Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 70

— Господи, — пробормотала Влада, глядя как полуживой вампир жадно глотает бордово-красную влагу. В толпе магов ветерком пролетел облегченный вздох.

— Он вылечился?

Диана встала с колен, потянулась. Авенир неслышно переместился ей за спину, обнял за талию, властно прижимая к себе.

— Нет, до этого еще далеко. Мы едва смогли привести его в сознание, а вампирская кровь ускорит регенерацию. Но насчет душевного здоровья, теперь все зависит от него. Мы очень старались поддержать его магическими вливаниями.

— Маги так любят вампиров?

— Просто Дэмиен единственный кто сдерживает своих подданных от массовых нападений, — усмехнулся Авенир, обнимая бледную льярку. — Поэтому его гибель нежелательна.

— А кто еще был с Лиссандрой? — вспомнил Влад. — Ты сказал "они".

— Ах, это, — поморщился чародей. — Она подняла своего помощника. Странную тварь, которую на Варии прозвали Кукольником.

Красное небо мира Шааба окрашивало природу в горячечный бред больного. Словно окровавленный, виднелся город и его, теперь уже счастливые, жители. Семь лет мира после многотысячелетнего террора. Семь лет, когда мостовые краснеют от закатных лучей, а не от свежей крови.

В багряных плитах тронного зала отражались начищенные светильники. Солнце только начинало появляться из-за горизонта, забрасывая красные лучи сквозь узкие окна зала. Селар застыл возле одного, бездумно глядя на дворцовую площадь, украшенную клумбами и статуями. Сколько раз он вот так стоял и смотрел, сначала в роли советника, потом как полновластный правитель всего мира.

Руки в традиционных алых перчатках сжались в кулаки. До скрипа суставов, до боли. Перевертыш не смог уснуть в эту ночь. Сначала он попытался войти к Кире в комнату, но наткнулся на тоскливо-ненавидящий взгляд подруги. Девушка сидела на кровати, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Окно она скрыла за плотными бордовыми шторами, до еды, оставленной на низком столике, так и не дотронулась. Спорить, угрожать, упрашивать — все оказалось бесполезным. Селара просто игнорировали.

Перевертыш прикусил губу, чувствуя, как на подбородок брызнула струйка крови. Диана тоже не любила его мир, льярке трудно было находиться здесь, ощущая его боль, накопленную веками.

Кира тоже не может находиться в этом мире. Он будет последним идиотом, если будет думать по- другому. Нужен выход.

Селар с грохотом ударил по стене рядом с окном, чувствуя, как кулак почти разбивает камень. Да, это он умеет: разрушать, разбивать, портить.

Но ведь учиться и созидать! Шааб тому яркий пример.

— Чувствуешь этот мир? — шепот пролетел по залу, отразился от стен. Селар не обернулся: призрак появлялся всегда внезапно.

— Все не можешь успокоиться?

— Я не устаю наблюдать за переменами, — высокая фигура, закутанная в темный плащ, подплыла ближе. Из-под низко надвинутого капюшона выбивались пепельные пряди волос.

— А откуда такой ехидный тон? — Селар искоса взглянул на собеседника. Призрак бывшего правителя колыхался рядом и смотрел в окно. Рассветные лучи свободно пронзали его насквозь.

— Тебя восхваляют, — прошептал Дар Квелл. — Эти мелкие людишки и прочие создания не устают благодарить тебя за то, что Шааб избавился от такой твари как я.

— Заткнись, — голос прозвучал устало. — Тебе самому не надоело?

— Парадокс, однако, — хихикнул призрак. — Тварь спасла мир от другой твари. И ведь сейчас никто не вспоминает, кто по большей части проливал кровь. Как тебе алые перчатки, Селар? Не находишь их несколько символичными? Хотя, в твоем случае, их надо делать на всю длину рук.

— Какая разница? — процедил Селар. — Неважно кто занимает трон. Если мир принял правителя, то так тому и быть. Я верну Шаабу прежнее могущество, пусть на это придется потратить сотни лет.

— Но он навсегда останется погруженным в цвет крови, — прошелестел призрак. Перевертыш готов был поклясться, что он довольно ухмыляется.





— Ты не хуже меня знаешь, что так оно и будет. Шааб стал кровавым кошмаром со времен моего правительства. Но небо не заголубеет, а листва не станет вновь изумрудно-зеленой пока на троне сидит тот, кто пролил крови больше всех. Мир принял тебя, Селар, признал своим правителем. Но ты покрыт кровью жертв, и Шааб чувствует это, впитывает их боль и крики. Помнишь, когда ты принял свой настоящий облик? Сколько тогда пролилось драгоценной алой влаги?

Селар не собирался показывать какому-то призраку свое смятение. А память услужливо подсунуло тот момент. Один из самых ярких в его обширной памяти. Черт, иногда мужчина страстно желал, чтобы амнезия осталась с ним навсегда.

Дар Квелл рассмеялся тихим морозным смехом.

— О, вижу, что помнишь! Да, много мятежников тогда погибло от твоих рук. А еще больше сошли с ума при виде истинного облика моего великолепного советника. Я удаляюсь, новый наивный правитель. Ты прожил три тысячи лет и не понял самого главного, — призрак вдруг подплыл совсем близко и шепнул. — Не мы правим Шаабом, он подчиняет нас!

Селар с бешенством ткнул призрак рукой, но тот уже растворился, не переставая хихикать.

— Дрянь бесплотная, — выругался мужчина, отворачиваясь от окна. Этот идиотский разговор растравил то, что уже считалось забытым. Увы, бывший правитель прав. Абсолютно и беспощадно. Шааб в каком-то роде живое существо. Заключая с уставшим больным миром договор, перевертыш сомневался получится ли. Но, кажется, сработало.

В хрустальной прозрачности окна правитель видел свое отражение. То, которое было привычным для всех…и которое почти стало настоящим для него. Белые пряди окрашивались закатом, в зеленых прищуренных глазах отражалось вечернее солнце, отбрасывая красную дымку на слишком красивые черты лица.

Ох, Кира, Кира, лучше тебе не знать с какой тварью ты проводила ночи и от кого понесла.

Мрачные мысли прервал легкий скрип дверей. В тронный зал почти вбежала темноволосая молодая женщина, одетая просто, в брюки и свободную рубашку, перехваченную широким ремнем.

— Ди? — Селар мигом оказался возле льярки. Та со смехом обняла его, крепко прижимаясь.

— Чем обязан визиту? — блондин чуть откинулся назад, вглядываясь в смуглое лицо подруги. Объятия он расцеплять не спешил, да и Диана не испытывала дискомфорта.

— У меня к тебе несколько странный вопрос. Ты, пожалуйста, не удивляйся.

— Я весь в ожидании.

— В общем, я знаю как победить льярку. Все компоненты, кроме одного, уже у меня. Поэтмоу я и пришла сюда.

— Кровь, ногу, руку? — Селар старался говорить в шутливом тоне. — Все, что угодно, милая.

— Отлично. Скажи, у тебя есть дети?

— Не понял, — перевертыш даже не пытался скрыть изумление. — Какие еще дети?

— Дело в том, что, — тут Диана осеклась и как-то странно посмотрела в сторону входа. Селар стоял к нему спиной. Обернувшись, он успел заметить полный боли взгляд темных глаз. Потом Кира, замершая в дверях, усмехнулась, развернулась и не спеша ушла.

— Стой, — льярка придержала за рукав дернувшегося друга. — Она поймет, она просто ревнует. Сейчас важно другое, Селар. Ты же хочешь, чтобы она тобой гордилась?

"Дура, дура, трижды дура. Ведь знала, что нельзя такому верить, и все равно попыталась", — Кира захлопнула дверь, вернувшись в комнату. Перед глазами все еще стояла обнимающаяся парочка. Девушка опустилась на край широкой постели, уже аккуратно заправленной кем-то из прислуги. Было очень больно и обидно. Так больно, что слезы сами собой подкатывали к глазам.

"Кира, держись. Не хватало еще из-за очередного дебилоида реветь. В конце концов, а что, собственно говоря, произошло? Ты же знала, что он неровно дышит к этой Диане, так чему удивляться?"

Логика логикой, но гормоны и обида свое дело сделали. А тут еще взгляд упал на рубашку, оставленную Селаром поздно вечером. Наглый перевертыш зашел в ее спальню, как к себе домой. То есть, он то, конечно, был у себя дома. Но Кира так посмотрела на него, то мужчина споткнулся на ровном месте и вышел. Позже он совершил еще одну попытку проникновения, успел даже раздеться и кинуть белую рубашку на кресло. Кира высунула нос из-под одеяла и прошипела что-то очень некультурное, а потом добавила, что если блондин рискнет улечься с нею рядом, то она ляжет на полу и простудится. Селар горестно вздохнул и опять ушел: применять силу к беременной женщине он считал недопустимым.