Страница 63 из 76
— Пронеслись мимо него впритык, — хихикнула Гвин, и мы снова будто вернулись на дорогу.
Прошло немало времени, прежде чем мы затихли, главным образом благодаря Марисе, которая подкладывала на тарелку печенье и подливала в стаканы молоко.
— Чего хочет Митци, кроме того, чтобы пригласить тебя на самую шумную тусовку этой недели? — Мне удалось произнести эти слова как бы между прочим.
— Ой, да фигня все это! Понимаешь, она не может существовать без восхищения окружающих. Извращение какое-то! Стоять кучкой и превозносить друг друга.
Ну да.
— А тебе действительно хочется пойти на это сборище? — Я имела в виду — вместе со мной.
Гвин искоса посмотрела на меня долгим, лучистым взглядом. Она выглядела такой жизнерадостной, и на ее щеках словно расцвели две розы. Я вытащила все шпильки из своих волос и почувствовала себя какой-то засаленной. Школьная форма не спасала.
— Если хочешь, одолжу тебе свою черную шелковую блузку.
Не могу сказать, чтобы она обхаживала меня. Но шелковая блузка была ее любимой обновкой. Возможно, она ее еще ни разу не надевала.
— Ха! Ты можешь просто забросить меня домой. Я не хочу идти туда.
— Ты опять хочешь пойти в старое скучное «Блю».
Ведь именно туда и ты хотела пойти, за пять минут до того, как Митци снизошла со своих высот и пригласила тебя!
— Нет, мне нужно делать домашние задания.
— Ну пожалуйста. Ведь ты сделаешь эти свои задания буквально за пять минут. Я сяду за руль, и ты поедешь со мной. Ты должна! Я не смогу одна сладить с оравой вопящих идиоток.
Тогда зачем туда идти? Но я сдалась. Какое-то время делала вид, что идти туда не собираюсь, но лишь до тех пор, пока Гвин не возмутилась и не запустила в меня печеньем. Мариса вздохнула и убрала со столика тарелку. Я допила молоко и подобрала упавшее печенье. Правда, есть его не стала — какая-никакая гордость у меня имеется!
— Хорошо. Пойду. Боже мой! — сказала я наконец.
Гвин снова засияла. Она всегда светится, если добивается своего.
Дом какого-то парня наверху, на Холмах. Там было много пива, громыхала музыка и то и дело раздавались оживленные крики. Чьи-то родители уехали, — думаю, вон тот парень с крысиной физиономией, стоящий в углу среди группы прыщеватых подростков и щелкающий фотокамерой, был хозяином сегодняшней вечеринки. Так ли это на самом деле, узнать не пришлось. Вечер выдался теплый, ветер едва ощущался. Полная луна, как огромный диск вареного сыра, вставала над берегом, над изломанными складками Холмов. Этот прекрасный вид открывался через стеклянные стены дома.
Как только мы пришли, Гвин отправилась за пивом. Я, оставшись в одиночестве около входных дверей, рассматривала незнакомых парней и девчат. В углу я увидела Митци, которая, заметив меня, вся как-то напряглась. Когда я говорю «напряглась», то имею в виду, что она напыжилась, словно лягушка, готовая плюнуть ядом. Это зрелище испортило мне настроение.
Плохое настроение не проходило. Гвин я обнаружила на кухне, по блеску ее золотистых волос; рядом стояла Триша Брент. Они над чем-то хихикали, и моя голова начала слегка кружиться. Всего здесь находилось, должно быть, не менее сотни человек. Проходя мимо широко распахнутых стеклянных дверей, ведущих во внутренний двор, я заметила, что какой-то пацан начал блевать прямо в бассейн. Я выглянула наружу: земляничные деревья, растущие на склонах холмов, плавно раскачивались под ветром, пролетавшим мимо. Здорово. Мне захотелось выйти во двор, но вид рыгающего паренька несколько подпортил впечатление. Так я стояла, прислонившись к створке открытых дверей, когда почувствовала чье-то приближение.
Оглянувшись, я увидела Скотта Холдера.
Половина девчонок Сент-Криспина была влюблена в этого парня. Голубые глаза. Свободно ниспадающие белокурые волосы. Приверженец эмо [41]. Играет в футбол и учится в Академии Святого Игнатия, которая близка нашей школе. Танцевальные вечера, посвященные окончанию учебного года, объединяют игнатианцев и криспинианок, за которыми на этих вечерах зорко, словно ястребы за добычей, следит персонал обоих учебных заведений. Думаю, они заботятся о соблюдении заповедей католицизма.
Он что-то говорил, и его точеные губы двигались. Я уставилась на него. Он все еще был одет в форму, которую в Игнатии, согласно правилам, носили учащиеся подготовительного класса, хотя уже где-то бросил свою куртку и расстегнул рубашку. Его кулон — перехваченный в верхней части золотой проволочкой собачий зуб, висящий на пеньковом шнурке, — правилами явно не предусматривался. Он улыбался мне, демонстрируя свои ослепительно-белые зубы.
— Что? — почти выкрикнула я на фоне громыхающей музыки.
Он произнес мое имя:
— Правильно? Ты ходишь в Криспи?
Я кивнула:
— А какого черта тебе надо?
— Хочешь, давай уйдем отсюда.
Он был слишком загорелым и совершенным, чтобы воспринимать его как реальность. На какое-то мгновение я подумала, что он и вправду хочет, чтобы я ушла отсюда вместе с ним, и в голове вдруг возникла причудливая «парная» греза: Скотт Холдер забирает меня из Сент-Криспина на своем темно-красном «вольво» — меня, бросающую свою школьную сумку на заднее сиденье и садящуюся на переднее, а Митци и ее компания стоят сбоку и с завистью наблюдают за происходящим.
В следующий момент я очнулась и вернулась к реальности.
Глянув поверх его плеча, я увидела Митци и Гвин, стоявших рядом. Своим видом Митци напоминала кошку, проглотившую канарейку, а рот Гвин принял форму буквы «О». Они обе уставились прямо на меня, и я поняла, что означает выражение лица моей единственной подруги.
Точно такое же выражение на ее лице было в апреле, в День дурака. Нельзя сказать, чтобы Гвин страдала избытком утонченности. Митци что-то шептала ей на ухо, приложив к нему руку и выкатив свои хорошенькие, алчные, голубенькие, как шарики жевательной резинки, глазки. А улыбка Скотта становилась похожей на перевернутую букву «V», поскольку его брови поползли кверху.
Видимо, он был уверен, что я следом за ним выйду через двери во внутренний двор, где пацан уже перестал блевать и прополаскивал горло. Вокруг него то и дело раздавался громкий смех.
В голове у меня все встало на свои места. Такого рода вещи каждый день происходят в школах по всей Америке. Некто делает свой выбор и тусуется с кем-то другим, чтобы протрезветь.
Я рванулась назад мимо Скотта, сильно толкнув его плечом. Он отшатнулся. Протискиваясь сквозь толпу, я почувствовала, что в животе начинает крутить. По-моему, я услышала, как Гвинет пару раз окликнула меня, но никак не отреагировала на зов. В гостиной было полно ребят, все скакали вокруг под какой-то хип-хо-повый хит. Пока я пробиралась в вестибюль, меня то и дело тыкали потными локтями и пинали ногами. В воздухе плавал дымок от марихуаны.
В нормальной обстановке мы с Гвин отыскали бы местечко, где можно сесть и наблюдать за происходящим, прихлебывая пиво или попыхивая сигареткой с марихуаной, отпуская язвительные замечания в адрес каждого из гостей. Однако на этот раз я потихоньку выбралась из дома через входные двери и пошла по роскошным ступенькам, ведущим вниз.
Порывы ветра усиливались. Они несли запах сухости и чего-то горящего, обжигающего, но не настолько, как заполнившие мои глаза слезы. Они капали на черный шелк, и мне чертовски захотелось не возвращать Гвен дурацкую блузку.
Участники вечеринки гурьбой высыпали из входных дверей наружу. Разделившись на группы, они стояли вокруг, болтали и смеялись. Шеренга блестящих новеньких автомобилей вытянулась вдоль подъездной аллеи, спускавшейся по склону холма. Я продолжала идти, мои «Мэри Джейнс» громко топали по вымощенной плитами дороге. Она была извилистой и огороженной по обеим сторонам поребриками, за которыми находились кюветы; далее покачивались на ветру и шелестели ветвями земляничные деревья. Выше и ниже по склону холма виднелись огоньки в окнах домов, стоявших достаточно далеко друг от друга, чтобы не стеснять соседей.
41
Эмо— эмо-кор, эмоциональный хард-кор (разновидность панк-музыки).