Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 38

Слезы потекли у нее по лицу.

— Это мы с тобой, Стефан. Это мы сами во всем виноваты.

— Но больше так не должно быть. Никогда. — Его губы снова встретились с ее. Она ощутила вкус сожаления и надежды. Она ощутила вкус нового начинания. Страх улетучился, слезы высохли. Она всегда верила в истории со счастливым концом. Они со Стефаном могли попытаться начать все сначала. Они могли сделать свой брак более зрелым. Да и как было не попытаться, когда в них жила подобная страсть!

Он расстегнул до конца ее костюм, и она вздрогнула от нетерпения. Своими умелыми пальцами Линдсей легко справилась с пуговицами на его рубашке. Она жадно гладила ладонями его грудь. Он был таким красивым, он всегда был таким красивым! Прикасаясь к нему, она испытывала одновременно соблазн и удовлетворение.

На какую-то секунду он оставил ее, чтобы раздеться. Его не было какую-то секунду, но она чувствовала себя обманутой, ущемленной. После стольких месяцев, проведенных врозь, одной секунды оказалось достаточно.

Лежа под одеялом, она исследовала губами и ладонями его тело. Она быстро вспомнила, что ему нравилось больше всего, какие поцелуи, какие прикосновения. Это произошло само собой, так, словно они никогда и не расставались. То же было и со Стефаном — он откликался на ее желания еще быстрее, чем она сама могла их осознать. Она прижалась к нему, обхватила ногами, обвила руками шею. Ей захотелось раствориться в нем без остатка.

— Я люблю тебя, Стефан, — горячо произнесла она. — Я никогда не переставала тебя любить. Никогда! Да я и не смогла бы.

Он не дал ей договорить, проглотил ее слова своими губами, сам не сказав ничего. Он повернул ее на спину и вошел в нее с такой легкостью, словно они никогда и не расставались.

Она испустила глубокий стон и ясно осознала, как одиноко, как пусто ей было без него.

Она прогнулась навстречу его движениям, стремясь вновь и вновь ощущать тепло мускулистого тела. Она впилась ногтями в его спину, противясь любому его движению прочь от нее, словно опасаясь новой разлуки. Они потеряли друг без друга целый год жизни. Теперь она не отдаст любимого никому.

Он выпрямился, и она пристально посмотрела на него, ожидая, надеясь увидеть в его лице отражение тех же чувств.

Глаза Стефана были закрыты.

Ее охватила холодная волна страха. Даже теперь она не знала, что он чувствует, даже теперь, когда они достигли высшего пика наслаждения. После всего, что было, после года боли и одиночества она все еще не знала этого. Глаза ее тоже закрылись — ей захотелось стремительно полететь через пространство.

Но в пространстве нет Стефана.

Он почти сразу отпрянул от нее и лег рядом, не касаясь ее тела. Немало времени прошло, прежде чем он произнес первые слова.

— С тобой все в порядке?

Слова сами сорвались с ее уст.

— Нет.

— Я сделал тебе больно?

— Я даже не могу передать как.

Он повернулся к ней лицом. Он был взволнован. Озабочен.

— Что у тебя болит? Где?

— Ты не сможешь увидеть это место. Может быть, даже ты вообще не веришь в его существование.

— О чем ты?

Она прикоснулась к его груди.

— О моем сердце. О моей душе.

Он потянулся к ней.

— Линдсей…

— Не надо! — Линдсей села. — Я люблю тебя, Стефан. Я сказала тебе об этом. Я попыталась выразить это всеми возможными способами. Мне показалось: вдруг что-то изменилось и ты захочешь сделать то же самое. Но ведь ничего не изменилось, правда?

— Ничему и не надо было меняться.

— Для тебя, — может, и нет.





— А чего хочется тебе?

— Мне хочется понять, что ты за человек. Мне хочется чувствовать это, когда мы занимаемся любовью. Мне хочется, чтобы ты отдавался целиком.

— Боже праведный, Линдсей! Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви? Я люблю тебя. Я никогда не любил ни одну другую женщину.

— Благодарю тебя за пламенную речь, — сказала она, свесив ноги с кровати.

— То, что ты хочешь, просто невозможно. Ты просишь меня о невозможном.

— Иногда я встречаю разные пары. Пары престарелых людей. Они неспешно прогуливаются рука об руку, кажется, что каждый из них точно знает, куда сейчас шагнет его спутник. Женщина останавливается, чтобы наклониться и сорвать цветок, а мужчина заранее замедляет шаг. Он знает, что она будет делать, еще прежде чем та успевает об этом подумать. Он столько лет провел рядом с ней. — Речь Линдсей постепенно стала переходить в плач. Она почувствовала, как он попытался ее обнять, но отстранилась. — Может быть, то, чего мне хочется, и невозможно. Может быть, я просто сумасшедшая, раз позволяю себе мечтать о подобных вещах.

— Ты болеешь. Ты просто сейчас очень чувствительна.

— А ты рационален. Разве ты этого не понимаешь? Ведь ничего не изменилось! И как мы могли допустить такое? Я не хочу этой боли. И ты тоже.

— Тогда перестань причинять себе такую боль.

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Она почувствовала, как он встал. Она не стала смотреть, как он одевается. Стараясь избегать прикосновения, она натянула комбинезон.

— Хорошо, я уйду, — сказал Стефан, — и мы снова окажемся там, где были до моего прихода.

— Мы уже там. Мы совершили ошибку. Иди.

— Я уйду. А ты подумай, насколько от этого ты станешь счастливее. Но я не ошибаюсь, думая, что мне этого совсем не хочется.

Он стоял перед ней одетый. Она больше была не в силах отводить глаза.

— Ты, наверное, единственный, кому известны твои мысли, — сказала Линдсей.

— Я хочу тебя. Я хочу спасти наш брак.

— Ты хочешь жену, которая жила бы с тобой. Ты хочешь семью, которую можно осчастливливать своими посещениями, но только тогда, когда тебе Бог на душу положит. Тебе не нужна я. Тебе нужен кто-то, кто сможет выражать чувства, которых ты не испытываешь сам. Ты хочешь, чтобы кто-то давал тебе тепло, когда ты сам на это не способен.

На сей раз глаза его были открыты. Они были полны переживаний. Но и теперь она могла прочесть их не лучше, чем прежде.

— Скажи мне, что я не права, — взмолилась она. — Дай мне хоть какой-то знак!

Лишь одну секунду ей казалось, что он вот-вот снова потянется к ней. И она, хоть это и казалось глупостью, готова была вернуться в его объятия. Но он резко развернулся и вышел из комнаты.

Ведомая чувствами, а не разумом, она подбежала к окну. Глаза ее ничего не видели за пеленой слез — она стояла и слушала, как отъезжает машина. Когда стих шум мотора, она вдруг поняла, что значит умереть заживо.

Линдсей прислонилась щекой к окну. В доме было очень тихо. Тишина казалась ей невыносимой. Она слышала, как бьется ее сердце. Кровь так прилила к голове, что, почудилось, она вот-вот лопнет.

Ей нужно было уйти куда-нибудь. Она побрела к шкафу и стала расчесывать волосы. Было только одно место, один человек, к которому она могла бы отправиться и который мог ее понять.

Там, за окном, лунный свет освещал пространство, отделяющее ее дом от дома Алдена. Вечер был теплым, но, когда легкий ветерок потрепал ей волосы, ее пробила дрожь.

Пройдя полпути, она испугалась, что не дойдет. Ноги ее налились свинцом, голова невыносимо болела. Слез уже не осталось, но сменившая их пустота была еще страшнее.

Почти дойдя до дома Алдена, она вдруг поняла, что идти дальше не может. Она уселась на придорожный валун и обхватила руками голову. Головокружение усилилось. Она с ужасом подумала, найдет ли ее на этот раз какой-нибудь случайный прохожий, как это случилось в мае. Но на сей раз в небе не мерцали разноцветные огни, не было неземной музыки и пришельцев из другой цивилизации. Было только отсутствие единения с самым любимым на свете человеком и пустота, которая пугала и разрушала ее.

Через какое-то время она поняла, что нет вообще никаких звуков в этой ночи, а может, она просто не слышала их за гулом, стоящим в ушах. Не было слышно ни сверчков, ни ночных птиц. Даже лес стоял в полном безмолвии, словно все звери, как и она, затаились в ожидании чего-то.

Она подняла голову, боясь сделать вдох, боясь прервать это мгновение.