Нежность августовской ночи

Евгения и Глеб встретились на исходе лета на борту прогулочного катера. Она – само воплощение лета: солнечная, легкая, стремительная. Он – неприметный мужчина лет сорока, известный в Москве переводчик. Оба такие разные, но в этот пьянящий августовский день, когда они посмотрели друг другу в глаза, между ними вдруг пробежала искра. Разгорится ли из нее серьезное чувство или все это так и останется наваждением летней ночи, ведь у Глеба уже есть жена, а Евгения уверена, что в жизни ее может быть лишь одна страсть – искусство?..

Татьяна Тронина

Нежность августовской ночи

Эпилог

notes

1

2

3

4

Татьяна Тронина

Нежность августовской ночи

Серебристый лимузин притормозил у пешеходного перехода, пропуская стайку офисных работников, одетых строго по дресс-коду (было как раз время бизнес-ланча), и снова плавно двинулся вперед.

– Куда теперь? – не поворачивая головы, спросил шофер. Грачев являлся штатным водителем издательства, а вот авто представительского класса было арендовано специально для приема высокого гостя.

– Линкс! Налево, налево! – бодро прокричал Фридрих Бергер.

– О, это дивные места, Фридрих, называются – Замоскворечье, – благостно согласился с Бергером Иван Павлович, руководитель отдела иностранной литературы, мужчина неопределенного возраста, худощавый, лысый и с деликатными манерами. – А там, дальше, располагается знаменитый Солнечный остров, который правительство города собирается превратить в культурный и офисный…

– За-москва-речие… – не дослушав Ивана Павловича, напевно повторил Фридрих, немецкий писатель, живой классик, скандалист и мастер эпатажа. По книгам Фридриха сняли недавно фильм – «9 евро», сразу ставший культовым. – Речие… Речь, да, Глеб? Говорить?

– Нет, река, – возразил Глеб, переводчик. – За Москвой-рекой то есть.

– Я, я, натюрлих… Великая русская река! – страшно оживился Фридрих Бергер. – Голубшик, гони туда!

– Да уж стараюсь, – отозвался вяло Грачев, за свою жизнь перевидавший немало звезд.

Надо отметить, что Фридрих очень неплохо болтал по-русски, и переводчик ему практически не требовался. Но Глеб Мазуров был не простым толмачом, он являлся переводчиком текстовФридриха Бергера с немецкого на русский, то есть фигурой вполне значимой.

Бергер уважал Глеба необычайно. До того Бергера пытались несколько раз переводить на русский, но дело не шло: отечественная публика почему-то не хотела покупать книги этого автора. Когда же к переводам подключили Глеба, то рейтинги продаж взлетели.

Достоинства Глеба Мазурова не исчерпывались тем, что он являлся профессионалом высокого класса, представителем старой школы переводчиков (хотя по возрасту «старым» его никак нельзя было назвать – сорок лет, разве ж это возраст!), но Глеб еще ко всему прочему очень хорошо чувствовал стиль Бергера, понимал его мысли и настроение и сам обладал, что называется, «легким пером».

Тут следует оговориться. Да, Глеб хорошо понимал Бергера, но это вовсе не значит, что он принимал бергеровскую философию. Пожалуй, Мазуров являлся полной противоположностью Бергера. Глеб, будучи ровесником Фридриха, отличался сдержанностью, невозмутимостью, молчаливостью, не терзался страстями и безудержными желаниями, не стремился к всеобщему вниманию…

Даже внешне они находились на разных полюсах: Бергер – двухметровый нескладный верзила с шевелюрой песочно-рыжего цвета, в джинсах, растоптанных мокасинах и растянутой на локтях шерстяной кофте, словно отнятой у какой-нибудь старушки из Подмосковья. На вечно задранном кверху носу Фридриха красовались дико креативные и дорогие очки от известного европейского Дома моды, но и они напоминали старушечьи и копеечные. К тому же очки сидели на носу у Фридриха всегда криво. Даже на фотографиях Фридрих оказывался запечатлен в этих вечно перекошенных очках.

Фридрих Бергер боролся с буржуазностью, был в центре скандальной хроники, и его обычно называли «анфан терибль» [1]от литературы.

Глеб же Мазуров ни внешностью, ни ростом, ни поведением никогда не выделялся из толпы. Обычный мужчина сорока лет, хорошо выбритый и подстриженный…

Лимузин уже собирался свернуть на набережную, но в этот момент дорогу жезлом перегородил инспектор ДПС.

– Чего там? – высунул голову в окно Грачев.

– Проезда нет. Весь центр перекрыт, – ответил инспектор. – Выбирайте объездной маршрут…

– Как это – проезда нет? – возмутился Грачев. – Это в связи с чем?

– Минутку… Я сам разберусь! – Иван Павлович, сидевший с левой стороны, выскочил из лимузина, подбежал к инспектору и принялся быстро-быстро что-то говорить, то и дело показывая на лимузин и взмахивая тонкими длинными руками, словно собираясь взлететь. Инспектор покачал головой.

Иван Павлович вернулся в машину:

– Вы представляете, проехать на набережную нельзя…

– Что там? – спросил Глеб.

– Президента Франции встречают.

Фридрих, до этого момента внимательно прислушивавшийся к переговорам, разом встрепенулся:

– Ка-ак такое есть?! Из-за этого президента я не иметь право ехать куда хочу? О, абсурд!!! Глеб, Глеб, ты это слышал?.. Глеб, я хочу в За-масква-речие!

– Итить, я и забыл про то, что центр-то перекрыт, – спохватился Грачев, чеша затылок. – Ну что, куда теперь, господин Бергер?

– Куда?.. Туда! – завопил немецкий писатель, указывая направление. – Я хочу туда!

– Так это… Нет проезда. Президент Франции, и все такое… – напомнил Грачев.

– Фридрих, мы еще не были в Коломенском, – примиряюще заговорил Глеб. – Вотчина русских царей…

– Я не хочу Коломенское… доннер веттер! [2]Туда, туда!

И Фридрих принялся на немецком очень некорректно отзываться о высоком госте из Франции. Глеб, понимавший каждое слово Фридриха, даже подумал, что у Бергера с президентом Франции какие-то личные счеты, Потом понял – Фридрих Бергер просто считал себя пупом земли и центром вселенной, и даже президенты не были ему ровней.

– Я не знаю, что делать… – дрожащим голосом произнес Иван Павлович. – Глеб, что делать?

– Пошли пешком, – сказал Глеб. – Вот что делать, если охота пуще неволи.

Глеб знал характер неистового Фридриха, презиравшего компромиссы, – тут и до международного скандала недалеко…

– Как это – пешком? – с недоумением спросил Грачев.

– Пешком? – вытаращил глаза Иван Павлович. – Я не понимаю… У нас же была обзорная экскурсия на автомобиле, а этот маршрут мы не разрабатывали… не дай бог…

– Можно ногами тут ходить? – хищно раздул ноздри Фридрих.

– Да, Фридрих, можно, – сказал Глеб. – Это машинам проехать нельзя… А пешком ходить нам даже президент Франции не запретит!

Фридрих Бергер энергично пожал Глебу руку:

– Идем!

– Как это? – застонал Иван Павлович. – Это ж какой риск… Я не за себя боюсь, я за господина Бергера переживаю…

Тем временем Фридрих Бергер выбрался из лимузина, за ним – Глеб.

– Грачев, вы с нами! Вместо охранника… – замахал руками Иван Павлович.

– Палыч, как хошь, а машину я не могу оставить, – рассудительно отозвался шофер. – Я лицо материально ответственное. Я вас тут буду ждать!

– Это что же, тебе машина дороже человеческой жизни? – побледнел Иван Павлович.

– Иван Павлович, он уходит, – обратился Глеб к руководителю отдела иностранной литературы.

– Ой, не могу… – застонал Иван Павлович, глядя в спину стремительно удаляющегося от них Бергера. – И что теперь?

– Следуем за Фридрихом. Да вы не переживайте, Иван Павлович, – сказал Глеб. – Мы в центре Москвы, тут милиции больше, чем прохожих… День вон, светло! Походим да вернемся! Вот скоро ему надоест, и вернемся!

Причитая, Иван Павлович засеменил вслед за звездой европейской литературы.