Страница 16 из 46
— Что же произошло? Таня права: я веду себя, как собака на сене. Нет, я не должна выдавать своего смятения, ведь ничего не случилось. Ничего!
Старательно причесавшись и тщательно продумав свой наряд, Лизавета Сергеевна вышла к ужину, твердо решив не обнаруживать свои чувства. Молодежь за столом весело обсуждала предстоящий праздник. Приготовления велись весь день, дом ходил ходуном: вынимались старые вещи из сундуков, зачем-то посылалась экспедиция в деревню, дети мастерили костюмы, репетировали спектакль. Но нынче вечером было решено музицировать и танцевать.
Лизавета Сергеевна держалась мужественно, ничем не выдавая своих мук, хотя сразу приметила первые шаги подруги: Татьяна Дмитриевна выбрала место за столом возле Nikolas и постоянно обращалась к нему, кокетничала совершенно бесстыдно, как казалось Лизавете Сергеевне, и требовала ухаживать за ней. Юноша, как всегда, был предупредителен и внимателен к даме, отвечал на ее вопросы, улыбался, жаля в самое сердце молодую женщину, наблюдающую за ним. Хвостова заговорщески подмигнула подруге, когда та вошла. Она была тоже во всеоружии: изысканно причесана и одета к лицу. Ревнивый взгляд влюбленной женщины отмечал каждую деталь. Вот Nikolas склонился к даме, слушая ее, и их головы соприкоснулись, вот он улыбается мягкой, снисходительной улыбкой, как Ангел из ее сна. Она заметила также, что Александров поглядывает в сторону Мещерского довольно злобно, хотя молчит.
— Maman, а Nikolas обещал нам спеть «Жил-был король когда-то»! — похвастала маленькая Аннет.
— Ах да, mon ami, я еще не слышала его голоса, — тут же подхватила Татьяна Дмитриевна, — поэтому попросила Николеньку спеть, и он любезно согласился, — она подарила племяннику нежный взгляд, который, конечно, больно задел ее подругу.
«Коварная, жестокая Таня, зачем она так? — молча стонала Лизавета Сергеевна. — А Nikolas совсем не смотрит в мою сторону, он обижен до сих пор или… или уже пленен ею?» Она так погрузилась в свои размышления, что не слышала, о чем говорят за столом и включилась только тогда, когда доктор Крауз обратился к Мещерскому с вопросом:
— Что скажите вы, как человек, постигающий естественные науки?
Nikolas пожал плечами:
— На мой взгляд, это бездоказательно. Все вычисления и гипотезы требуют убедительных обоснований. Пока их нет. Существующая теория надумана, взята с неба, простите за дурной каламбур. Обитаемость Луны — это большой вопрос по сей день.
Лизавета Сергеевна поняла, что речь идет о прошлогодней сенсации — предположении об обитаемости Луны. Мещерский продолжал:
— Нынче весьма популярны Кабалла, алхимия Парацельса, магнетизм Меснера, но это все не наука. Я предпочитаю эмпирические доказательства. Влияние планет на человека, конечно, возможно, но все нужно доказывать.
— Значит, в гипнотизм вы тоже не верите: — неожиданно для себя спросила Лизавета Сергеевна.
— Гипнотизм как воздействие на человека определенных сил, безусловно, существует, — отвечал Nikolas. — Но это только медицинский факт, доктор может подтвердить.
Крауз снисходительно улыбнулся и ничего не сказал.
— А если не медицинский факт, а… — Лизавета Сергеевна замялась в поисках нужного слова, — из области чувств, сердечных отношений?
— Вы говорите о магнетизме личности? Но это тоже можно истолковать с точки зрения медицины.
— И только? — Лизавета Сергеевна внимательно смотрела на Мещерского, отчего тот несколько смутился, но ответил:
— Я не берусь судить о явлениях мира духовного, в это замешаны небеса. Христос безусловно обладал магнетизмом небесного происхождения. Иногда такое случается между людьми.
Татьяна Дмитриевна мгновенно внесла в разговор легкомысленную ноту:
— Ты говоришь о любви, mon sher? Конечно, это иногда случается между людьми.
Все засмеялись. С другого конца стола, где сидела молодежь и сложилась своя беседа, воззрились на них. Сергей громко произнес:
— Мещерский, не морочь дамам головы своей ученостью. Бьюсь об заклад, ты прочел уже целую лекцию о…
— О высокой любви! — зло усмехнувшись, добавил Александров. Налимов громко захохотал.
Лизавета Сергеевна видела, как напрягся Nikolas, еле сдерживая себя. Татьяна Дмитриевна не дала назреть скандалу:
— Однако мы засиделись, а мне не терпится услышать «Песню о блохе»!
Все застучали стульями, выходя из-за стола, и направились в гостиную. Лизавета Сергеевна успела подметить подметить, какими взглядами обменялись студент и гусар. Татьяна Дмитриевна взяла под руку Nikolas и повлекла за собой. Хозяйке предложил руку доктор Крауз. В гостиной шел спор, кто будет аккомпанировать. Решила все Татьяна Дмитриевна, сев к роялю сама и решительно раскрыв ноты. Мещерскому было явно не по себе от глаз, устремленных на него со всех сторон. Он пел здесь впервые на публике, если не брать в расчет репетиции водевиля, на которых присутствовали только избранные. Девочки были заинтригованы, все ждали с любопытством.
При первых звуках слегка дрожащего от волнения, но быстро набирающего мощь голоса Nikolas Лизавета Сергеевна чуть не расплакалась. Она почувствовала, как поднимается в ее душе горячая волна нежности, восторга, беспредельной любви. «Как он поет! Как он поет! — в упоении думала она. — Эти смягченные шипящие звуки, как он произносит, этот изумительный тембр! Какая же у него должна быть душа!» Впрочем, пение Мещерского на всех произвело сильное впечатление. Когда растаял последний звук, рукоплесканьям не было конца. Аннет прыгала на месте, кричала «Браво» и отбивала ладошки. Татьяна Дмитриевна, явно растроганная, со слезами на глазах приблизилась к Nikolas и поцеловала его в губы. Гусары дружно присвистнули, а Лизавета Сергеевна ахнула и стиснула веер. Сам Мещерский немного смутился. Девочки смотрели на него восхищенно, даже Крауз отметил:
— Да, неплохо, неплохо, пожалуй…
Упросили еще спеть Машу, она технично и виртуозно исполнила венецианские баркароллы. Лизавета Сергеевна петь категорически отказалась. Перешли к танцам, установив по обычаю очередность, кому садиться за рояль. Начали с любимого вальса.
Обычно не танцующая Лизавета Сергеевна уже было подсела с пяльцами к карточному столику смотреть, как тетушка раскладывает гран-пасьянс и занимать ее беседой. Она ревниво поглядывала в сторону танцующих пар (Татьяна Дмитриевна, конечно, вальсировала с племянником) и дважды укололась иглой. Неожиданно к ней подскочил Александров и расшаркался, предлагая тур вальса. Он был разгорячен вином, посему так храбр. «Ну, что ж? — подумала молодая женщина, — отчего и не станцевать, если другие танцуют?» И она подняла руку на плечо гусара. Александров вел легко и умело, он оказался прекрасным танцором. Лизавета Сергеевна ощутила вдруг давно забытое удовольствие от этого плавного скольжения по паркету и целиком отдалась ритму танца, не замечая, как волнуется от ее близости Александров, как крепко обнимает ее талию его рука и как сокращается расстояние между ними. Они танцевали молча, Александров пожирал даму глазами. Когда смолкла музыка, Лизавета Сергеевна едва выговорила «mersi» и упала на стул, раскрыв веер. Александров расположился возле.
Однако когда грянула мазурка, он не успел пригласить даму: гусара опередил Мещерский. Молодые люди стояли перед ней, ожидая своей участи. Лизавета Сергеевна протянула руку Nikolas. Александров не смог сдержать негодования: «Что за черт!»
Мещерский танцевал не так блестяще, как гусар, но Лизавета Сергеевна этого и не поняла даже, взволнованная всем происходящим.
— Он не обидел вас? — услышала она над ухом. — Мне показалось, он перебрал лишнего за ужином.
— О нет, мы славно танцевали!
— Это было заметно, — иронично усмехнулся Мещерский, — но Александров мог скомпрометировать вас.
— Вы, кажется, читаете мне мораль? — возмутилась Лизавета Сергеевна. — Пожалуйте тогда к своей тетушке!
Nikolas улыбнулся:
— Полноте, роль ревнивицы не для вас.
Лизавета Сергеевна, наконец, рискнула посмотреть на него и, когда увидела в этих ясных, византийских глазах теплый интерес и участие, почувствовала укор совести за дурные мысли и подозрения.