Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 2



Александр Золотько

Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния

Когда-то очень давно перевозчики живой рыбы столкнулись спроблемой. В дороге рыба, не имевшая возможности и стимуладвигаться, становилась сонной, теряла и вес, и товарный вид. Кто-топредложил сложную систему освежения воды, обогащения ее кислородом,подогрева и подкормки. И это был хороший, эффективный, но дорогойвыход.

Девушка раздевалась медленно, томно прикрыв глаза и всем своимвидом демонстрируя, что прекрасно сознает свою красоту и понимает,что мужчины, собравшиеся у бассейна, внимательно следят за каждымее движением. Толстяк, минуту назад надувавший пластиковый матрац,замер, забыв обо всем на свете, и воздух вырывался наружу изматраца, теребя реденький чубчик толстяка.

Со свистом.

Наверняка со свистом, но камера в бассейне микрофономоборудована не была, и Максим, естественно, слышать ничего немог.

Только видеть.

Посмотреть, правда, было на что.

– Нет, ну ты глянь, какая фемина, – простонал Максим,не отрывая взгляда от монитора. – Я бы ей отдался…

– Угу, – кивнул Капустин, тоже с интересом глядевшийна процесс раздевания. – Мы сколько в рейсе уже?

– Триста десять дней, пятнадцать часов и… – Максимскосил глаза на таймер. – Десять секунд. А что?

– Ничего. Боюсь, что сейчас ты отдался бы любой даме,появись хоть малейшая возможность, – меланхолично заметилКапустин.

– Не без того, – согласился Максим. – Не безтого. Но. Согласись, что но.

– Но, – кивнул Капустин. – Объект привлек бывнимание и не такого истосковавшегося по женскому полу экземпляра,как ты. Перед рейсом я отдыхал на Кайманах. Но даже там она имелабы успех.

Покончив с блузкой, девушка перешла к тесным шортам. Толстяквыронил матрац и открыл рот.

– И ведь день за днем – одно и то же. Ничего нового. Даже яперестал ждать чего-то особенного, типа случайного стриптиза. Нокаждый раз что-то поднимается в душе… – Максим коснулсясенсора, увеличивая картинку. – Может, вот сейчас? Возьмет иоткажет какая-нибудь бретелька.

Пышная грудь заполнила весь экран.

– Ну, давай, милая, давай… – простонал Максим.

– Макс, руки на пульт! – приказал Капустин.

– Да вот они, ручки, Капустин, вот они, – Макспокрутил руками в воздухе. – Ты точно уверен, что нет лазаотсюда в «Ковчег»?

– Нет, – сказал Капустин. – Не предусмотрен.

– Ты жестокий, – Макс заложил руки за голову иоткинулся на спинку кресла. – Она сейчас будет натиратьсякремом от загара…

– Выключи, – посоветовал жестокий Капустин.

– На самом интересном месте?

– Вот сейчас придет кто-то из команды очкариков или дажесам Стоян… Это будет даже смешнее. Вот Стоян тебе и объяснит, чтобывает с членами экипажа, подключающими камеры обзора на мониторы врубке…

– Они сами здесь смотрят…

– На пульте управления? – осведомился Капустин идемонстративно посмотрел на часы. – До появления очкарикаосталось десять… девять… восемь…

Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.

– Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно,кто-нибудь когда-нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что-то… нет, неинтересное, просто хоть что-нибудь.

– Не знаю, – Капустин развернул свое кресло кинженерному пульту. – Может, кто и видел. Только рассказать несмог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…

Макс достал из-под пульта деревянный брусок, демонстративнопостучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молчапокрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты неприветствовали. На Земле еще кое-как, а в Тоннелях…

– Дурак ты, Капуста.

– Дурак, – не стал спорить Капустин. – Но ты мне,как вахтенный пилот, скажи – если заметишь что-то по курсу вТоннеле, что делать будешь?

– Согласно инструкции, – угрюмо ответил Макс.

– Ага, значит, нажмешь кнопку оповещения, вызовешь всехнаверх. Потом?



– Буду принимать меры.

– Во как? – обрадовался Капустин и повернул креслообратно, чтобы видеть собеседника. – И сколько же у насвремени займет выход из Тоннеля? От начала торможения довозможности маневрирования в обычном пространстве?

Макс задумчиво посмотрел на пульт, наклонился и протер рукавоммонитор.

– Молчишь, пилот? Правильно молчишь. Сто с лишним часов.Так что сиди и наслаждайся пустотой. – Капустин сноваотвернулся.

Макс понимал, что инженер прав, но нельзя же было, в самом деле,оставить за ним последнее слово.

– А сколько тебе понадобится на восстановление генератораполя, если он выйдет из строя? – вкрадчивым голосомпоинтересовался Макс. – Со времени аварийного отключения довозвращения его в режим?

Удар был ниже пояса. Это было и так понятно, что генератор,вышедший из строя в Тоннеле, ремонтировать никто не будет. Некомубудет ремонтировать. И нечего. Что именно происходит с кораблем безполя в Тоннеле, понимали лишь несколько теоретиков. Для остальныхбыло достаточно того, что корабля не станет.

– И я о том же, – сказал Капустин. – Мы здесьпассажиры. Я хоть могу контакты зачищать и освещение ремонтировать,а пилоты могут только таращиться в мониторы.

– Пассажиры… – Макс глянул на монитор. – Ипассажиры, между прочим, третьего класса. Первый класс – вон там.Девочка та в первом классе, толстяк тот придурошный и сексуальноозабоченный. Десять тысяч пассажиров первого класса, и семь штук –третьего.

– Плюс четыре наблюдателя, – напомнил Капустин.

– Это проблемы наблюдателей, – поднял палецМакс. – Они могли бы лететь с колонистами, получать всеудовольствия и не занимать нашу кают-компанию под своеоборудование. И, кстати, о наблюдателях… Я мог бы еще любоватьсяфеминой, если бы ты меня не торопил.

– Мог, – кивнул Капустин. – Но зачем? Полчаса назагар, потом она нырнет в бассейн, проплывет от стенки до стенкитри раза, выберется на берег, вытрется-оденется и уйдет получатьдополнительное образование. Что там она постигает? Медицину?

– Медицину.

– А в жилых отсеках камер наблюдения нет.

– Но целых полчаса… – Макс вздохнул, помолчал инеожиданно даже для себя сказал: – Я их ненавижу.

– Камеры наблюдения?

– Нет. Наших пассажиров первого класса.

– Честно?

– Честно.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил Капустин синтонациями Марка Флейшмана. – Расслабься, успокойся и дайсебе возможность выговориться…

– И нечего тут выговариваться, – голос Стояна от входапрозвучал резко, инженер и пилот вздрогнули и оглянулись навход.

Руководитель группы наблюдения стоял на пороге и с добройулыбкой рассматривал Макса и Капустина. Как подопытных мышекрассматривает добросовестный экспериментатор.

– Доброе утро, – сказал Макс.

– Доброе утро. – Стоян подошел к свободному креслувторого пилота и сел. – Значит, вы их тоже ненавидите.

– Что значит – тоже? Я их просто ненавижу.

– Даже ту самую фемину? – приподнял бровь Стоян.

– А подслушивать – нехорошо.

– А подглядывать?

– Вас я тоже ненавижу. Но поскольку вы вечно крутитесьрядом, то я могу однажды и не выдержать, – буркнулМакс. – Вам оно нужно?

– Почему нет? Вы броситесь на меня в драку, я вам надаю вответ. Вы ведь пренебрегаете тренажерами, господин первый пилот. Ая – нет. Это не считая того, что я с десяти лет занимаюсьбоксом…

– А кто сказал про драку? – вмешался Капустин. –В таких тесных и теплых компаниях, как наша, лучше поддерживатьхотя бы видимость хороших отношений. Один мой знакомый рассказывал,что три месяца полета с удовольствием плевал в тарелкунапарника.

– И тот не заметил? – спросил Стоян.

– Но ты же не заметил! – Макс довольно засмеялся,Капустин подхватил.

Они даже хлопнули друг друга по рукам – все-таки стоило стольковремени удерживать в себе старый розыгрыш, чтобы вполне удачно егоприменить. Жаль, что без зрителей, но тут лучше было не перегибать– прилюдного унижения Стоян мог и не простить. Были прецеденты.