Ловец теней

Ребята бросились к окну. В темноте ночи был отчетливо виден неяркий, какой-то тревожный свет в крохотной башенке закрытого и полузаброшенного ныне дома Якова Брюса.

Утром Глеб обошел старый дом, внимательно оглядывая его. Обе двери — передняя и задняя — были заперты на совсем простенький замок, да и окна открыть не представляло проблемы. В башню мог забраться абсолютно любой — начиная от увлеченной историей девушки Маши (у которой наверняка и ключи имелись) и заканчивая любопытным отдыхающим. Однако отчего-то воспоминание об огоньке тревожило. Пожалуй, так же сильно, как неразрешенная ситуация с Яном. Впервые в их группе наметился конфликт, причем внес его этот малосимпатичный ершистый парень.

Глеб задумчиво провел рукой по шершавой поверхности стены и вдруг увидел стоящего в дверях высокого худого старика с длинными седыми волосами. Одежда у старика была в беспорядке, а глаза блуждали, словно у безумца.

Дом, перед которым стоял Глеб, выглядел теперь несколько иначе. Изменилась и дверь, и тональность стен, а на крыльце теперь стояли высокие мраморные вазы в псевдогреческом стиле.

— Я понял, — шептал старец, — теперь я знаю формулу! Это же так просто! Qui cherche trouve! [8]

Взгляд пронзительных, неожиданно молодых и пытливых глаз остановился на Глебе. Старик протянул костлявую руку, указывая на него и…

Глеб моргнул, и видение исчезло.

— Яков Вилимович, — прошептал парень, ничуть не сомневаясь, кого сейчас узрел. Да и гордые, как у хищной птицы, черты морщинистого лица не забудет никто из тех, кто когда-либо видел портрет Якова Брюса.

Глебу уже не раз случалось видеть прошлое, но всякий раз это было подобно удару молнии.

Парень потер переносицу и обернулся. И тут подумал, что по-прежнему находится где-то в прошлом, потому что навстречу ему шла Ольга.

На ней были синие джинсы и тонкая ветровка, рыжие волосы девушки свободно рассыпались по плечам и сверкали на солнце расплавленным золотом.

Не доходя нескольких шагов, девушка остановилась.

— Ольга? — тихо произнес Глеб, словно боясь, что от звука человеческого голоса видение исчезнет.

Она заправила прядь волос за ухо.

— Привет, Глеб. Я хотела бы увидеть Яна. Не подскажешь, как его найти? — спросила Ольга так спокойно, словно каждое ее слово не вколачивало в его сердце огненный гвоздь.

— Ну да, конечно, Яна, — отозвался он, стараясь сохранить на лице то же бесстрастное выражение. — Ты найдешь его в его комнате. Вон тот корпус, — Глеб махнул рукой, указывая на желтый флигель, где они остановились. — Он не выходил к завтраку. Думаю, еще спит.

— Понятно. — Она переступила с ноги на ногу, видимо, не зная, о чем дальше говорить.

Глеб тоже молчал, разглядывая растрескавшиеся ступени.

— Глеб! — вдруг позвала Ольга. — Понимаешь, я обещала отцу, что между нами все будет кончено. Ты не представляешь…

— Не надо! — Он натянуто улыбнулся. — Пожалуйста, только не оправдывайся, только не пытайся объяснить что-либо… Еще увидимся.

Он пошел прочь, спиной чувствуя ее обжигающий взгляд.

Как же глупо! Как нереально глупо все вышло!..

В окно яростно светило солнце. Ян широко зевнул и покосился на часы. Полдень — прекрасное время для подъема, тем более что, судя по вчерашнему дню, Яну вовсе не грозило стать фанатом местной санаторской диетической кухни, а поэтому о завтраке можно было забыть без сожалений.

Зазвонил телефон. Парень взглянул на экран и поморщился, но все же принял вызов.

— Уже не спишь? — послышался бодрый отцовский голос.

Отец звонил, чтобы исполнить свой родительский долг и узнать, все ли в порядке с непутевым сыном, паршивой овцой их благочинного семейного стада.

— Если бы и спал, ты бы все равно меня разбудил, — отозвался Ян и отвернулся от окна, от немилосердно бьющего в глаза солнца. — Прими отчет: со мной все в порядке — за ум не взялся, валяю дурака и бездарно прожигаю свою жизнь. В общем, в мире есть стабильность, а небо еще не рухнуло на землю.

— Мог бы разговаривать со мной и полюбезнее, — сухо ответил отец.

— Зачем же? У тебя полно подчиненных. Когда тебе захочется, чтобы перед тобой повиляли хвостом, позвонишь кому-то из них. Или Косте. — Ян, прижимая трубку плечом, принялся натягивать на себя черные джинсы, но, разумеется, уронил аппарат.

Весьма своевременно, потому что, подняв его, застал только заключительную часть отцовского выговора.

— …именно ему я и оставлю все деньги, — грозно закончил отец.

Контекст и без этого оказался вполне понятен. Костя, двоюродный брат и ровесник Яна, был очень правильным молодым человеком. Как раз таким сыном, какого и хотел иметь его отец. Деловой, целеустремленный, не понимающий юмора, зато прекрасно осознающий роль денег, этот юноша уверенно шагал к успеху. Уже сейчас он подрабатывал в банке, принадлежащем отцу Яна, причем всего лишь курьером. «Я не боюсь трудностей, а еще хочу начать с самых низов, чтобы разбираться во всех процессах», — говорил он, и суровый банковладелец млел и таял. Яну вспоминался прекрасный эпизод из «Джен Эйр», где некий мальчик на вопрос, что он хочет: съесть печенье или выучить псалом, неизменно отвечал, что псалом, и незамедлительно получал в награду два печенья.

Ян на дух не переносил двоюродного брата, тем более зная, что Костя — вовсе не такой ангел, каким стремится казаться.

— Очень рад за Костю, — ответил он в трубку. — Уверен, от таких головокружительных перспектив братец удвоит свои старания, а ты сможешь сэкономить на чистке ботинок — ради карьеры и денег он вылижет тебе их языком.

— Ты — наше наказание. Мое и твоей бедной матери! — последовала финальная реплика — и отбой.

Парень швырнул мобильник на незаправленную кровать и тихо выругался. Когда-то Яну хотелось быть идеальным сыном, но в отличие от того же Кости он просто не мог притворяться. Ну не идеален он — что тут попишешь?

Натянув толстовку с принтом, изображающим череп, Ян вышел из комнаты. После разговора настроение оказалось безнадежно испорчено.

— Доброе утро! — У окна в коридоре стояла Мария — опять в своем рабоче-пасторальном облачении — и улыбалась Яну, словно вчера не выскакивала на него из кустов и уж точно не хватала за горло.

— И тебе не болеть, — хмуро бросил он. — Чего-то нужно?

— Я хочу извиниться. За вчерашнее. — Девушка шагнула к нему и просительно заглянула в глаза. — Понимаешь, сюда уже приезжали какие-то то ли сатанисты, то ли еще кто, они даже ритуал какой-то устроить хотели, чтобы вызвать дух Якова Вилимовича…

— А сейчас ты посмотрела на мой балахон и поняла, что трагически ошибалась, а я вовсе не из их числа? — уточнил Ян, с любопытством разглядывая Машу. — Просто-таки глаз-алмаз!

Девушка смутилась и опустила глаза под его пристальным взглядом.

— Я извинилась, — тихо произнесла она, — ты не такой, каким хочешь казаться.

— Ага, — Ян хмыкнул, — а на самом деле я белый и пушистый, как северный песец или банковский курьер с большими карьерными перспективами.

Маша сочла эту фразу приглашением к перемирию, поэтому вновь воспряла духом.

— Ты пропустил завтрак, и я захватила для тебя бутерброды. — Она метнулась обратно к окну и жестом фокусника достала накрытую белой салфеточкой тарелку. — А то будешь голодным ходить…

— Какая забота! У вас тут, однако, сервис получше, чем в иных пятизвездочных отелях, — прокомментировал Ян, но взял тарелку. Из-под салфетки аппетитно пахло копченой колбасой, которой, учитывая профиль заведения, в этом санатории никак быть не могло.

— Приятного аппетита! — Маша отказывалась замечать иронию, и на миг Яна даже посетили сомнения. А что, если она действительно такая дурочка, какой хочет казаться?…

— «Офелия! О нимфа! Помяни меня в своих молитвах!» — процитировал он Шекспира и добавил от себя: — И помолись за мой хороший аппетит.

8

Кто ищет, тот найдет! ( франц.)