свои подозрения при себе.

Несмотря на свои внушительные размеры, миссис Бутл шла очень быстро, и Сильвии приходилось спешить, чтобы не отстать от нее.

– Ну и погодка, – проворчала миссис Бутл.

Они свернули с центральной улицы на окраину и вскоре подошли к открытым белым воротам, за которыми виднелась аллея. Здесь за городом было тихо и спокойно, но Сильвия внезапно почувствовала, что нервничает и даже немного побаивается того, что ее ожидает. Слегка отдышавшись от слишком быстрой ходьбы, она робко обратилась к своей спутнице:

– А вам не кажется, миссис Бутл, что мне лучше подождать на улице до тех пор, пока вы не увидитесь с миссис Кэнингэм. Может быть, она и не захочет говорить со мной?

– Вот что, дорогая, предоставь мне самой решать, что и как делать, – возразила миссис Бутл. – Когда я берусь за какое-нибудь дело, то всегда довожу его до конца и очень хорошо знаю, как надо себя вести с женщинами. Будь они знатного или низкого происхождения: их нужно сразу же брать в оборот и не соглашаться на пустые обещания и всякие такие фразы вроде «там будет видно». Нужно заставить их принять решение тут же, не откладывая на завтра, иначе никогда ничего не добьешься в этом мире. Запомни это.

Совершенно смутившись, Сильвия закивала в знак того, что постарается запомнить наставления миссис Бутл. Тем временем они подошли к парадному крыльцу, украшенному фронтоном, с двумя белыми колоннами.

Миссис Бутл дернула за шнурок, и где-то далеко в глубине дома раздался требовательный звон колокольчика. Прошло несколько мгновений, и за дверью послышались шаги.

Дверь открыла совсем еще молодая горничная. У нее было испуганное лицо, а кружевной чепец съехал набок.

– О миссис Бутл! – воскликнула она, увидев, кто пришел.

– Ожидаете меня? – откликнулась миссис Бутл, проходя вперед. Холл был довольно большой, с лестницей, ведущей к площадке с балконом, на которую выходили двери нескольких спален. Когда они вошли в дом, одна из этих дверей открылась, и выглянул человек. Увидев, кто пожаловал, он изменился в лице и, тихо закрыв за собой дверь, быстро вышел на площадку.

– Миссис Бутл, наконец-то.

– Добрый вечер, доктор, – ответила миссис Бутл веселым, бодрым голосом. – Вы хотели меня видеть?

Доктор Доусон спустился по ступенькам.

– Хотел видеть! Да я весь день посылал за вами людей. Где, черт возьми, вы прятались? В городе не осталось ни одного места, где бы вас ни искали, включая самые известные кабаки.

Снимая свои черные перчатки, миссис Бутл взглянула на доктора тем безропотно терпеливым взглядом, каким любящие матери, должно быть, смотрят на своих умственно отсталых детей.

– Разве вы забыли, что сегодня днем я обряжала миссис Уэйс?

– О Господи! – воскликнул доктор. – Так вот где вы были! Какой же я рассеянный. Обо всем подумал, но только не о миссис Уэйс.

– Так вот. Я была именно там, – еще раз повторила миссис Бутл. – А в чем, собственно, дело? Что за срочность, могу я узнать?

– Конечно же, сегодня утром я говорил вам о том, что миссис Кэнингэм плоха. Так вот, примерно в полдень ей стало хуже. Ее прислуга – эта истеричка – примчалась ко мне в таком состоянии! Она даже не удосужилась надеть шляпку и пальто. Правда, ее волнение можно объяснить. У миссис Кэнингэм пошла кровь горлом. Я отправил сегодня утром телеграмму с тем, чтобы прислали сиделку, но вряд ли она прибудет раньше завтрашнего дня. Между нами говоря, – он понизил голос, – я не думаю, что бедняжка столько протянет. Я, конечно же, хотел сообщить родственникам, но, поверите ли, она не назвала мне ни одного имени и попросила лишь позвать вас, миссис Бутл.

– Я это предвидела, – промолвила миссис Бутл, явно очень довольная услышанным. – Я знаю, что не дает покоя этой бедной душе, и думаю, что помогу ей успокоиться. Сейчас же пойду к ней. А ты, дорогая, подожди здесь, – сказала она, обращаясь к Сильвии.

Миссис Бутл пошла вверх по лестнице, а Сильвия и доктор, оставшись одни, посмотрели друг на друга с некоторым смущением.

– Я пришла, потому что… – начала, было, Сильвия, но доктор прервал ее объяснения:

– Я очень рад видеть вас, мисс Уэйс. Очень хорошо, что вы наконец-то вышли на улицу, и хоть немного подышали свежим воздухом. Вы так долго сидели взаперти. Вы, наверное, уедете из Пулбрука теперь, когда ваша матушка… – Он запнулся, как будто подыскивая подходящее слово.

– Я еще не знаю, – ответила Сильвия.

Доктор Доусон ничего не сказал, а девушка неожиданно поняла, как, в сущности, мало знает о себе и своем будущем. Ей очень даже нравился доктор Доусон, хотя иногда она чувствовала раздражение оттого, что он не мог избавить ее мать ни от боли, ни от жизни, которая стала ей настолько в тягость. Теперь она вдруг отчетливо осознала, что перед ней усталый стареющий человек, у которого не ахти какие познания в медицине. Его пиджак был в пятнах и протерся на обшлагах; плохо отутюженные брюки отвисли на коленях; белье не очень свежее, к тому же он не очень тщательно выбрился. Неожиданно острое чувство жалости к этому человеку пронзило Сильвию. У нее было такое ощущение, что он и сам осознает свою полную неспособность справиться с болезнью миссис Кэнингэм.