Пылающий лед

Виктор Точинов

Пылающий лед

Пролог

Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, разведчик и охотник народа альмеутов, вышел из ледяного храма. Сегодня шаманы не особо усердствовали, и молебен закончился раньше обычного.

До Дня Всплытия оставался еще почти месяц, а Хранилище заполнено уже более чем наполовину. Когда явятся сборщики «чернухи», они останутся довольны. И селение получит новые дотации… Слово «дотация» Талькуэ не знал, он подумал проще: у них появятся патроны, новые рыболовные сети взамен изодранных, спирт… А все остальное настоящий альмеут всегда добудет сам.

Осторожно ступая по снегу, Талькуэ подошел к краю высокого, в два человеческих роста, тороса и застыл, глядя на бескрайние белые просторы. Потом осторожно провел рукой по ледяному сколу и тяжело вздохнул. Льды… Всюду Льды. Ничего больше не осталось в мире…

В языке альмеутов не было слова в единственном числе, обозначающего лед. Льдов много, и все они разные, очень разные. Разве можно, например, назвать одним словом только что народившийся тонкий осенний лед, носящийся по воде, – и громадную льдину, оторвавшуюся от ледника и начавшую свой путь по океану? Нельзя… Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, знал это как никто другой и легко дал бы фору профессорам или академикам, много лет изучавшим особенности разных агрегатных состояний воды. Они, профессора с академиками, знали неизмеримо больше умных слов, чем Талькуэ, и, непринужденно вплетая в речь научные термины, легко бы объяснили неграмотному альмеуту различия в химическом составе и физических свойствах льда древнего, пакового, год за годом, десятилетие за десятилетием кристаллизующегося из выпадающего над Арктикой снега, – и льда молодого, припайного, образованного недавно замерзшей морской водой.

И «мертвый лед», на который старался не выходить Талькуэ, не поставил бы в тупик корифеев льдоведческих наук: обильно загрязнен, дескать, радионуклидами, печальное наследство канувшей ядерной энергетики, десятков взорвавшихся в проклятом августе реакторов и сотен поврежденных, давших течь.

Происхождение вожделенного «черного льда», служившего целью одиноких многодневных походов Талькуэ, корифеи растолковали бы легко и просто: выбросы нефти из поврежденных катаклизмом арктических скважин и проложенных по дну трубопроводов скапливаются в определенных местах, определяемых океанскими течениями, – скапливаются у нижней поверхности льда и изолируют его от морской воды, не позволяют льду утолщаться, намерзать снизу, а по сторонам от «нефтяного кармана» процесс замерзания продолжается, и со временем в нижней плоскости ледяного поля получается обширная выемка, нечто вроде громадного перевернутого блюдца, заполненного нефтью…

Ученые мужи могли объяснить все. Но в настоящих Льдах они были бы беспомощнее новорожденного тюлененка – тот без всяких приборов чувствует, с какой стороны находится полынья…

Талькуэ не доводилось жить в городах и водить знакомство с деятелями науки. Родившийся в крохотном поселке на берегу студеного океана, он побывал в настоящем городе один-единственный раз, не так давно.

Если двигаться на закат много дней, не жалея ни себя, ни собак, можно дойти до развалин Проклятого города. Талькуэ доходил и видел мертвый город, почти погребенный Льдами, наползающим с гор ледником. Наверное, в уцелевших домах можно было найти много интересных и полезных вещей, но Талькуэ не стал искать. Ни к чему повторять ошибки братьев, уступивших искушениям Демона.

Когда-то, до возвращения Древних богов, такие города были повсюду, и хойто жили в них. Все они были на одно лицо, жили одинаково – одинаково уныло, и не знали ничего, кроме служения Стальному Демону, пожиравшему умы своих слуг. Даже их название было безликим – оно означало просто «не-животные». Демон дарил многие соблазны и – что уж скрывать – соблазнил многих альмеутов, переставших быть людьми и ставших «не-животными».

Не так давно все изменилось. Мир Демона рухнул. Вернулись Древние боги – Отец-Морж и Мать-Рыба, и альмеуты познали прикосновение истины. Истина проста и в то же время всеобъемлюща, у нее сто обличий и одно имя: Льды.

Льды… Льды – это вечное. Льды – это навсегда. Люди рождаются и умирают, города строятся и превращаются в прах, даже земля, кажущаяся незыблемой, уходит порой под воду, в чем пришлось убедиться совсем недавно…

А Льды были, Льды есть и Льды всегда будут.

– Капитан Дашкевич Руслан Викторович! – объявил генерал-лейтенант Тимманен.

Я поднялся по невысокой, на пять ступенек, лесенке, прошагал по сцене строевым шагом. Момент исторический, жаль, что операторы не запечатлеют его для хроники. Что я буду показывать внукам (если у меня когда-нибудь будут внуки), иллюстрируя свою старческую болтовню о давних героических делах? Любительскую запись из чьей-то «балалайки»?

Вообще-то правительственные награды вручают в другой, более торжественной обстановке. И событие фиксируется, как положено: для истории, для внуков и для выпусков стереоновостей. У каждого награжденного есть возможность поручкаться с главой государства и услышать от него несколько теплых слов, заранее сочиненных спичрайтерами.

Но сегодняшнее награждение – особое. О некоторых подвигах бойцов спецподразделений ОКР вещать в широком эфире не рекомендуется, и даже их лица демонстрировать потенциальным врагам ни к чему. Как бы, например, я ручкался с Президентом, натянув наномаску или глухой капюшон с прорезями?

Вот и приходится раздавать награды в узком кругу… Междусобойчик для головорезов.

Как бы то ни было, небольшая медаль перекочевала из красной сафьяновой коробочки в руки Тимманена, а оттуда – на мою грудь. Со сцены я спустился под аплодисменты.

– Мангуст, а ведь ты теперь дважды Герой, – негромко сказал Сулейман, когда я вернулся на свое место в зале. – Вроде бы бронзовый бюст полагается…

Его грудь тоже украсила сегодня медаль Героя России, но выглядевшая несколько иначе: ленточка та же, но под ней вместо креста, напоминавшего Георгиевский, – композиция из искривленного меча и полумесяца. Герои, исповедующие иудаизм, соответственно получали наградной знак со звездой Давида. А буддисты… героических буддистов мне встречать не доводилось, ни единого.

– Бюст – штука полезная, – согласился я так же негромко. – Поставлю в прихожей, чтоб все сразу видели, к кому в гости явились.

– Так он же посмертно полагается, над могилкой… – огорчил Сулейман.

– Не дождетесь!

Зал взорвался очередными аплодисментами, прервав нашу дискуссию. Захлопали и мы с Сулейманом.

Он умирал и хорошо знал, что умирает. Даже примерно представлял отпущенный срок… Надежды на излечение не было, и все рекомендации электронного диагноста Отто Вирхов пропускал мимо ушей. Кибердоктор не лгал – ОЛБ-3, острую лучевую болезнь третьей степени, лечат… Даже когда она протекает в костномозговой и кишечной форме одновременно.

Лечат, но не вылечивают…

Болезненные (и весьма дорогостоящие) процедуры могли помочь выиграть дополнительные недели, может быть, месяцы, – но спасти не могли. Отто прекрасно понимал это – и не обращал внимания на все, что предлагал виртуальный эскулап, скрытый в компьютере медицинского отсека. Нет, он бы согласился и на резекцию желудка, и на пересадку костного мозга… И за все бы исправно заплатил, благо денег осталось с большим избытком. Несколько лишних месяцев жизни никому не помешают… Но что толку мечтать о несбыточном. Функционирующих госпиталей в ближайших окрестностях не осталось, и не осталось людей, которые могли бы доставить туда умирающего… Сигнал на единой аварийной частоте звучал гласом вопиющего в пустыне. Эфир сейчас ломился от таких сигналов… И ни один из них не получал ответа.

Оставалось одно – использовать с максимальной пользой то, что медики называют «периодом мнимого благополучия». Никакого благополучия, конечно же, нет и в помине – но разрушительные изменения в организме несколько дней происходят почти без внешних симптомов… Он нуждался в этих днях. Он хотел закончить начатое.