Земля надежды

— Им ведь уже лет десять, — оправдывала расходы Эстер.

— А ведь это не так уж и много, — вскользь заметил он.

Дети приплясывали от нетерпения на садовой стене, ожидая их возвращения.

— Вы поженились? — требовательно спросила Френсис. — А где твое новое платье?

— Я просто надела это.

— А мне теперь называть тебя «мама»? — спросила Френсис.

Эстер посмотрела на Джона. Он наклонился, чтобы подхватить на руки Малыша Джона, и теперь нес его к дому. Он постарался уклониться от ответа.

— Ты зови меня как всегда, просто Эстер. Я — не твоя мама, мама сейчас в раю, но я постараюсь сделать все, чтобы любить тебя и заботиться о тебе так, как это делала бы она сама.

Френсис небрежно кивнула, словно ответ ее и вовсе не заботил, слезла со стены и направилась к дому. Эстер покачала головой. Ее вовсе не разочаровало отсутствие теплоты со стороны Френсис. Она была ребенком, от которого трудно было ожидать просьбы пожалеть и утешить. Но не было ребенка, который нуждался бы в любви больше, чем она.

Новая семья вошла в гостиную, и Эстер села в кресло у камина, напротив Джона. Малыш Джон уселся на ковре перед огнем, а Френсис замешкалась, не зная, какое место ей выбрать.

Ни на кого не глядя, она присела на колени перед теплым огнем, потом медленно откинулась назад, пока не оперлась о ручку кресла, где сидела Эстер. Эстер осторожно опустила руку на затылок своей падчерицы и почувствовала, как напряжены мышцы. Но под ее прикосновением мышцы расслабились, Френсис доверилась ласковому прикосновению мачехи, и ее голова откинулась назад.

— Мы будем счастливы, — тихонечко пообещала Эстер своей храброй маленькой падчерице. — Все будет хорошо, Френсис.

Когда пришло время отправляться спать, все домочадцы собрались на вечернюю молитву. Джон прочитал ее из нового молитвенника, наслаждаясь ритмом языка и ощущением надежности от того, что каждый вечер в одно и то же время произносились одни и те же слова. Домочадцы, которые при Джейн молились вслух и свободно высказывали все, что думали, теперь слушали, склонив головы. Когда молитва подошла к концу, все занялись обычными делами — запирали двери на ночь, тушили все огни и задували свечи.

Впервые Эстер и Джон вместе поднялись по лестнице в большую спальню. Там их ждала горничная.

— Кухарка сказала, что вам нужно помочь снять платье, мисс Эстер — госпожа Традескант, простите!

Эстер покачала головой.

— Я сама.

— А еще кухарка прислала вам поднос, — настаивала горничная.

На кухне явно были уверены, что свершившееся событие заслуживало, чтобы его отметили более пышно.

— Она сварила для вас свадебный эль, — сказала она. — А еще тут пирог и вкусный черничный пудинг.

— Спасибо, — сказала Эстер. — И поблагодари кухарку.

Джон кивнул, и горничная вышла.

Они посмотрели друг на друга, их смущение развеялось благодаря вмешательству горничной.

— Они там явно думают, что мы сейчас должны петь песни и пировать, — сказал Джон.

— Может, они думают, что это им сейчас самое время разгуляться? — проницательно заметила Эстер. — Думаю, что в этих двух кружках далеко не весь свадебный эль.

— Хочешь выпить? — спросил Джон.

— Когда буду готова лечь в постель. — Она старалась, чтобы ее речь звучала так же легко и беззаботно, как и его слова.

Эстер подошла к кровати и взобралась на нее. Она не задергивала полог, но ухитрилась снять платье в его тени и, не вызвав смущения, надеть ночную рубашку. Она появилась из-за полога все еще с причесанными волосами, чтобы положить свое парадное платье в изножье кровати.

Джон расположился в кресле перед огнем, попивая свадебный эль.

— Недурно, — похвалил он напиток. — А есть еще и пирог.

Эстер подняла свою высокую кружку и села напротив него, спрятав ноги под ночную рубашку. Она попробовала эль. Он был крепкий и вкусный. Пьянящее ощущение расслабленности сразу же растеклось по жилам.

— Эль и в самом деле хорош, — сказала она.

Джон рассмеялся.

— Думаю, он соответствует своему назначению. Я нервничал больше, чем в свой первый школьный день, а теперь чувствую себя прямо как петух в курятнике.

Эстер вспыхнула, услышав эту нечаянную непристойность.

— Ох.

Джон уткнулся в свою кружку, смущенный не меньше, чем его молодая жена.

— Ложись, — коротко сказал он. — Я сейчас приду к тебе.

Она ступила узкими белыми ступнями на пол из простых досок и пошла к кровати быстрой мальчишеской походкой. Джон не повернулся, когда она легла. Он подождал, пока она устроится в постели, потом встал и задул свечу. Он разделся в полутьме и натянул ночную рубашку.

Эстер лежала на подушке, освещенная единственной свечой и мерцающим огнем в камине. Она распустила темные и приятно пахнущие волосы, они разметались по подушке. Джона охватила внезапная боль тоски по утраченной жене Джейн и по той серьезной страсти, которую они разделяли. Он обещал себе, что не будет думать о ней, он боялся, что мысли о ней безвозвратно погубят его первую брачную ночь. Но когда он увидел Эстер в своей постели, то почувствовал себя не новобрачным, а скорее неверным мужем, вдобавок не получающим от измены никакого удовольствия.

Но речь шла о деловом соглашении, и контракт следовало выполнять. Джон мысленно представил вопиюще размалеванных, полуодетых женщин при дворе старого короля. Он видел их в Нью-Холле, когда был совсем мальчишкой, и все еще вспоминал их с эротической смесью неодобрения и желания. Он постарался задержать мысли о них и повернулся к Эстер.

К ней никогда не прикасался любящий мужчина. В этом случае она сразу же поняла бы, что Джон предлагает ей фальшивую монету своего тела, пока мысли его витают где-то далеко. Но она знала, что брачный контракт не вступает в силу до исполнения брачных отношений.

Она лежала под ним неподвижно и даже, когда он пронзил ее тело, а потом жестоко двигался в ране, старалась помогать ему. Она не жаловалась, она не просила. Она лежала молча, пока продолжалась боль. А потом, когда он вздохнул и откатился от нее, боль внезапно прекратилась.

Кусая губы от боли, Эстер поднялась и вложила между ног тряпку. Крови было совсем немного, подумала она. Похоже, что опасения превосходили действительность. Она подумала, что все прошло бы гораздо легче, если бы она была моложе, свежее, теплее. А получилось так, что его хладнокровная атака наткнулась на хладнокровный прием. Она задрожала в темноте и вернулась в постель к мужу.

Джон лег на бок, спиной к ней, как будто хотел заслониться от нее, не видеть и не думать о ней. Эстер, стиснув зубы от боли и горечи разочарования, заползла под одеяло, стараясь не дотрагиваться до него, не нарушать расстояние между ними. Она не плакала, она лежала очень тихо, с сухими глазами, и ждала утра, когда должна была начаться ее замужняя жизнь.

— На этой неделе я должен уехать в Отлендс, — на следующее утро за завтраком между делом заметил Джон.

Эстер, сидевшая рядом с Малышом Джоном, с удивлением посмотрела на него.

— На этой неделе?

Он встретил ее взгляд без малейших эмоций, с полным непониманием.

— Да.

— Так скоро?

— Почему нет?

Она могла бы привести с десяток причин, почему новоиспеченному мужу не следовало бы уезжать из дома в первую неделю семейной жизни, но попридержала их за плотно сжатыми губами. Единственное, что она сказала, — люди могут подумать, это выглядит странно.

— Пусть думают что хотят, — резко парировал Джон. — Мы поженились, теперь я могу заняться работой, что я и собираюсь сделать.

Эстер взглянула на Френсис, сидевшую слева, напротив Малыша Джона. Головка Френсис в белом чепце склонилась над миской, она не смотрела на отца, притворяясь глухой.

— Нужно закончить посадки весенних луковиц, — сказал он. — А еще заняться обрезкой и подготовкой к зиме. Я должен подготовить домик шелкопрядов, чтобы они перенесли зиму. Меня не будет где-то с месяц или около того. Если я вдруг понадоблюсь, вы всегда сможете послать за мной.