Молчаливая роза

Некоторое время они ехали по шоссе, потом пробирались в хитросплетении узких улочек Саутгемптона, носивших старые патриархальные названия вроде «Выгул для быков» и «Долина встреч». Миновав ряд домов, выстроенных в колониальном стиле, Джонатан остановился на шедшей вдоль кромки воды Мидоу-лейн у двухэтажного современного дома со стенами из голубого тонированного стекла. Эти своеобразные стены-окна выходили прямо на океан.

— Так вот, значит, какова ваша воплощенная мысль о семейном загородном доме, — с невольным восхищением произнесла Девон, когда Джонатан помог ей выйти из машины.

— А вы что, представляли себе усадьбу в южном стиле?

— Откровенно говоря, да.

— Мой отец выстроил дом незадолго до смерти. Моя покойная жена и моя сестра были единственными, кто умел извлекать из этого дома хоть какую-то радость и пользу.

Над крыльцом горел фонарь из цветного стекла, окантованного латунью. Он освещал пятачок перед входом, и его свет помог Джонатану попасть ключом в дверь. Черные мраморные полы контрастировали с белоснежными потолками, обитыми белой тканью пухлыми диванами и искрящимися белыми стенами. Висевшие на стенах картины современных художников выделялись яркими цветовыми пятнами на этом фоне.

— Итак, ваше мнение? — спросил Джонатан. Он взял Девон за руку и провел в гостиную. Сквозь стены-окна были видны океан и пляж. Казалось, что огромная светлая комната, в которую они вошли, являлась продолжением прибрежного пейзажа.

— Мне все здесь очень нравится, — честно призналась Девон.

В огромном камине уже вовсю полыхал огонь. Его яркие языки вздымались так высоко, словно хотели вырваться наружу.

— Я был уверен, что так и будет. — Джонатан помог Девон снять пальто и усадил ее в одно из кресел, стоявших полукругом перед камином. — Я покину вас на минуту, — сказал Джонатан и быстро вышел.

Он вернулся довольно скоро, неся серебряный поднос, заставленный тарелочками с сыром, крекерами и икрой. В центре подноса красовалась бутылка «Монтраше» и два запотевших от холода хрустальных бокала.

— Не думала, что мы здесь задержимся, — сказала Девон. Беспокойство овладело ею снова.

— В этом нет никакой необходимости… если вы сами не захотите. — Джонатан поставил Поднос на низкий длинный белый стол со столешницей из камня, но сам остался стоять, в ожидании ее решения.

— Ладно, бокал белого вина не повредит.

Джонатан улыбнулся своей ослепительной улыбкой победителя и присел рядом. Он торжественно откупорил бутылку и разлил вино по бокалам, однако Девон была настолько поглощена звуками океанского прибоя, что даже не взглянула на бокал, который ей поднес Джонатан, — просто сидела и смотрела невидящими глазами в темноту ночи. Джонатан нежно коснулся ее плеча.

— А ведь вы сейчас за тысячу миль отсюда. О чем вы думаете?

Девон очнулась словно от сна и взяла бокал из рук Джонатана. Сделав глоток, она откинулась на спинку кресла.

— Как это ни странно, я думала о Задаре. Я спрашивала себя сколько на свете живет людей, которые так жаждут уверовать в жизнь после смерти, что готовы выслушивать бред из уст Патриции Соломон?

Джонатан тоже пригубил вино.

— Полагаю, таких довольно много. — Он посмотрел на Девон, подняв глаза над краем своего бокала. — Вот вы, например, готовы обманывать себя только для того, чтобы ваша уверенность в истинности событий, происшедших в гостинице «Стаффорд», не померкла.

Девон не почувствовала ни раздражения, ни гнева, услышав эти слова, поскольку сама думала об этом сотни раз.

— Надеюсь, все обстоит не так, Джонатан. Я с самого начала не стремилась себя надувать, Но я и не исключаю полностью возможность того, что случившееся со мной вовсе не плод моей фантазии.

Джонатан откинулся на спинку дивана. Он сидел, потягивал вино и лишь изредка поглядывал на Девон, но постепенно его взгляд становился все более пронзительным, а глаза почти утратили серый оттенок, став прозрачно-голубыми. Заметив это, Девон разволновалась, сердце у нее снова бешено забилось.

Наконец он опустил свой бокал на полированную мраморную поверхность стола, потом забрал бокал у Девон и поставил его рядом со своим.

— Знаете что? Более всего меня привлекает в вас ваша честность, — Он наклонился к ней, и его пальцы коснулись подбородка Девон, слегка запрокидывая ее голову, а губы прижались к ее губам.

От неожиданности Девон словно окаменела, но только на мгновение. Губы Джонатана были теплыми, а его дыхание было смешано с ароматом вина. Когда его пальцы коснулись пульсировавшей жилки у нее за ухом, Девон опалило страстное желание, от которого она затрепетала. Застонав, она обхватила шею Джонатана руками и погрузила пальцы в его волнистые иссиня-черные волосы.

Что ты творишь? — попыталась она остановить себя, но голос страсти заглушил шепот благоразумия. Ее соски, тершиеся о его мускулистую грудь, стали твердеть. Девон услышала, как застонал Джонатан. Одна его рука придерживала ее за спину, в то время, как другая, медленно продвигаясь от талии вверх, наконец охватила ее грудь.

Бог мой! — подумала в панике Девон. Она не могла найти в себе достаточно сил для сопротивления, так как ее собственное возбуждение опасно росло. Долго это продолжаться не могло, и она чувствовала, что еще немного, и ее непрочная оборона падет, а этого допустить было нельзя.

— Джонатан… — прошептала она, когда он начал покрывать поцелуями ее лицо, поглаживая при этом ее припухший cocoк так что тот, затвердев, довольно болезненно уткнулся в плотную ткань бюстгальтера.

Еще несколько секунд, Принялась торговаться она сама с собой. Джонатан тем временем продолжал сокрушать ее оборону. Его язык проник в ее рот и теперь стремился к более глубинному исследованию этой влажной теплой пещерки. Неожиданно Девон услышала звук открывающейся застежки и осознала, что замок молнии ползет вниз. В следующий момент она почувствовала руки Джонатана у себя на спине. Тихий щелчок означал, что бюстгальтер расстегнут, и в следующее мгновение рука Джонатана оказалась на ее обнаженной груди и принялась ласкать ее столь умело, что Девон начала выгибать спину, инстинктивно выдвигая вперед грудь, чтобы полнее ощутить восхитительные прикосновения.

— Джонатан… — снова прошептала она, понимая при этом, что время для сопротивления безвозвратно упущено.

— Успокойся, дорогая, — донесся до нее тихий хрипловатый голос. Джонатан принялся освобождать ее от надетого поверх платья жакета. Руки Девон инстинктивно уперлись в его грудь, стараясь не допустить продолжения, но он нежно отвел их в сторону. — Тебе будет хорошо, я не собираюсь делать тебе больно.

Потом последовал еще один поцелуй, после чего Джонатан опустил голову, и ее груди скоро оказались в плену у его губ и рта.

Девон стонала в такт накатывающим на нее волнам блаженства. Господь Всемогущий, что же это я делаю! Впрочем, она отлично знала, что делает — вместо того чтобы отталкивать Джонатана, она, наоборот, притягивала его к себе, ощущая перекатывающиеся под его кожей стальные мускулы, в то время как желание полюбоваться его обнаженной плотью и коснуться ее неумолимо нарастало.

— Нам пора остановиться, — пробормотала она. Ее губы припухли и сладко ныли от его поцелуев. — Я не могу так больше… Я…

— Тс-с! — только и сказал он, а потом добавил: — Так или иначе, это должно случиться. Почему бы этому не произойти прямо сейчас?

Девон совершила героическую попытку выпрямиться, но Джонатан снова склонил голову к ее обнаженной груди и ее усилия не увенчались успехом. Его язык неутомимо трудился над ее сосками, и когда, казалось, этого уже больше нельзя было терпеть, Джонатан открыл рот и принял в него розовые набухшие стерженьки.

— Господи! — застонала Девон, откидывая голову назад. Мощное тело Джонатана уже вдавливало ее плоть в мягкие подушки.

Страсть и жар любви заполыхали в ней огненным смерчем. Желание переполняло ее естество, но вдруг снова, как бы со стороны, послышались призывы здравого смысла к осторожности. Что будет завтра? Этот надоедливый вопрос все больше овладевал ее сознанием. Кто знает, возможно, для него любовь является чем-то вроде акта удовлетворения физических потребностей? Что, если она ничего для него не значит? Готова ли она принять такую печальную истину?