Страница 40 из 179
Но постарался сам прибегнуть к тому же способу, о котором только что сказал Бусинке. Он вытерпит. Эту минуту. И сильнее его корежило. А тут — здоровье его девочки, ее жизнь на кону.
— Слава.
Боруцкий обернулся, глянув на Соболева, который, уже куда-то отправив Никольского, ждал его в дверях.
— Мне ехать надо. Насчет самого плана — еще встретимся, согласуем. — Тихо сказал Соболев, когда он подошел впритык. — Это тебе. Думаю, хватит ума применить. — Он сунул ему в руку какую-то флэшку. — С этим тебе Шамалко ничего не сделает, даже если попробует тебя прижать в обход меня. Только по-умному действуй. — Соболь хмуро глянул на него. — За то, что здесь, — он махнул головой на флэшку, которую Боруцкий пока сунул в карман. — Мояжена слишком дорого заплатила.
Не имея понятия о том, что же там на этой флэшке, Вячеслав кивнул. Честно говоря, ему сейчас не до того было. Хотелось вернуться к Агнии, дождаться, пока Леха поставит все капельницы и даст все, что там надо. А потом — лечь рядом с ней и обнять. Чтобы ей помочь. И чтоб самому справиться.
Ночь они выдержат. Вместе. Впервой, что ли?
Соболев махнул рукой на прощание и молча вышел, а Вячеслав закрыл замок и пошел в комнату. У Федота ключ есть, сам откроет.
— Бусинка, маленькая. — Она с удивлением и недоумением смотрела на Вячеслава Генриховича, который вдруг уселся на корточки перед креслом. — Я тебя обидел вчера?
Боруцкий смотрел на нее как-то непонятно.
И выглядел так… ну…, помято, если корректно. Впрочем, неизвестно еще, как она сама выглядит после ночи, проведенной в кресле. А все равно, даже сейчас, он ей казался очень красивым. И как она только могла когда-то посчитать, что он…
О, Господи! Вячеслав Генрихович, кажется, что-то еще спросил. А она не услышала, сидит, и пялится на него, как дурочка. И внутри столько всего смешалось, что просто жуть!
Он ее поцеловал вчера.
Ох, день у нее вчера, видно, был такой. Целовальный. Вот, до этого ни одного такого дня. А тут всех так и тянуло — напиться и поцеловать Агнию. Хотя, конечно, понятно, что Вячеслав Генрихович не собирался ее целовать. Вон, и сейчас, судя по всему, вообще не помнит, что вчера было. И хорошо, наверное, потому как Агния сама не знала, что чувствует в этот момент, и хочет ли, чтобы он знал.
Она не знала, как ему в глаза посмотреть.
Ей и стыдно было отчего-то, и неловко как-то, и щекотно даже. И только от того, что она вспомнила этот поцелуй — в животе что-то сжалось, так…ох, Агния не знала как. Но аж до пальцев ног дрожь прошла, и по всему телу волоски маленькие на коже «дыбом» встали. И дыхание перехватило так, что пришлось закусить губу и отвести взгляд от Вячеслава Генриховича. Она боялась, что он поймет.
Вот, не знала Агния как, но догадается, что поцеловал ее. И что ей…
Господи! Ей это так понравилось.
Да, она растерялась сразу, да, не знала, что делать и куда руки деть. И язык еще.
Ой, странно так. Агния, вот, всегда думала, что при поцелуях надо будет с носом что-то делать. Ну, не в смысле, что он у нее там выпирает, или что-то в этом роде. Но когда два человека, с носами оба, прижимаются друг к другу губами, те, по логике, должны мешать. И чтоб этого избежать, надо же что-то делать…
А оказалось — нет. Не мешает. Или это потому, что ее Вячеслав Генрихович держал, и уж он-то знает точно, как надо поворачивать голову, чтоб не мешало там ничего.
И вот Сашка ее тоже поцеловал. И тоже, выпивший — так ей противно и гадко было. А Вячеслав Генрихович, вроде, и раз в пять больше пьяный был, а от его поцелуя — у Агнии голова закружилась. И сердце заколотилось тогда так, что казалось, из груди выпрыгнет. И, вообще…
— Бусинка. — До нее, наконец-то, дошло, что Вячеслав Генрихович так и сидит перед ней.
Еще более мрачный и серьезный, чем две минуты назад. И руки у него в кулаки сжаты. И взгляд такой… такой…
— Господи, что же я с тобой сделал, что ты и ответить боишься? — Чуть ли не просипел он.
Агния удивленно вскинула голову.
— Вы? Нет, что вы! Вы — ничего, Вячеслав Генрихович. — Она даже наклонилась, совсем не подумав об этом, и схватила его за руку своими ладошками, с трудом обхватив сжатый кулак. — Ну, то есть. Вы, конечно, покричали, это да. Ну, так я же и не спорю, что была виновата.
Агния попыталась заглянуть ему в глаза. Про поцелуй она говорить не будет. Это ее, точно, не обидело. А Боруцкий забыл и хорошо. Потому что ей бы тогда сил на него смотреть от смущения не хватило бы. Да и ясно, что в трезвом состоянии он и не глянул бы на нее с такими мыслями. И не подумал бы целовать. Наверное, не узнал, перепутал с кем-то.
Он как-то странно глянул на свою руку и ее ладони, которые эту руку держали. Так… ну, будто «завис». Вот какой-то у него отрешенный взгляд стал, словно Вячеслав Генрихович о чем-то подумал и вообще забыл о том, где он сейчас и с кем. Хотя, ей откуда знать, может так всегда на следующее утро у людей, которые много выпили накануне?
— Ничего? — медленно переспросил он, подняв глаза. Внимательно посмотрел на Агнию. Даже прищурился.
И, кажется, его глаза остановились на ее губах.
У Агнии пересохло во рту. Нет, вряд ли. Показалось. Это она просто все время только о поцелуе и думает.
— Ничего, — судорожно дернула она головой, стремясь то ли успокоить его, то ли отвлечь внимание от своего рта. И только тут поняла, что так и держит его за руку.
Агния смутилась еще больше и как-то неловко отдернула руки.
— Извините, — смущенно пробормотала она.
Боруцкий ничего не ответил, продолжая изучать ее лицо. Поднял руку, которую она до этого держала, и прижал кулак к стиснутым губам.
— Я тебя бил? — Вдруг огорошил он ее неожиданным вопросом.
Агния пораженно уставилась на него, совсем забыв о вежливости. И о смущении. Даже не моргала, наверное.
— Вы что? Вячеслав Генрихович? Нет, конечно! — Испытывая почти возмущение, что он такое себе навоображал, она передернула плечами. — Вы, конечно, громко кричали, я этого не отрицаю, ну так и я кричала. — Тут она смутилась и вперила глаза в пол, ухватилась пальцами за край своей кофты. — Извините меня, кстати. Я не хотела на вас кричать. Знаю, что это очень невежливо. Мне просто очень надо было вам объяснить, а вы не слушали. — Она робко глянула на него из-под волос.
Вроде бы, он не стал сердиться после ее признания. Наоборот, ей показалось отчего-то, что Боруцкий пытается теперь скрыть за своим кулаком улыбку.
— Будем считать, что мы квиты, — тихо заметил Вячеслав Генрихович все еще хриплым голосом. А увидев, что она смотрит на него, Боруцкий усмехнулся открыто. — Ты мне, Бусинка, вот что объясни, — он уперся коленями в пол, совсем впритык встав у ее кресла и, протянув руку, провел пальцами по ее щеке, — если это не я тебя обидел, то откуда у тебя такой фингал на щеке?
— Что? — Она так удивилась, что даже сама щупать щеку стала, словно могла так что-то понять. — У меня здесь синяк?
Боруцкий кивнул, сквозь чуть прищуренные глаза, наблюдая за ее действиями. Оглянулся, взял со стола пачку с сигаретами и вытащил одну. Сжал зубами, но не прикурил. И Агния оглянулась, только в поисках зеркал. А тех, как выяснилось, в кабинете у Вячеслава Генриховича не было.
— Я не знаю, — растеряно заметила Агния, потирая щеку, которая действительно болела, когда она касалась. — Ой. Я не помню, чтоб ударялась.
Боруцкий, так и продолжая держать незажжённую сигарету, все это время смотрел на нее. И улыбаться перестал. Наоборот даже, его лицо вдруг показалось ей мрачным.
— А чтоб тебя били, помнишь? — Кажется, он ей не поверил.
Агния даже губы закусила, пытаясь вспомнить.
Только вот, на него глянула и все. И теперь она «зависла». Смотрела на Вячеслава Генриховича, и снова отвернуться не могла. Ей вдруг захотелось сделать то, на что смелости хватило только вчера, когда он спал, да и то, Агния сама толком не поняла, что дернуло ее, что заставило гладить его волосы. Провести рукой по напряженному затылку, коснуться плеч. Он казался таким напряженным, словно даже подрагивал весь. Не по настоящему, а как ощущаешь гудение у огромного высоковольтного столба. Когда видишь — металл неподвижен, а воздух вокруг практически видимо дрожит. Вот и вокруг Боруцкого вчера, казалось, воздух дрожал от напряжения.